Клара Моисеева - Праздничный костер Макеры

– Вот хорошо! – обрадовался Макера. – Я ничего не упущу.

А когда вернемся в саванну, я целый год буду рассказывать мальчишкам о городе Кано.

– Всё позабудешь, – возразил Мафи. – В голове у тебя ветер гуляет. К тому времени, когда мы вернемся домой, все у тебя вылетит из головы.

– А вы напомните мне, – сказал Макера.

– Напомним, – согласился старший брат. – Мы тут посмотрим на всякие чудеса, а дома всё вспомним. Вот за теми рядами гончаров и чеканщиков священнодействуют какие-то жрецы. Хочешь посмотреть?

– Зачем это? – вмешалась мать. – В саванне у нас свои жрецы. Я устала тащить корзинку. Пойдем! Макера давно просил поесть. Пора!

Бахаго тоже захотелось вернуться во двор красильщика, а трое старших заупрямились и стали просить отца оставить их здесь, хоть ненадолго. Они бойко рассказали отцу, как они будут добираться к красильщику, и Бахаго, довольный смышленостью сыновей, согласился их оставить. Солнце уже близилось к закату, люди покидали базар, и кузнец был уверен, что мальчишки очень скоро вернутся в гостеприимный дом красильщика. Он вместе с сыновьями подошел к жрецам неведомого ему племени, увидел, что вокруг них толпится народ, и не захотел оставаться здесь. Вместе с Макерой отец и мать покинули Бирнин-Касван. Они условились с Мафи, что все трое вскоре последуют за ними.

Кривая улочка, где жил знакомый красильщик, была неподалеку от базара. Очень скоро Бахаго с женой и Макерой постучались в калитку. Хозяин отодвинул железный засов и пропустил гостей во двор.

Бахаго внимательно посмотрел на засов, а потом спросил хозяина, почему люди хауса так странно ведут себя в городе Кано. У них в саванне никто никогда ничего не прячет и не запирает.

– Да и дверей нет в хижинах, – рассмеялся Бахаго.

– В саванне нет чужих людей, – ответил красильщик, – а здесь всякие люди встречаются. Разве ты не знаешь, что в Кано появились работорговцы? Не думай, что в Бирнин-Касване торгуют только вещами и скотом. Здесь торгуют людьми! И, что прискорбней всего, нередко торгуют людьми хауса. Есть на свете злые люди, которые считают возможным похитить или увести обманным путем людей хауса. А потом они сбывают их белым, прибывшим из дальних стран.

– И ты видел этих обманутых? – спросил с тревогой Бахаго. – Ты видел людей хауса с цепями на руках? Мне рассказывал об этом старейшина племени Маваки, но я ему не очень верил. К тому же он говорил, что такое бывает в Эдо. Но разве в Кано это тоже возможно?

– Увы, возможно! Когда я узнал об этом, – сказал красильщик, – мне не захотелось жить на свете. Я, моя жена, мои дети очень горевали. Но потом я сделал железный запор и пускаю в свой дом только хороших людей. И вот мы уже примирились с таким злом. Люди так странно устроены, что привыкают даже к самому дурному. Однако скажи, Бахаго, где твои старшие сыновья? Почему они не пришли с тобой? Или ты встретил людей из саванны?

– Я думаю, что моим детям не грозит опасность, я оставил их на базаре. Они захотели посмотреть, как приносят жертвы жрецы аро.

– И это ты считаешь безопасным? Разве ты не знаешь, что жрецы народа ибо из местности Аро – отъявленные злодеи, хоть и называют себя «детьми бога». Поторопись на базар, Бахаго. Я не стану отнимать у тебя драгоценное время. Пока твои дети не окажутся в моем доме, я не буду спокоен.

Тут завопила Мать Макеры, да и сам Макера залился слезами от страха. А Бахаго бросился к калитке и в страшной тревоге побежал к базару. Теперь он укорял себя за легкомыслие и доверчивость. Он всегда думал, что жрецы – люди честные. Таким был старейшина племени Маваки. Он никогда никого не обманывал. Всем известно, что жрецы – посредники между богом и человеком, как же они могут быть злодеями?

Бахаго бежал, не замечая людей. Словно черная пелена заслонила ему глаза. Он спотыкался, кого-то сбил с ног и наконец оказался у ворот базара. Он хорошо запомнил ряды гончаров и чеканщиков, где стояли жрецы со своими алтарями и где остались его сыновья. Вот здесь, возле старенького мастера в широкополой соломенной шляпе, молодая женщина продавала тыквенные сосуды, но сейчас не было женщины, не было и жрецов с деревянными алтарями, не было и мальчиков. Куда они девались? Бахаго бежал по опустевшим рядам, где утром шла оживленная торговля горшками, высокими сосудами для вина, масла и зерна. Однако кое-кто еще был на своих местах. Бахаго бросился к старенькому чеканщику, который, сидя на циновке, равномерно ударял маленьким молотком по бронзовой наковальне. Старик никого не замечал, занятый своим делом, и Бахаго несколько раз окликнул его, прежде чем тот поднял голову.

– Куда ушли жрецы и люди, что их окружали? – спросил Бахаго. – Не видел ли ты трех мальчиков в пестрых вышитых рубашках?

– Мальчиков не видел. Но здесь были уму-чукву, вокруг них собралась толпа. Потом я услышал крики, кого-то угнали.

– Куда угнали? Зачем угнали?

– Должно быть, ты не здешний и не знаешь, что к жрецам оракула Чуквы лучше не подходить. Если ему кто-либо не угодит, несчастный может стать рабом оракула, и тогда, говорят, раб может быть принесен в жертву.

– Пожалей меня, добрый человек! – взмолился Бахаго. – Научи, куда бежать, где искать моих сыновей? Злодеи могут угнать их. Скажи, как мне их найти?

– Беги по базару! Ищи на улицах Кано! Заглядывай за земляные стены домов! Но знай, что они хитры. Они могут тут же продать в рабство свою жертву, а те, кто торгуют людьми, умеют их прятать. Но, может быть, твои сыновья вернулись домой, пока ты здесь искал их?

– Я побегу! Какое несчастье! Злые люди увели моих сыновей! Не знаю, что и делать! Пойду в караван-сарай, пойду на окраину города. Тревога захватила меня и колотит мое сердце. Что делать? Что делать?

Бахаго схватился за голову и побежал к дому красильщика. Потом остановился, подумал и побежал обратно по базару, по рядам башмачников, гончаров, ткачей, туда, где продают коней и ослов. Он звал сыновей, называл их по имени, но никто не откликался. Тогда он вышел на площадь, где торговали съестным. Он бегал вокруг торговок сыром, маслом и молоком. Заглядывал за громадные корзины с горами красного перца. Он потерял надежду и решил, что духи предков рассердились на него. Ах, если бы здесь был алтарь, он, Бахаго, принес бы жертву. Он бы не пожалел целую антилопу. И тогда, может быть, спас бы своих сыновей. Зачем он покинул саванну?

– Проклятый Бирнин-Касван! Зачем я привел сюда семью?

Бахаго бежал к дому красильщика и повторял одни и те же слова: «Проклятый Бирнин-Касван!»

Но вот и дом красильщика. У ворот стоял хозяин, а рядом горько плакала Мать Макеры. Макера кричал не своим голосом и поминутно о чем-то спрашивал мать.

Увидев Бахаго, мать и сын бросились к нему с воплями. Они поняли, что случилась беда. Мать Макеры упала на землю, стала биться, рвать на себе волосы.