Евгений Пермяк - Тонкая струна

У нас в те дни ночевал мой школьный товарищ Коля Мякишев. Поздно вечером, на третий или на четвёртый день каникул, когда бабушка спала на глинобитной лежанке, [5] Глинобитная — сделанная из смеси глины с песком. Лежанка — длинный выступ у печки для лежания. мы втроём — я, Коля и Танечка — сидели на скамеечке, поставленной на стол. Нижние стёкла окон были заморожены, а верхние нет, и через них можно было смотреть на степь, освещённую луной.

Эта красота серебряно-голубого снега, волшебного лунного освещения и морозной прозрачности воздуха уводила нас в сказочный мир, в мир мечтаний.

Снежная степная низина распростёрлась такая бескрайняя, что нам чудилось, будто мы сидим у штурвала воздушного корабля, который вот-вот двинется и полетит между звёздами и снежной равниной над миром.

Хорошо! Всюду мороз. Тридцать, а может быть, и сорок градусов. А мы сидим в своём воздушном корабле. В одних чулках. И нам не холодно. Если бы бабушка не похрапывала, то ничто не мешало бы нашему воображаемому путешествию.

И вот, любуясь далями, мы заметили тёмную движущуюся точку. Первой заметила её Танечка и шепнула Коле:

— Волк!

Всякой другой девочке Коля сказал бы обидное, а Танечке он всего лишь мягко разъяснил:

— Волки не бегают зимой в одиночку. Да ещё по дороге. Это отставшая собака возвращается в село.

Мне тоже хотелось думать, что это волк, и я поддержал сестру, сказав, что такой походки у собак не бывает. Хотя я и не знал, какая походка у волка.

Животное между тем приближалось. То останавливаясь и присаживаясь на несколько секунд, будто отдыхая, то снова переходя на крупную рысь, неизвестное четвероногое не сворачивало с дровяной дороги, ведущей в дальний березняк.

— Ну, теперь видите, что это овчарка? — сказал Коля. — Это Дозор Щёкиных.

Но когда этот самый Дозор снова остановился и, подняв голову, завыл, что называется, на луну, Танечка прижалась ко мне и, делая вид, будто дрожит, сказала:

— Васечка, мне страшно! Это серый.

— Это волк, — подтвердил Коля.

Да, это был волк. Через двойные рамы окна не было слышно воя, зато было видно, как волк открывал свою пасть. Мне даже показалось, будто я вижу его зубы.

Повыв так, волк направился дальше. Зимняя дорога в березняк проходила мимо нашего дома, и мы увидели волка совсем близко. Я посмотрел на стену, чтобы убедиться, тут ли папино ружьё. Как будто оно как-то могло пригодиться! Я никогда ещё в жизни не стрелял из ружья. Но мне показалось, что в случае крайней необходимости я могу выстрелить в волка через форточку. И эта возможность вскоре представилась, но я в эту минуту забыл не только о ружье, но и о своём собственном существовании.

Волк подошёл к окну. Подошёл и приподнялся. Стоя на задних лапах, передними он едва не касался окна.

Теперь уж не нужно было делать вид, что мы дрожим. У нас стучали зубы. Но бабушку мы не разбудили. Коля предложил взять из ящика стола ножи. Это были столовые ножи. Мы их взяли.

А волк тем временем, словно проверив, что в доме всё спокойно, направился к нашему ягнятнику. Мы перешли к другому окну.

Бедные ягнята!

Коля нашёл в кухне топор. Это придало ему ещё более воинственный вид. А я взял лом. Это было тоже достаточно нелепо, но, видимо, необходимо в те минуты.

Волк трижды обошёл ягнятник, затем влез на его крышу и стал разрывать лапами снег, затем мёрзлую землю. Таня, схватив меня за руку, сказала мне, как взрослая взрослому человеку:

— Василий, ты должен выстрелить в него и спасти ягнят.

— Это невозможно, — сказал я, — потому что в кухонном окне крепко-накрепко замазана форточка.

Волк, убедившись, что замёрзшей земли ему не разрыть, подошёл к двери ягнятника. Он долго принюхивался, затем стал ломиться в дверь.

Но напрасно. Будто обессилев и отчаявшись, он сел. Тут его привлёк другой запах. Он направился к бочке.

Это была узкая и длинная бочка. Отцу отдали её на салотопенном заводе. Она была пропитана жиром. И отец хотел вкопать эту бочку в землю около канавки, для того чтобы собирать сточные и талые воды для поливки будущего нашего садика и огорода. В бочке можно было держать запас воды в семьдесят — восемьдесят вёдер. Это не маленький запас. Просаленная бочка, по мнению отца, могла долго простоять в земле как сруб наливного колодца.

Запах лежащей на боку бочки привлёк волка, и он влез в неё. И нам показалось, что мы слышим, как он сгрызает жирные бока бочки.

Так прошло минут двадцать. Покинув бочку, волк сел возле неё, облизываясь. Облизываясь точь-в-точь как Дозор Щёкиных. И я подумал: а не Дозор ли это?

Нет. Сомнения мои рассеялись тотчас, как только чего-то испугавшийся волк сделал огромный прыжок и пустился наутёк. Мы снова перешли в большую комнату, взобрались на стол и наблюдали, как он удирает по той же дороге.

Часы пробили три, а нам было не до сна. Мы забрались на печку и шёпотом, чтобы не разбудить бабушку, делились впечатлениями и обсуждали планы поимки волка. Чего только мы не выдумали тогда!

Коля, например, предлагал зарядить ружьё картечью, укрепить его на треноге, затем нацелить на бочку. И, как только волк появится снова и начнёт выгрызать сало, дёрнуть за шнурок, привязанный к спусковому крючку ружья.

Я предлагал поставить капканы. Но где их взять?

Танечка предложила приделать к бочке крышку. Приделать её так, чтобы она захлопнулась тотчас, как только волк войдёт в бочку. Это на первый взгляд нам показалось нелепостью, а наутро мы увидели в Танином предложении разумное зерно.

Коля сказал:

— Если крышку сделать с защёлкой, волк не откроет её.

— Но как сделать, чтобы она захлопнулась? — спросил я.

И Таня сказала:

— Так же, как дверку мышеловки.

Это опять показалось нелепым, но мы сделали именно так, как советовала Танечка.

Соорудив крышку, мы навесили её на петли. Защёлкой послужила нам воротная щеколда с пружиной. На крышку мы положили три кирпича, чтобы она быстрее захлопнулась. Внутрь бочки мы протянули бечеву, на конец которой было решено подвесить мясо, как это делают в мышеловке. Как только зверь потянет за мясо, он сорвёт крючок рычага, удерживающего крышку бочки в поднятом состоянии.

Когда сооружение было закончено, мы с Колей поочерёдно изображали волков, залезая на четвереньках в бочку. Крышка исправно захлопывалась, и щеколда запирала её.

Всё это делалось тайно. Бабушке было сказано, что мы строим зимнюю избушку для игры.

Наступила вторая ночь. Мы заняли сторожевой пост. Волк не появлялся. Мы уснули после того, как часы пробили четыре утра.

Наступила третья ночь. Мы верили, что он рано или поздно явится. И он явился. Мы его узнали издали. На этот раз он, не останавливаясь, мчался к бочке. Мы стремглав перебежали к кухонному окну. Коля споткнулся в темноте. Это насторожило волка, но вскоре он успокоился и подошёл к отверстию бочки.