Лидия Чарская - Счастливчик (сборник)

– Ну-с, я жду! – еще строже произнес на весь класс Григорий Исаевич.

Опять молчание. Только детские лица вытягиваются длиннее.

– Кто же виноват? Отвечайте сейчас! Чьих это рук дело? – сердится директор.

Легкий шепот проносится по классу:

– Мы все закинули!.. Мы все виноваты, Григорий Исаевич! – слышатся покорные и робкие голоса.

– Как – все? Что за чушь! Не может быть, чтобы весь класс! – окончательно выходит из себя директор.

– Все! – тихим звуком проносится по комнате, как шелест ветерка.

– Все виноваты, до единого? – снова, волнуясь, спрашивает Григорий Исаевич.

– Все виноваты, все! – получается дружный ответ.

Директор подходит к Счастливчику, кладет ему руку на плечо.

– Ну, а ты что скажешь, новенький? Кто сделал это? – и он поднял кверху палец, указывая на злополучный, тихо покачивающийся на лампе костюм.

Счастливчик поднимает голову, окидывает глазами класс. Вон прямо на него обращены испуганные, взволнованные, побелевшие от страха лица тех двух больших злых мальчиков, которые так гадко поступили с ним сегодня. Что, если назвать их директору?.. Их строго накажут, и больше никогда-никогда никто не посмеет обидеть Счастливчика.

Мысли в белокурой головке реют быстро и гневно, немилостивые, жестокие мысли, а сердечко, доброе сердечко Счастливчика выстукивает совсем другое. «Ну, пожалуешься ты на них, ну, накажут их строго, – выстукивает сердечко, – и что же? Легче от этого будет, что ли? Сестра Ляля постоянно говорит: „Надо прощать врагов, надо отпускать обиды, тогда только и будет хорошая, светлая, радостная жизнь на земле“».

И при этой мысли теплая волна заливает маленькую душ у. Хочется простить и Верст у, и Калмыка, всем сердцем простить, искренно, горячо, пылко.

Директор внимательно смотрит на милое, заалев-шее лицо Счастливчика.

– Ну, что же? Кто закинул твой костюм? – спрашивает директор. – Дождусь я ответа? – спрашивает он строг о.

Кира делает над собой невероятное усилие. Он не привык ко лжи. Он не умеет лгать, Счастливчик. Но сейчас, когда требуется спасти товарищей, приходится поневоле сказать неправду, ложь…

Черные глаза опускаются, губки раскрылись. Из-под нависших кудрей выглядывает малиновое от смущения лицо.

– Все… – с усилием говорит Счастливчик. – Все закинули, весь класс…

И помолчав немного, неожиданно прибавляет, к полному изумлению присутствующих:

– И я тоже!.. И я закидывал тоже на лампу мой костюм…

Это вышло так неожиданно, что директор, воспитатель, а за ними и весь класс ошеломлены. Они смотрят на Счастливчика изумленными, недоумевающими глазами.

Потом директор еще раз вскидывает на Счастливчика внимательный, зоркий взгляд. Неопределенная улыбка скользит по его губам.

Должно быть, директору и жаль мальчика за то, что он сказал неправду, и отчасти он доволен новеньким, который не хочет отплачивать злом за зло. А что новенькому причинили зло – в этом директор теперь уже не сомневался. Недаром же так горько плакал новенький и у него был такой измученный, испуганный и грустно-растерянный вид.

Директора точно что подтолкнуло к Кире. Он взял его за руку, притянул к себе, откинул ему кудри со лба.

– Вот это надо убрать завтра же! – произнес он, указывая на его волосы. – И помни, что в гимназии нельзя быть такой росомахой и позволять с собой делать, что только вздумается другим. А вы все, в наказание за шалость, останетесь на час после у роков сегодня в гимназии.

И, сказав это, директор, делая строгое лицо, вышел из класса.

Лицо было строгое, но на губах его играла та же чуть заметная добрая улыбка.

– Ай да овечка!

– Ай да девчонка!

– Молодец, овечка!

– Молодец, девчонка!

– Ура, Лилипутик!

– Не Лилипутик, а герой!

– Молодчинище, герой! Постоять сумел горой!

– Не выдал товарищей!

Все эти крики, сыпавшиеся со всех сторон, едва не оглушили Киру.

Мальчики теперь гурьбой толпились вокруг него, воспользовавшись минутой, когда директор вышел из класса в сопровождении Дедушки, которого он позвал за собой.

Кто-то полез на стол, потянулся к лампе и, стащив с нее костюм Счастливчика, подал его Кире.

Опять проворные руки стали суетливо хлопотать вокруг мальчика, быстро одевая его.

Помидор Иванович, Янко, Гарцев, Голубин, черненький, как цыганенок, Малинин – все наперерыв старались услужить ему.

– Если еще кто-нибудь когда-нибудь осмелится проделать с ним что-либо такое, я так отпотчую, что… – с пылающими щеками кричал неистово Ваня Курнышов.

Ваня не кончил. Кто-то отстранил его от Счастливчика, встал на его место и ударил легонько Киру по плечу.

Счастливчик поднял глаза. Перед ним стоял Подгурин. За ним Калмык, красный как морковь, со смущенно бегающими маленькими глазками.

– Ты уж того… брат… прости, Лилипутик… – ронял смущенно Подгурин, – мы, брат, не знали, что ты такой рубаха-парень и герой.

– Лихой, брат, товарищ! – вторил ему и Калмык, просовывая под чьим-то плечом свою скуластую физиономию.

– Ты, брат, не взыщи, – ронял снова долговязый Подгурин, – прости… Неладно у нас это вышло и с завтраком, и с костюмом. Или вот что: дай мне хорошего тумака, а я ни-ни… сдачи… Вот и будем квиты.

– И мне тоже! И мне тоже! – обрадовался Бурьянов.

Но Счастливчик никак не решался исполнить эту оригинальную просьбу.

Между тем десятки рук успели одеть его, привести в порядок.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало радовались мальчики. – Ну вот! Ну вот! Теперь хоть не только директор входи, а и сам министр. Милости просим! Всё в исправности!

– Братцы! Я предлагаю качать Раева за его товарищеский поступок! – звонко воскликнул Помидор Иванович и, прежде нежели Счастливчик успел опомниться, подхватил его на руки.

Десятка четыре рук, маленьких и средних, чистых и грязных, щедро отмеченных чернильными пятнами, потянулись к Счастливчик у. Его осторожно подбрасывали и раскачивали в воздухе и припевали со смехом и визгом:

– Слава Лилипутику, слава! Слава кудрявому, слава! Счастливчик, смеющийся, повеселевший, с растрепанными локонами и пылающим лицом, принимал все эти знаки восторга.

Вернувшись с monsieur Диро домой, Счастливчик не желал волновать бабушку и Лялю и, рассказывая о первом проведенном в гимназии дне, умолчал об истории с костюмом и завтраком.

Одному только Мик-Мик у, пришедшему к нему вечером репетировать уроки, поведал он все до капельки. Мик-Мик внимательно слушал своего маленького ученика и заставлял его повторять по нескольку раз, что сказал директор, как отвечал ему Счастливчик, как его «чествовали» всем классом.

Счастливчик не скрыл ничего от Мик-Мика. Мик-Мик не выдаст, Мик-Мик не пойдет, испуганный, к бабушке, не за хочет вступаться за него, Счастливчика, или жаловаться на негодных мальчуганов, как это, наверное, сделал бы monsieur Диро. Мик-Мик непременно желает видеть в Счастливчике маленького мужчину и всячески поддерживает это сознание и в самом Кире. Вот почему так любит Счастливчик своего молодого учителя, так искренен и откровенен он с ним.