Любовь Воронкова - Село Городище

Лошадей увели. Ромашка, проводив их нежным взглядом, подошел к ребятам. Он снисходительно улыбнулся на Женькины слова:

– Ох, и Хвастун Хвастунович! А что ж в школе-то, бывало, не делал?

– Ну, вспомнил! Я тогда еще какой был-то? Мелюзга.

– Ладно, – сказал Ромашка, – давай копать отдельно. Ты свои гряды делай, а я буду свои. Посмотрим, чьи лучше будут.

– Ну и что это будет? – сказала Груня. – Ромашка там будет копать, Женька – там, а мы – еще где-то. Да мы и гряды-то как следует делать не умеем!

– А чего ж «еще где-то?» – возразил Женька. – Я с вами буду. И все покажу. Подумаешь, важность!

Тихонько, незаметно подошла Раиса и стала, прислонившись к березе.

– А у нас скоро Виктор приезжает, – сказала она, ни к кому не обращаясь, – письмо прислал…

Все сразу повернулись к Раисе.

– Правда? Совсем или в отпуск?

– В отпуск.

– С медалями небось?

– А то как же!

– Наган захватил бы! Эх, не догадается, пожалуй!

– Захватил бы, да ведь не дадут. Не полагается.

– А может быть, возьмет да захватит! Он ведь командир небось?

– Эх, стрельнуть бы!

Все забыли про огороды.

– А какие медали-то? – допрашивал Женька. – «За отвагу» есть?

– Конечно, есть! – горделиво отвечала Раиса.

– А еще какие?

– Вот приедет – разгляжу, тогда скажу какие.

– О! Приедет-то – мы и сами разглядим!

– А может, он вам не покажет? Может, он с вами и разговаривать-то не будет?

Ребята примолкли, переглянулись. Неизвестно, может, и правда разговаривать не будет – командир все-таки, с медалями… И вдруг у Груни блеснули глаза. Чистое, слегка загорелое лицо ее потемнело от румянца.

– Раиса, – сказала она, – не забудь: завтра пойдем гряды делать.

– Гряды? – рассеянно отозвалась Раиса, глядя в сторону. – Может, приду.

– Нет, не «может, приду», а приходи, – твердо сказала Груня. – Довольно бездельничать! Для своего же колхоза постараться не хочешь. Мы работаем, а ты гуляешь!

– Да чего ты опять пристала? – начала Раиса. – Что председателева дочка…

– Не председателева дочка, а бригадир! – прервала ее Груня. – А не придешь, все Виктору расскажу. Посмотрим, что он тогда тебе скажет. Посмотрим, с кем он тогда разговаривать будет – с нами или с тобой!

Раиса поджала губы и молча разглядывала кончик своего пояска.

– Ну и посмотрим… – негромко, но упрямо повторяла она. – Ну и посмотрим…

Однако было заметно, что эти слова крепко смутили ее. Утром она вместе со всеми пришла на огород копать гряды.

Ромашка чувствовал себя счастливым. И оттого, что жарко пригревает солнышко, и оттого, что сегодня утром старик Мирон, приставленный к лошадям, дал ему проехать верхом на рыжей кобылке, и оттого, что его гряды в огороде вышли все-таки самые лучшие… Это сказала сама тетка Елена, бригадир по огородам, и Женьке, делать нечего, пришлось замолчать.

Ромашка шел легким шагом и то насвистывал, то напевал. Пока эти горе-огородники соберутся засаживать свои гряды, у него уже огурцы взойдут.

Отворив калитку, Ромашка вдруг остановился – и остолбенел. Его гряды, его ровные, прямые гряды были истоптаны, будто палкой истыканы, и почти разбиты.

Ромашка в бешенстве оглянулся кругом. Огород был пуст. Вокруг отцветающей дикой груши гудели пчелы. Молодые смородиновые кусты, облитые росой и солнцем, светились и сверкали, будто на празднике.

Ромашка поставил на землю свою баночку с огуречными семенами и бросился на другой конец огорода, где в полном спокойствии лежали грядки, вскопанные ребятами.

– Вы мои так – и я ваши так! – пробормотал Ромашка, чуть не плача от гнева. – Я сейчас вот тоже все истопчу! Все до одной!

Но потом остановился. «Они так – и я так? Нет. А вот я не буду так. Я вот пойду да председателя приведу. Пусть он посмотрит, что его дочка делает».

Ромашка побежал. Недалеко от риги ему встретились Груня и Стенька. За ними по тропочке семенил Козлик. И сзади всех, отмеряя длинными ногами неторопливые шаги, шел Женька.

– Ты уж посадил? – весело удивилась Груня. – Уж успел?

Ромашка сверкнул на нее светлыми ледяными глазами и ничего не ответил. Он шел прямо на них, не сворачивая.

– Вот идет, как бык какой, – закричала Стенька, – да еще толкается!

Козлик еще издали посторонился. А Женька хотел было задержать Ромашку и широко расставил руки:

– Стой! Пропуск давай! Пароль говори!

Но Ромашка молча отпихнул Женьку и пошел не оглядываясь. Все в недоумении посмотрели друг на друга.

– Что это он?

– Что это на него наехало?

Тут их догнала Раиса. У нее было обиженное лицо.

– Ромашка совсем взбесился! Я его не трогаю, а он толкается!

Подойдя к огороду, они сразу поняли, почему Ромашка взбесился. Все они, так же как и Ромашка, неподвижно остановились перед испорченными грядами.

– Ой, кто же это натворил? – жалобно сказала Стенька и обеими руками взялась за щеки. – Ой, батюшки!

Женька стоял, засунув руки в карманы и приподняв плечи. Черные брови его сдвинулись к самому переносью.

– А вот пусть не хвалится! – возразила Раиса. – А то – «мои лучше всех, лучше всех»! Вот тебе и лучше всех!..

Груня огорченно глядела на гряды:

– Еще на нас подумает, вот что хуже всего!

– А если взять да поправить? – несмело предложил Козлик.

Женька выдернул руки из карманов, оглянулся – нет ли заступа.

Груня поняла его движение:

– Вы пока сажайте огурцы, а я сейчас за лопатами сбегаю. Живо поправим.

Она не успела уйти, как пришел Ромашка, а за ним Грунин отец.

– Вот, дядя Василий! Смотри, – сказал Ромашка, не взглянув на ребят, – вот что сделали!

Председатель помолчал, потеребил ус и медленно перевел глаза на Груню:

– Это что же у тебя делается, бригадир?

– У меня! – вспыхнула Груня. – Как это – у меня? Мы все грядки делали… мы не портили…

– Они не портили! – горько сказал Ромашка. – Это не они, это петровские колхозники на конях проехали!

– Что ты, Ромашка! – крикнула Груня со слезами. – Ты и правда думаешь, что это мы?

– Нет, не вы, – повторил Ромашка. – Я и говорю – не вы, я говорю – это петровские… Это им не понравилось, что мои гряды тетка Елена похвалила!

– Ну уж, если ты не веришь… – у Груни осекся голос, она докончила почти шепотом: – Тогда как хочешь! – и гордо отошла в сторону.

– Груня не портила! – быстро и горячо сказала Стенька. – И я не портила! Мы все время вместе были. Может, вот Женька…

– Что? – крикнул Женька. – Ты что мелешь?

Все закричали, заспорили. И каждый доказывал, что не трогал Ромашкиных гряд.

Председатель слушал, покачивая головой.

– Эко дурачье! – сказал он. – Один делает, другой портит. С такой работой, братцы, далеко не уйдем. А идти-то ведь нам еще ой как далеко!