Чезар Петреску - Фрам — полярный медведь

Фрам смотрел на него с нежностью.

Почему его так боится этот детеныш эскимоса? Ему неизвестно, что он, Фрам, друг и радость детей? Вспомнив о своих далеких маленьких друзьях, Фрам протянул лапу, собираясь погладить его по головке.

Рыболов закрыл глаза и задрожал, как осиновый лист, решив, что настал его последний час…

Но лапа легонько погладила сперва шапку, потом лицо мальчугана. Это была ласка. Да, ласка! Никто и никогда еще не ласкал его так нежно в хижине, приютившейся за обледенелой прибрежной скалой!

Мальчик с опаской открыл раскосые глаза. Нет, они не обманули его, и это не сон: перед ним действительно медведь, самый настоящий белый медведь из костей, мяса и шкуры. И медведь гладит его по голове!

Все было точь-в-точь, как в тех сказках, которые рассказываются в хижинах зимой, когда начинается долгая полярная ночь. Тогда все собираются вокруг светильника с тюленьим жиром, и старики начинают сказку про заколдованных медведей.

То прерываясь, то снова начинаясь, сказка неторопливо рассказывается дремлющим дедом или бабкой, словно разматывается нитка с большого, путаного клубка. И сказка эта похожа на все сказки мира.

Только там, в теплых странах, речь идет о садах с золотыми яблочками, о медных лесах, о вещих конях и жар-птицах. Здесь же, в полярных льдах, о чем рассказывать, как не о белых медведях?

И в самом деле, в эскимосских сказках всегда выступают заколдованные медведи, которые были когда-то людьми и умеют говорить и у которых где-то, еще севернее, есть свое медвежье царство.

Понемногу юный эскимос пришел в себя и осмелел. Значит, в сказках говорится правда! — обрадовался он. — Есть такие медведи!

Словно угадав его мысли, Фрам отступил на шаг и показал три искусных сальто-мортале, которые, он знал, безошибочно и навсегда завоевывают доверие и любовь детворы.

Потом поднял лапой удочку и вложил ее в руку ошеломленного рыболова.

Сомнений больше быть не могло. Это был настоящий заколдованный медведь!

Мальчик радостно засмеялся, раскрыв рот до ушей, и осмелился дотронуться до шкуры Фрама: живой, всамделишный медведь! Не кусается, не норовит повалить наземь и растерзать. Не ревет, а, наоборот, ласково гладит по головке и показывает разные интересные штуки. Умеет прыгать через голову. Во всем племени эскимосов не найти такого ловкача!

Такое чудо должны видеть и другие. Все остальные эскимосы, которые сейчас зарывают в лед охотничью добычу за стойбищем, в другом конце котловины. Мальчик рванулся было — хотел сбегать туда и позвать их, — но Фрам остановил его, опять положив ему лапу на голову.

Ему была известна другая, более правдивая сказка, без заколдованных медведей.

Сказка о том, как однажды охотник-эскимос застрелил медведицу, как связанного медвежонка отнесли в стойбище и бросили в угол хижины; о том, как он уцелел только благодаря счастливой случайности. Поэтому Фрам вовсе не торопился знакомиться с родичами мальчика. Боялся как бы встреча не кончилась плохо.

Повернув мальчику голову, он лапой подал ему знак стоять на месте. Тот послушался, понимая, что заколдованному медведю нужно повиноваться. Странным казалось только, почему он молчит. В стариковских сказках ясно говорилось, что заколдованные медведи умеют петь, плясать и разговаривать. Этот же всего только пляшет.

Чтобы узнать, говорит ли и этот медведь, он решил себя назвать:

— Меня зовут Нанук. А тебя как?

Фрам заурчал в ответ. Когда-то его научили писать палочкой на песке: «ФРАМ».

Но произнести свое имя было другое дело. Даром речи он не обладал. Он был всего лишь дрессированным медведем, а не заколдованным.

Нанук был разочарован. Заколдованный медведь не разговаривает! Он ждал большего. Впрочем, может быть, медведь говорит не на эскимосском, а на другом языке, как говорят белолицые рыболовы и охотники на тюленей, чьи корабли каждый год заходят в их фиорд, чтобы обменять крепкие напитки, ружья, патроны, дробь, порох и бусы на шкуры белых медведей, тюленей, песцов и черно-бурых лисиц. Такая возможность не была исключена.

На первых порах, желая удивить заколдованного медведя, он позвал его, чтобы показать свои игрушки. Фрам последовал за ним вдоль изгиба бухты до суженного льдами устья фиорда. Там у Нанука были спрятаны все его сокровища. В тени, куда никогда не заглядывали солнечные лучи, у него была построена из льда и снега круглая хижина с ледяными окнами и входом, похожим на устье печи, — точная копия настоящих ледяных хижин, в которых живут эскимосы.

Маленькая хижина, построенная маленьким человеком.

Оттуда, засунув по локоть руку, Нанук вытащил пару маленьких, вырезанных из кости, лыж. Потом коньки, тоже костяные. Рыболовные крючки, клубок волосяной лески.

Желая убедиться, насколько восхищен Фрам, мальчик вскинул на него глаза.

— Погоди, это еще не все… — сказал он. — Приготовься увидеть такое, чего ты уже наверно не ждал…

Из тайника в глубине маленькой хижины он вытащил ржавый нож с отломанным концом, лук и стрелы с костяным наконечником, маленькое копье, сделанное по образцу тех, которыми бьют тюленей, несколько стреляных гильз, наконец пращу.

Достав все эти предметы, он разложил их рядком, поднялся на ноги и уперев руку в бедро, стал ждать, что скажет, как выразит заколдованный медведь свое изумление и одобрение.

Может быть, он думал, что одним мановением лапы тот обратит его игрушки в настоящее, смертоносное оружие, которым охотились его отец и все его родичи. Это вовсе не удивило бы его. Ведь именно так происходило в сказках о заколдованных медведях! Когда встретишь такого медведя, достаточно пожелать чего-нибудь, чтоб твое желание тотчас исполнилось. Его поэтому не удивило бы, если бы его маленькая хижина вдруг выросла, лыжи и коньки тоже, потом копье и лук со стрелами. Если бы сломанный нож обратился в грозный клинок, а тот, что он носит за поясом — другая железка, выброшенная за ненадобностью кем-то в их хижине, — в кинжал, которым убивают медведей.

Все это нисколько не удивило бы его. Зато его очень удивило, что заколдованный медведь смотрит на его сокровища совершенно равнодушно.

И в самом деле, Фрам смотрел на них с совсем другими чувствами, и, обладай он даром речи, вероятно, мог бы много чего сказать по этому поводу.

Как непохожи были эти игрушки на те, которыми играли ребята в далеких теплых странах! Мячи. Серсо. Жестяные заводные автомобили. Триктрак. Разноцветные кубики. Занимательные книжки с рассказами и с картинками. Плюшевые медведи с бусинками вместо глаз. Смешные плюшевые обезьянки с музыкой в животе. Губные гармошки. Паяцы на пружинах. Волшебные фонари. Воздушные шары… Да мало ли еще чего!

Все игрушки Нанука представляли собой его будущее оружие. Оно еще не было смертоносно, так как он изготовил его сам, по собственному разумению из того, что было брошено другими. Все они подражали настоящему охотничьему оружию, тому, которым ему предстояло пользоваться через несколько лет, когда он начнет охотиться на белых медведей, песцов и тюленей: ножи, топоры, копья, луки, стрелы…