Лидия Чарская - Сестра Марина

И слегка подтолкнув мальчика в спину, она выпроводила его за дверь.

На месте Джиованни очутился Дементий.

— Вот вытрите, — приказала ему Марихен, — Джиованни натоптал здесь снегу.

— Это что такое? Никак в праздник убирать заставите? Скверный мальчишка напачкал, а я тут возись! Да ни в кои веки! Пущай сам моет! Что я ему лакей что ли? — заворчал Дементий, разводя руками.

Он был заметно навеселе, и его маленькие глазки вызывающе и дерзко поглядывали на всех.

Мария Викторовна вдруг вспыхнула несвойственным ей гневом:

— Нет, вы вытрете, раз я вам приказываю, или я вас выгоню сию же минуту, потому что вы дерзки и пьяны!

Это было так неожиданно для Дементия, что он невольно повиновался и, угрожающе взглянув в глаза стоявшей ближе всех к нему Нюте, принялся за чистку, ворча и ругаясь себе под нос.

Принялись и сестры за прерванное дело, но прежнее приподнято-веселое настроение как-то исчезло внезапно, без следа.

Незначительный, по-видимому, случай спугнул беспечную праздничную веселость…

В этот день не было общего стола. Обедали каждая у себя в комнате, так как столовая была отдана под елку.

Наскоро оправившись с казенным обедом, Нюта взяла со своей тарелки приготовленное в этот день на третье блюдо песочное пирожное и, завернув его в бумажку, понесла Джиованни.

Она ежедневно делала это, отдавая свою порцию сладкого маленькому итальянцу.

Быстро спустившись по лестнице, пустынной в этот обеденный час, она вбежала в швейцарскую и очень удивилась, не видя там, обычно поджидавшего ее в это время y дверей своей каморки, Джиованни. Впрочем не один итальянец, но и Антип отсутствовал к крайнему изумлению Нюты.

— Джиованни, — тихонько позвала она, — иди скорее, Джиованнин, я что-то принесла тебе…

И вдруг, она вздрогнула всем телом. Из каморки швейцара послышался короткий, резкий вопль, мгновенно придушенный и перешедший в стон, чуть слышный и слабый. Затем еще стон… Другой… Третий… Потом удар чего-то хлесткого, сильного по мягкому предмету. И опять стон, еще более глухой, но протяжный… И удары, удары, снова посыпавшиеся без счета и числа…

Бледная, испуганная, с промелькнувшей в мозгу с быстротою молнии догадкой, Нюта рванулась вперед к двери, схватилась за ручку ее, дернула к себе, но, увы, дверь не поддалась: она была закрыта изнутри задвижкой.

— Отворите сию минуту, или я позову сторожей, всю общину, позову сейчас же — кричала она, ударяя своими маленькими кулаками в дверь.

Странные звуки в комнатке прекратились сразу. Что-то с шумом задвигалось там, и чей-то грубый: голос произнес со злобой:

— Ну, будет с тебя! Попомнишь до следующих ремней! будет!..

И тихий жалобный вопль боли и муки….

— Джиованни!.. О, Господи, его бьют!

Вся кровь бросилась в лицо Нюты.

— Если вы не откроете тотчас же, я… — вне себя вскричала девушка и рванула ручку. Щелкнула задвижка, распахнулась дверь, и на пороге ее Нюта увидела ненавистную ей фигуру Дементия.

Служитель, пошатываясь, едва держался на ногах… Его налитые кровью глаза блуждали, его лицо, перекошенное гримасой исступленной злобы, было багрово-красно. Дрожащими от бешенства руками он старался застегнуть ременный пояс на себе, но это никак не удавалось ему.

В раскрытую дверь каморки Нюта увидела растрепанную, смятую кровать Антипа, а поперек нее извивавшуюся от боли, корчившуюся маленькую фигурку, плакавшую навзрыд.

В минуту все происшедшее стало ясно Нюте. И дрожа от негодования, она заслонила Дементию дорогу.

— Как вы смели? Как вы смели его бить? Кто дал вам это право? Я не прощу вам этого никогда, никогда! Завтра же вся община узнает о вашем поступке, и Ольга Павловна прежде всех… Да, да… И завтра же вас здесь не будет!

Весь хмель, казалось, выскочил у Дементия из головы при этих словах дрожащей, взволнованной Нюты. Обуревавшее его бешенство закишело в нем с удвоенной силой.

— Ах, так-то вы? За мою, то есть, доброту то? За то, что я вас покрываю, барышня! Ну, ладно, коли так, попомните вы меня, узнаете, что значит доносить на меня из-за ледащего нищего мальчонки, на верного слугу-работника… Эка невидаль, проучил малость ремнем мальчишку! Не растает, не сахарный. Пущай пол не портит, поделом ему, а вы… доносить. Ишь, какое слово сказали!

— Завтра же вас не будет здесь! — холодным ледяным тоном произнесла внезапно успокаиваясь, Нюта, и ее обычно кроткие глаза блеснули угрозой.

Должно быть много твердого, непоколебимого решения прочел в этих глазах Дементий, потому что вдруг он весь съежился, побледнел.

Но это было лишь на мгновение. В следующую же секунду он снова принял свой дерзкий, нахальный вид и произнес, нагло хихикая и кривляясь:

— Ладно, коли так, барышня-сестричка. Соскучились, стало быть, здесь, другой обстановки пожелали-с? Ну, да ладно, повидаете и ее, крохотную такую комнатку с тюремной решеткой на окне, с часовым у двери. Знаете ли, что такая комнатка ожидает ту барышню, которая ежели по фальшивому пачпорту живет? Не знаете, хи-хи-хи?

— Вон! — не своим голосом крикнула Нюта. — Сию же минуту вон! И если вы не уйдете сейчас же от меня, я позову, крикну на помощь!..

Ее серые глаза горели решительным огнем. Побледневшее лицо было бело, как известь.

— Ухожу, барышня, ухожу, но помните: все узнается нынче же: Дементий Карпыч умеет постоят за себя и мы еще посчитаемся, сестрица! Возьмите терпения на час, не замедлю отплатить. Еще посмотрим, чья возьмет. А теперь, счастливо оставаться, пока что.

И, нахально-презрительным взглядом окинув Нюту, он вышел из комнатки. Девушка стремительно кинулась к все еще стонущему и рыдающему от боли Джиованни.

— Мальчик мой, бедный, милый!.. Джиованни мои, радость моя, успокойся; забудь этого злого человека, дитя мое! Тебе больно, да? Крошка мой несчастный!

Она обнимала ребенка, целовала его, гладила своею нежною ручкой его черные кудри.

И постепенно стихали, под влиянием ее ласки, жгучие слезы обиженного, побитого малютки.

Джиованни поднял лицо, залитое слезами, с влажными глазами, похожими на черешни, облитые дождем, ли, сжимая руки Нюты, залепетал быстро-быстро:

— Папо вышел… пришел злой zio (дядя) и стал бить Джиованни за то, что он испачкал пол… Было больно, очень больно, ах! — и он заплакал снова.

— Милый ты моги, бедный, слушай меня: злой дядя не придет больше, мы его не пустим, а вечером пойдем в залу, зажжем елку, будет много детей, играть с ними станет Джиованни, а потом будет смотреть, как двигаются и пляшут фигурки на полотне. И гостинцы будут, и подарок для Джиованни. Sorella Марина, его сестричка, приготовила ему кое-что, а пока…

Тут Нюта вытащила из кармана пирожное и сунула в руку итальянца.