Лидия Чарская - Счастливчик

Пирожки Помидор Иванович ест, посыпая солью и закусывая их хлебом. Суп он не ест, а «хлебает» так громко, как будто в столовой собран целый оркестр музыки, дающий в честь обедающих концерт. Морковь, брюссельскую капусту, стручки и прочую зелень, которую обыкновенно Счастливчик старательно выуживает из супа и раскидывает по краям тарелки, Ваня Курнышов уничтожает с завидным аппетитом. Его тарелка чиста. На дне не осталось ни капельки супа. Судомойке на кухне не будет слишком много забот с его тарелкой.

На второе подана дичь. Ваня берет рябчика в руки и с громким присвистыванием и причмокиванием обсасывает каждую косточку, причем также не забывает обильно посыпать каждый кусок рябчика солью и заедать несколькими кусками хлеба.

— Наш папа говорит, что соленый огурец дольше держится, чем пресный, — смеясь, поясняет он, весело поблескивая глазами. — «Ешь, говорит он, Ваня, хлеб с солью: без соли, без хлеба худая беседа».

— На здоровье! На здоровье! Кушай, голубчик! — говорит Мик-Мик и смотрит восхищенными глазами на маленького гостя. Франц фыркает у буфета. Глаза Симочки и все лицо ее пляшут от через силу сдерживаемого смеха. У бабушки, Авроры Васильевны и monsieur Диро лица перепуганные насмерть, у Счастливчика — смущенное. Только лицо Ляли всегда одинаково печально и сочувственно кротко ко всему миру. Однако Помидору Ивановичу, по-видимому, нет никакого дела до того впечатления, которое он производит сейчас на своих новых знакомых. Он занят серьезным делом. Он озабочен. На его тарелке остается еще целая лужица соуса. Соус из сметаны с маслом кажется таким вкусным Ване. Неужто оставлять такую прелесть?

И Помидор Иванович без стеснения берет кусок хлеба, макает его в соус и добросовестно отправляет себе в рот. Еще кусок — и опять в рот. Затем он куском хлеба «вытирает» остатки соуса до тех пор, пока тарелка от жаркого принимает такой же чистый вид, как тарелка после супа.

— Ух! Вкусно! — заявляет весело Ваня и сияет глазами.

С Францем, почтительно стоящим у буфета в ожидании приказаний, едва-едва не делается дурно от смеха. Симочкино лицо собирается в такую гримасу, точно Симочка и не девочка вовсе, а маленькая обезьяна.

У Счастливчика, напротив того, грустное лицо. Ему очень неприятно, что его любимый товарищ в таком смешном виде!

Но вот на стол подано новое кушанье — спаржа.

Бабушка, Аврора Васильевна и Ляля осторожно берут в пальцы белые круглые стебли, макают их в сладком соусе и сосут. Ваня во все глаза смотрит и на странное, еще никогда невиданное им, блюдо, и на способ его еды. Его рот широко раскрыт, глаза тоже.

— Ха, ха, ха, ха! Белые червяки! Ну как есть черви! — внезапно разражается он веселым смехом.

Бабушка делает строгое лицо.

— Не хотите ли попробовать, дитя мое? — стараясь быть любезной с маленьким гостем, спрашивает бабушка.

— Да што вы! Нешто я гусь, что червяков есть буду! — испуганным голосом кричит Ваня, да так громко, точно он не в доме богатой и важной барыни, а где-нибудь в огороде или на плацу.

Новое смущение, новые взгляды, новый испуг. Только лицо Мик-Мика с минуты на минуту делается все веселее и веселее, да глаза его, обращенные к Ване, горят восторгом.

— Славный мальчуган! — тихонько шепчет он бабушке, и взгляд его смеется.

На третье подали бланманже. Едва только блюдо с ним очутилось перед Ваней, как он спрашивает тревожно:

— А это не крахмал? Больно на крахмал похоже! У нас мама каждую стирку наводит много крахмалу. Такой же белый и густой.

— Нет, нет, это не крахмал, а сладкое бланманже, кушайте без страху! — торопится успокоить Ваню с улыбкой Ляля.

— Как? Блан-ман… Блан-ман… — тянет Помидор Иванович со смехом. — Вот-то чудное слово!

— Бланманже! Это по-французски! А вы умеете говорить по-французски? — неожиданно вступает в разговор Симочка.

— Маленечко, — лукаво сощурившись, отвечает Ваня и смеясь добавляет быстро-быстро:

— Вот например: мадмазель-фрикадель де бараньи ножки, труляля тон бонжур, де маркиз, абрикос, фу, фу, фу, ну, ну, ну, нон мерси погоди, пардон, ля гронде фортепьяно!

Все смеются. Даже бабушка на этот раз улыбается.

Только monsieur Диро не до смеху: его язык, его родной язык! Как можно так коверкать! А Ваня, как ни в чем не бывало, с аппетитом продолжает уписывать бланманже и его тоже заедает хлебом.

— Вы сыты? — спрашивает бабушка Ваню перед тем как встать из-за стола.

— Спасибо! Маленечко сыт! — неожиданно откровенно отвечает мальчик.

Брови бабушки поднимаются высоко.

— То есть как же это? — изумленно протягивает она.

— Очень просто. Я к таким воздушным кушаньям не привык дома. У нас щи да каша каждый день. И хлеба сколько влезет… А вон у вас хлеб-то ровно краденый: не понять — ломоть это либо бумажка. Уж больно нарезано тонко!

— Франц, — обращается бабушка с обиженным видом к лакею, который продолжает корчиться от смеха, — принеси нашему гостю щи, кашу и ломоть хлеба с солью.

— Нет! Нет! Покамест не надо, спасибо. Пускай на ужин останется… А пока я заморил червячка. До вечера сыт буду, — откровенно сознается Ваня и первый встает из-за стола.

Все крестятся на образ, мимоходом, незаметно, точно хотят скрыть это друг от друга.

Помидор Иванович — не то: Помидор Иванович выходит на середину столовой, становится перед самым образом, размашисто крестится широким крестом и кланяется в пояс. Потом отыскивает глазами бабушку, кланяется, протягивает ей руку и громко говорит:

— Спасибо за угощенье! Премного вами доволен.

Симочка неистово взвизгивает и, давясь от смеха, пулей вылетает из столовой.

— Это еще что за чучело?

Глаза Курнышова полны изумления. Перед ним нарядная клетка, в клетке попугай. Попугай смотрит на Ваню, Ваня на попугая, Симочка и Счастливчик то на того, то на другого.

— Это Коко, — предупредительно говорит Счастливчик, — он ученый, говорящий попугай. Спроси его что-нибудь, он тебе ответит.

У Вани глаза чуть ли не выкатываются на лоб от изумления.

— Да ну-у-у? — тянет он, заинтересованный в высшей степени ученым попугаем, и, обращаясь к последнему, говорит громко:

— Здравствуй, ощипанный хвост!

Хвост у Коко действительно несколько ощипан. Коко линяет. Но это не мешает Коко считать себя, по всей вероятности, самой красивой птицей в мире, и замечание Вани, должно быть, не особенно-то лестным кажется ему.

— Фю-фю-фю-фю! — сердито свистит Коко, который терпеть не может, когда торчат чужие около его клетки.

Ваня еще раз кричит:

— Здравствуй, ощипанный хвост!

Громким голосом отвечает Коко из клетки:

— Здравствуй, миленький!

— Ха-ха-ха! Вот так молодец! — веселым смехом заливается Ваня. — Ха-ха-ха-ха!