Лев Давыдычев - Друзья мои, приятели

— Отпустите! Отпустите! — раздался чей-то голос. — Сумку отпустите!

Павлик почувствовал, что его кто-то тянет. Оказалось, за пуговицу его пиджака зацепилась авоська тётеньки, которая и кричала: «Отпустите!»

Пришлось Павлику спрыгнуть на землю и отцепляться от тётеньки.

Больше он с Люсей не встретился и очень-очень жалел об этом.

Это и было его тайной.

Вот сегодня Павлик снова вспомнил о Люсе и загрустил. Ему всё ещё было стыдно.

Утром он встретил Петю Масалкина. Если вы забыли его, я вам напомню: это тот самый мальчик, который спас бескозырку.

Едва они с Павликом поздоровались, не успели даже попрыгать от радости, как прибежал Мурашкин.

— Ночью я упал с кровати, — таинственным голосом сообщил он, — не верите?

— Верим, — ответил Петя. — Бывает. Здорово стукнулся?

— Пустяки. Вот в детстве я навернулся с качелей. Это было ужасно. А с кровати — ерунда. Вы думаете, я зря упал?

— А что? — спросил Павлик. — С пользой?

— Ещё бы! Я сделал научное открытие!

— А кровать при чём?

— Я упал от радости, — объяснил Мурашкин. — Я обрадовался, когда увидел во сне эту чудесную машину. Понимаете, когда я летел с кровати, я ещё помнил машину, а когда стукнулся лбом… всё вылетело из головы.

— Смешной ты человек, Мурашкин, — сказал Павлик. — И вечно ты всё что-нибудь выдумываешь или врёшь.

— Вру, вру, — пробормотал Мурашкин. — Это не беда. Говорят, порошок такой есть. Проглотишь — и будь спокоен, не соврёшь. Вот достану такого порошка…

— Я знаю твою машину… — задумчиво произнёс Петя, — это вездеход.

— Точно! — закричал Мурашкин. — Вездеход! И я вспомнил! Построим вездеход и поедем! Сначала проедем по Нижним Петухам, по всем улицам и закоулкам. Пусть смотрят и завидуют! Про нас в журнале «Огонёк» напечатают!

— Обдумать надо, — попробовал возразить Павлик, но Петя перебил:

— Строить надо.

— Правильно, правильно! — поддержал Мурашкин. — Главное — не трусить! Если струсите, я сам лодку достану, сам вездеход построю, заревёте тогда от зависти!

— Идём! — позвал Павлик.

Постройка вездехода оказалась лёгким делом. Честно говоря, это был не вездеход, а просто старая лодка.

Мурашкин белой краской написал на корме и на носу

Когда он стал исправлять ошибку, получилось

— Ничего, — сказал Мурашкин, — лишь бы не утонул.

Но едва «Патух» отплыл от берега несколько метров, он начал медленно погружаться в воду.

— Бросай лишний груз! — скомандовал Мурашкин и выпрыгнул из лодки.

«Патух» быстро наполнялся водой.

Петя стал грести изо всех сил, и вездеход у самого берега лёг на дно. Борта лодки торчали из воды.

Раздался громкий хохот.

Это хохотал Вилька Чудиков. Он стоял на берегу и строил рожи.

— Уйди отсюда! — крикнул Павлик. — Получишь!

— Как бы вы не получили! Потонул ваш «Патух»! И колёс у него нету!

— Точно! — крикнул Мурашкин. Он вылез из воды, мокрый и напуганный. — Почему вездеход потонул? Да потому что колёс у него нет! Какой же может быть вездеход без колёс?

— Я могу достать, — сказал сухопутный пират.

— Где? — хором спросили ребята.

— Моё дело.

Ребята переглянулись. Предложение Вильки было заманчивым. Человечишка он, конечно, неважный, но — колёса! Где их иначе возьмёшь?

— Нельзя с ним связываться, — после долгого молчания сказал Павлик, — подведёт.

Вилька презрительно плюнул и сказал:

— Ты, дачник! Трус!

— Проверить надо, кто трус.

— А что проверять? — испуганно спросил Мурашкин. — Все знают, что вот я, например, храбрый. И проверять нечего.

— Сегодня ночью я пойду за колёсами, — угрожающе проговорил Вилька, — ночью…

Все примолкли.

Всем стало страшно.

Слышно было, как капала вода с пиджака Мурашкина.

— Пойдёшь со мной, дачник? — спросил Вилька.

— А почему обязательно ночью?

— Если трусишь, можешь не ходить.

— Я никогда не трушу, — сквозь зубы ответил Павлик.

Ночь выдалась тёмная. Луна катилась по небу, будто гонимая ветром. Когда она скрывалась за тучами, становилось ещё темнее, как в кинотеатре перед началом сеанса.

Но постепенно глаза привыкли к темноте, и Павлик видел даже большие оттопыренные уши Вильки. Тот шёл впереди.

Лишь в редких окнах горел свет. Где-то громко играло радио. Сколько ни вслушивался Павлик, он не мог разобрать слов песни. Мешало волнение.

— Скоро? — прошептал он.

— Боишься?

— Почти нет.

— Стрелять будут, ложись! — посоветовал Вилька.

Павлик съёжился. Он ведь не хотел идти за колёсами, но пошёл. Почему? — спросите вы. А помните Люсю? Тогда Павлик испугался насмешек — струсил. И вот сейчас он думал: знала бы Люся, каким он стал храбрым!

Но было страшно. Ему казалось, что со всех сторон на него смотрят осуждающие глаза.

— СТОЙ!

Он едва не крикнул от страха, остановился, отдышался и понял, что голос ему просто почудился.

— Внимание, — прошептал Вилька, — здесь…

Они были у двухэтажной дачи, окружённой садом. Вилька пошарил дрожащей рукой, повернул вертушку и толкнул калитку. Павлик шагнул следом.

Они шли, держась за изгородь.

Эх, убежать бы!

— Вот колёса, — прошептал Вилька, — кати…

Павлик поставил колесо и начал толкать. Колесо было тяжёлым.

Вдруг откуда-то сверху бабахнул выстрел.

Мелькнул огонь.

Вилька упал.

Павлик бросился к калитке, но мозг пронзила мысль: не бросай товарища в беде! Он схватил Вильку за ногу и потащил.

В окнах загорелся свет. Хлопнула дверь.

— Стой! Стрелять буду!

Выпустив Вилькину ногу, Павлик остановился. К нему подошёл мужчина с ружьём в руках.

— Хорош герой! — сказал он. — А ну, пошли в дом! Павлик посмотрел вниз: Вильки не было.

Его провели на кухню. Странно: он не испытывал никакого страха. Ему было стыдно. Он согласился бы сейчас умереть, если бы первого сентября ему не надо было идти в первый класс.

В кухню заглянули несколько человек. Алексей Егорович (а это был именно он) что-то им сказал, и они ушли.

— Как тебя звать?

— Павлик.

— А фамилия?

— Меркушев.

— А где живёшь?

— Восьмая дача.

Алексей Егорович задумался и сказал:

— Где-то я слышал твою фамилию… Это не ты ловлю тигров организовал? Это из-за тебя мальчик в яме чуть не погиб?

— Он сам в яму залез. Никто его не просил.

— Сам? — Видно было, что Алексей Егорович не поверил. — Ну, не будем вспоминать тигров. А ты вот до воровства дошёл. Ты понимаешь, что за такие делишки судят?