Александр Дорофеев - Узелок на память

Когда-то мой юный дядя работал в геологической партии, в песках Кызылкум. И понадобилось сходить в соседний поселок, не дожидаясь машины.

Кругом был тихий-тихий песок и маленькие тихие кустики верблюжьей колючки. Дядя шел себе и шел, полагая, что ноги выведут. А ноги рассудили иначе – попросту увели в сторону.

Обычная история. Всегда одна нога пошустрее, опережает другую. А дядя тогда не знал, у какой ноги какой характер, – и долго петлял по пустыне.

В конце концов увидал три пальмы и водокачку, где черный паровоз заправлялся водой, и понял, что заблудился. Отчаявшись, пополз на четвереньках. И вероятно, руки уравняли ноги. Путь выпрямился, хотя к тому времени был так ужасно искривлен, что дядя выполз обратно к палаточному лагерю.

– Понавязал узлов, бедолага? – встретил его начальник экспедиции, уже собиравший людей на поиски.

– Ничего не вязал, – ответил разгоряченный песками дядя. Он стыдился неразумности ног и возвращения на четвереньках. И не подозревал, что «связать узел» означает просто заблудиться, вернуться, напетляв, на прежнее место.

На другой день прилетел вертолет для аэрофотосъемки. И дядя как-то вдруг понял, что его, дядино, место, конечно, в небе, а не в песках. Когда вертолет набрал высоту, дядя увидел весь свой замысловатый путь, сохранившийся посреди барханов и неприметной верблюжьей колючки.

– Коровий узел! – крикнул пилот.

Дядя было обиделся. А пилот достал веревку и завязал узел, очень похожий по рисунку на след в пустыне.

– Коровьим узлом привязываю вертолет к столбу на случай песчаной бури, – пояснил он. – Простой узел. Вот если б ты чертил на песке «баранью ногу» или «южный крест», дня три бродил бы.

Дядя был поражен. «Наверное, – думал юный дядя, – так уж устроен человек. Вяжет узлы там и сям, когда надо и когда не надо. Завяжет и не знает, как распутать»…

С тех-то пор дядя и собирает узлы.

– Гляди, какое богатство! – встречает меня на пороге.

С потолка и дверных притолок, с лампочек и со множества специальных гвоздей свисают веревки, на которых понавязано узлов. И у каждого свое название. И каждому свое назначение.

Узлы шахтерские и курьерские, докерские и бурлацкие, мельничные и пожарные, пиратские и боцманские, скорняжные и охотничьи, хирургические и морские. Здесь и акулий узел и щучий, змеиный и верблюжий, устричный и черепаший. Есть даже родильный, которым пупки завязывают. А на почетном месте в красном углу – «мартышкина цепочка» и «кошачья лапа», «травяная петля» и «мокрый полуштык».

Дядя собрал и выучил наизусть сотни узлов.

– Да это, брат, малая часть известных человечеству, – вздыхает дядя. – Недавно освоил узелковое письмо! Однако не знаю, с кем переписываться.

Но уж если кому-то надобно надежно упаковать вещи, завязать галстук или просто красивый бант – пожалуйста, к дяде!

Однажды в доме случился пожар. Мигом дядя сплел узелковую лестницу и спускал людей из окон, покуда не подоспели пожарные.

Когда я прихожу в гости, дядя обязательно разложит на столе веревки.

– Беседочный узел! – веревка мелькает в его руках. Дядя закрывает глаза, как пианист-виртуоз, и отворачивается, чтобы я не думал, будто подглядывает. Раз-два, и на веревке узел с плавной петлей.

– Король узлов! – любуется дядя. – Ему пять тысяч лет, еще древние египтяне вязали, когда пирамиды строили, – любую тяжесть выдержит.

Он откладывает беседочный в сторону и, высоко подняв две веревки, объявляет:

– Кинжальный! – пальцы пробегают, перепрыгивают друг через друга, и веревки соединяются в одну, с узелком посередине. Дядя тянет за концы – узел трепещет, покряхтывает, играет мускулами, но сидит на месте.

– Прямой! – хватает дядя следующую веревку. – Древние греки называли его геракловым. Вот так он завязывал на груди львиную шкуру! – Поглаживает прямой гераклов узел и счастливо улыбается.

– Да, седая история, – говорю я. – Кому они сейчас нужны?

Дядя слова не может вымолвить и завязывает от волнения пару невероятно крупных узлов, напоминающих головы древних мыслителей.

– Да как же! – говорит, чуть успокоившись. – Куда ни плюнь, всюду узлы. Все вяжут. В прямом и переносном смысле. И если честно, наш мир – один громадный узел из трех веревок, затянутый Создателем! Божий узел, который хоть и прост, а не распутать…

Он протягивает мне веревочку:

– Ну-ка, порадуй, завяжи что-нибудь, для души.

Я отнекиваюсь, а потом-таки завязываю кое-как единственный, который знаю, – милый узелочек с виду.

– Бабий! – хватается дядя за сердце. – Предательский! – Он тянет веревку за концы, и узел вертится, сползает.

– Одни беды из-за бабьих узлов! – рычит дядя, швыряет веревку и топчет, как змею. – Им только платки подвязывать. Да хоть рифовый покажи, которым шнурки на ботинках, – умоляет он.

Я охотно поднимаю ногу в ботинке с «молнией». Дядя безнадежно вздыхает и переходит к собранию кактусов.

– Понюхай, – сует в нос лохматое чудовище с черным смердящим цветком на макушке. – Ну, в полноздри!

Я вежливо нюхаю, киваю и думаю про себя… Где же, думаю, в каких заповедных лугах бегает сейчас, пасется мой конек? Доберусь ли до него когда-нибудь? Признаю ли в нем своего?

И еще думаю – уж не дядя ли мой конек? Эдакий генерал вообще – от кактусов, узлов и жизни. Все о нем знаю. И где бы ни был, куда бы ни пришел, о нем рассказываю, вроде сплетничаю. Узлы вяжу, как говорят в народе.