Любовь Воронкова - Девочка из города

Тёмная-тёмная ночь глядела в окна. По стёклам шуршал дождь, и что-то тихонько постукивало по наличнику.

Шум не затихал и не становился сильнее. Валентинка успокоилась. Нет, это не машины шумят. Так может ветер шуметь в густых вершинах, так, может быть, шумит море.

Валентинка улеглась, но долго не могла уснуть. Что происходит там, в сырой весенней темноте? Что-то таинственное, что-то чудесное и немножко жуткое…

Утром, проснувшись, она снова услышала тот же монотонный шум.

Таиска умывалась. Она, смеясь, брызнула на Валентинку водой:

– Вставай! Пойдём реку смотреть – лёд пошёл! Слышишь, как шумит?

– Это река шумит? Так, значит, это река шумит! Она ещё ночью шумела. А я подумала…

– Что подумала?

– Так, ничего.

…Все нечаевские ребятишки высыпали на реку. Маленькие стояли на горе, пригретой солнышком, а ребятишки постарше и посмелее подошли к самой воде. У, как бурлила вода, как она крутилась воронками! Льдины плыли по реке, сталкивались, натыкались на берега и снова мчались куда-то. Река прибывала, вздувалась, начинала выступать из берегов. Она казалась Валентинке огромной, сильной и опасной. Кто её знает: вот возьмёт да и выхлестнет сейчас на берег, затопит луг, рощу, а их всех утащит и понесёт вместе со льдом. Как она глубока, наверно! И какая холодная, страшная эта глубина!

Мальчишки стояли на берегу. Романок был с ними. Они стояли на самом краю и бросали палки на середину реки, чтобы посмотреть, как они крутятся в бурунчиках.

Вдруг мальчишки закричали. Край берега, на котором они стояли, отделился и медленно поплыл… Это был кусок льда, прибитый к земле. Ребята один за другим прыгали на берег. Только Романок, растерявшись, стоял и не знал, что ему делать. А полоска воды между ним и берегом потихоньку увеличивалась и увеличивалась.

– Прыгай! – кричали ребятишки. – Прыгай скорее!

– Прыгай, дурак! – взвизгнула Таиска.

Валентинка, увидев Романка на уплывающей льдине, такого маленького, жалкого и растерянного, забыла всё на свете. Она прыгнула в воду, сдёрнула Романка со льдины и вместе с ним выскочила обратно на берег.

Всё произошло очень быстро. Валентинка даже испугаться не успела. Но она увидела уплывающую льдину, которая уже неслась по течению, – ведь Романок сейчас стоял бы на ней! Она заглянула в тёмную воду, в которую только что прыгнула, – до чего страшная эта вода! И ей стало до того жутко, что слёзы подступили к горлу.

Таиска подлетела, отшлёпала Романка и отогнала его от реки, словно он не человек был, а какая-нибудь овца.

Потом подошла к Валентинке:

– Как же теперь домой-то идти? С тебя так и льёт. Полны валенки небось. А ну-ка, скинь!

Девочки помогли Валентинке снять валенки и вылили из них воду.

Валентинка дрожала.

– Пошли к бабушке Славиной! – сказала Варя. – Она добрая. Мы когда зимой в прорубь провалились, она всех нас сушила.

– И правда! – подхватила Таиска. – Пошли!

Бабушка Славина одиноко жила в своей маленькой избушке. Ни родных, ни близких у неё не было. Но когда соседи заходили к ней за какой-нибудь нуждой или ребятишки забегали со своим горем, она всегда была рада помочь, чем только могла.

Бабушка велела Валентинке снять валенки и намокшее платье, дала ей свою шубейку и затопила печку. А на стол поставила чугунок со сладкой пареной брюквой:

– Ешьте. Мёд, а не брюква.

Девчонки всё ещё переживали случившееся. Они уже не дичились Валентинки. И Валентинка больше не боялась их. Они не смеялись над её синим капором, не разглядывали, какие у неё чулки.

– А всё-таки у нас Валентинка смелая, – сказала Таиска. – Я ещё и опомниться даже не успела…

Алёнка поёжилась:

– Прямо в воду! Ух!.. А если б тут не мелко было? Если б тут яма была?

– Страшно! – прошептала Варя.

– Ну и что ж, что страшно! – ответила Валентинка. – А если б Романок ваш был? И ты тоже прыгнула бы. Мало ли что страшно! Конечно…

Она вдруг заплакала. Ей снова представилось, как бурная река уносит льдину и Романок стоит на этой льдине и смотрит на всех испуганными синими глазами. А льдину уже вертит, уже крутит в воде… Ой, что, если б это и в самом деле случилось?

– Ну, ведь не случилось же, ведь не случилось же! – повторяла Таиска. – Ведь не случилось же!

Но неожиданно всхлипнула и сама. И тут же рассердилась:

– Уж и надаю я этому Романку сегодня! Будет он у меня знать, как в реку соваться!

Серые стояли дни. Тяжёлый сырой туман висел над землёй. Ночи были непроглядны. Только ветер шумел и река бушевала вдали.

И вдруг ударило солнце. Засверкали Грушины спицы, воткнутые в клубок; словно серебряные, засветились ручки у комода; заблестела посуда на полке, и на большой глиняной миске отчётливо проглянули глянцевые синие цветы.

А на подоконниках, затопленных солнцем, свежо и сквозисто зеленели дедушкины сеянцы.

Валентинка была молчалива. Но ей казалось, что начался какой-то необъяснимый длительный праздник. Этот праздник не имел названия, но он был разлит в воздухе, глядел в окна. Она вышла на улицу – праздник был и здесь. Да ещё какой! Снег уже исчез – туман и чёрные ночи согнали его. Синие лужи, словно осколки зеркала, ослепительно сверкали под солнцем. Тонко звенел ручеёк, бегущий через двор. А возле избы на старой берёзе пел скворец. Как он пел! Он словно хотел рассыпаться сам в своих звонких трелях, он даже крылья распускал и весь трепетал от неизбывного счастья.

Дед на усадьбе подправлял изгородь. Он постукивал топором по тонким ольховым жердинкам, подгонял их, прилаживал к высоким кольям, перевязывал мягкой, как волокно, ивовой корой.

Но вот он остановился отчего-то, поднял бороду и глядит в небо. Валентинка сразу встревожилась. Что там? Самолёт? Немецкий?

Дед поманил её пальцем. Валентинка подошла. И – как хорошо! – вместо жёсткого, воющего гула немецких пропеллеров она услышала ещё одну птичью песню. Словно серебряные колокольчики звенели вверху. Словно серебряный дождик падал на землю. Высоко-высоко дрожала в небе маленькая птица.

– Дедушка, кто это? – спросила Валентинка. – Это соловей?

– Это не соловей, – ответил дед, – это самая наша крестьянская птичка. Всегда она с мужиком в поле. Мужик работает, а она над ним поёт, веселит его, радует. Это, Валентинка, жаворонок!

– Жаворонок?!

Тотчас вспомнились жаворонки, которых они лепили из теста. Какой же этот? Может, как Таискин – с широкими крыльями и гребешком на голове? Или такой, как был у неё, – с тремя перьями в хвосте? Какие у него перья: синие или красные?

Но нет! В толстой книге был нарисован жаворонок. Маленькая серая птичка с хохолком на голове. Такая же простая серая птица, как воробей.

Ну и пусть как воробей! Пусть совсем простая и совсем серенькая! Всё равно – это самая лучшая птичка на свете!