Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

На долю еврейского писателя Михаила Лева выпало столько страданий и испытаний духа, что их хватило бы на многих людей… Курсант Подольского военного училища, он был поднят по тревоге в бой на подступах к столице. Раненный, попал в плен, испытал ужас концлагерей, дважды бежал из плена, во второй раз — успешно. Воевал в партизанском отряде, стал начальником штаба партизанского полка, еще не зная в то время, что немцы расстреляли мать недалеко от родного дома, а отца, опустив в заброшенную шахту, заживо закопали…

Жизнь сурово обошлась с Михаилом Левом. Он увидел ее крутую хребтину. Но ему досталось и счастье преодоления сложности судьбы, то, что делает писателя жизненным и интересным людям.

Поэзия подвига — вот что движет сюжеты его произведений, вот что скрепляет нити повествования его книги, в которую вошли три части повести «Если бы не друзья мои…»: «Курсанты», «Всюду вместе», «Снова в строю», а также повесть «Юность Жака Альбро».

Повесть «Если бы не друзья мои…» в основе своей автобиографична. И в той степени, как «автобиографично» любое произведение, в котором отложился личный опыт автора, и в том, более узком значении слова, когда автор строит повествование на событиях, пережитых лично, увиденных лицом к лицу. Иначе говоря, перед нами документированная художественная проза. О жанре стоит сказать подробнее.

Долгое время в «реестрах» литературоведения художественная и документальная проза, мемуары значились обособленно. Потом мемуары переросли жанр личных свидетельств об истории и стали ближе к лирической прозе. Хотя произведения, скажем, Ольги Берггольц, начавшей лирический поток советской прозы 50-х годов, основываются на личных наблюдениях автора, герой не совпадает с образом художника, его создавшего. В советской литературе того периода лирическая проза слила документ и личное свидетельство, породила новый тип произведений — «Дневные звезды» О. Берггольц, «Ледовый дневник» Ю. Смуула и др. Потом, в 60-е годы, появятся произведения прозы и драматургии (театра и кино), основанные на строгом документе, фактах действительности, где авторское, лирическое начало сводится к минимуму. Все чаще первичный документальный материал — дневники, сводки, письма и архивные данные — начинает играть доминирующую роль. Доверие к «несочиненному», непридуманному вытесняет вымысел автора. Сегодня, когда мы читаем «Хатынскую повесть», «Я — из огненной деревни», «Блокадную книгу», «Каратели», мы знаем, что это такое — документированная литература. «Если бы не друзья мои…» — такая книга.

Конечно, ничто не заставило художника так переоценить ценности, как война. Она научила больше уважать реальность, считаться с фактами, которые несут огромный эмоциональный смысл. Писатели военной темы — фронтовики знают, что никакая фантазия не может сравниться с трагическим опытом тех лет.

В книге «Если бы не друзья мои…» повествуется, как советский воин, еврей по национальности, попал в окружение, оказался в плену у фашистов, в концентрационном лагере, прошел через ад унижений, физических и нравственных издевательств, как он выстоял в этой неравной борьбе, вошел в контакт с другими героями и бежал. Если бы не товарищеская спайка, интернациональная солидарность, моральная поддержка — разве можно было бы выжить, выстоять, вернуться в строй борцов против фашизма?

Во второй части повести «Всюду вместе» — много жестких зарисовок быта лагеря, портреты людей стойких и тех, кто предал родину.

Хочется обратить внимание читателя на такую сторону повести Михаила Лева, как пристальный взгляд автора на психологию человека, либо теряющего связь с родиной и друзьями по судьбе, либо противостоящего разрушению личности. Вот рассказ о вербовке немцами «добровольцев» для борьбы с русскими партизанами. На стене барака с внешней стороны — плакаты, листовки. На одном плакате изображен румяный повар и дымящийся котел. А вдали — истощенные люди за колючей проволокой. «Людям, умирающим с голода, если только дух их ослабел, такое западает в душу. Приманка застревает где-то в подсознании и на каком-то этапе обретает неожиданную силу. Берегись тогда — ты уже запутался в липкой паутине, что соткал для тебя двуногий паук. Душа твоя в опасности, ей грозит нечто более страшное, чем смерть, если только кто-то, отважный и мужественный, ради твоего спасения не поползет глухой ночью от стены к стене и кусочком угля — карандаша у него нет — спеша и волнуясь, не напишет вкривь и вкось на одном плакате: «Пока ты еще не стал предателем, одумайся!», на другом: «Лучше смерть, чем предательство!», на третьем: «Цена их обеда — братоубийство».

Да, люди в плену боролись за других, не только за себя. Вдумаемся в это. Значит, нужны были дополнительные силы души, нужно было быть Человеком прежде всего! Ни на минуту нельзя было расслабиться, «отвечать только за себя».

Мастерство психологизма М. Лева проявилось в создании такого сложного образа, как Аверов. Автор не досказывает до конца, кто такой Аверов. Человек он смелый, решительный, по своей воле не стал бы делать плохое людям, своим бывшим товарищам по несчастью плена. Почему же он сотрудничает с немцами? Это дано намеком. Он чем-то ожесточен, он не верит в братство людей, он не знает, что такое воспитание добром. Жизнь когда-то повернулась к нему своей недоброй стороной. Автор занимает твердую позицию осуждения Аверова в его споре с пленным летчиком, который ночью рассказывает о сидевшем в советской тюрьме человеке, ставшем потом полицаем, пытается вскрыть корни измены, той измены, о которой говорит Аверов: «Вот он и обозлился…» Да, во время народных испытаний не все выдерживали экзамен на внутреннюю стойкость. Это были люди, как понятно каждому, непрочные в моральном отношении, духовно ущемленные, для них личные обиды становились главным мерилом оценки событий. Писатель осуждает таких людей и в то же время обращает наше внимание на то, что незаслуженные обиды могут стать первой ступенью на пути к предательству. Этот вывод предполагает каждая честная книга о прошлых годах, о серьезных испытаниях народа. Нас всегда интересует, почему один человек становится героем, а другой — трусом или эгоистом. Какими путями идет становление личности вообще, а в экстремальных условиях в частности. Как опускается он на дно предательства общих интересов.