Сергей Баруздин - Верить и помнить

Вдруг Тимка вспомнил:

«А под скатертью на столе? Что-то она положила…»

Он вернулся к столу и поднял угол скатерти.

«Письмо! И конверт не такой, как всегда. Марки — заграничные. Неужто оно?»

Адрес на конверте написан по-русски и еще как-то: Тимка не понял. Разобрал только: «Франкфурт-на-Майне». И чуть ниже — «Февралев И. К.».

Тимка вынул из конверта лист бумаги и стал читать:

Здравствуй, дорогая бывшая жена Мария!

Представляю, как удивишься ты, получив это мое письмо. Ты считаешь меня погибшим и, наверное, даже получила в свое время официальное уведомление о моей смерти. Но чего только не случается на войне! Меня уже и в покойники записали, и в могилу определили, да поторопились — очнулся я от бессознания и попал к хорошим людям. А наши-то, свои, бросили меня, считая скончавшимся. Так я чудом остался живым и вот теперь, через много лет, решил написать тебе.

От людей, бывавших в России, я узнал, что ты жива и находишься в прежнем месте, в нашей деревне, и будто бы даже стала партийной. Сначала я не поверил этому. Ведь ты — простая деревенская женщина и никогда не рвалась к политике…

Дальше Тимка ничего не понял. Читал-читал, а смысла слов понять не мог.

С трудом разобрал только конец:

…Остаюсь к тебе с большим приветом твой бывший муж Февралев Иван Константинович.

Передавай от меня поклон всем нашим деревенским мужикам и бабам и прочти им мое письмо.

Не удивляйся, что это письмо написано незнакомым тебе почерком. На войне я повредил себе правую руку и теперь всегда пишу левой.

…Тимка проснулся, услышав сквозь дрему голос матери и еще чей-то — очень знакомый, по-домашнему приятный — и какие-то шаги.

«Когда же я уснул? Почему лежу на кровати, когда стоял возле стола и читал письмо? — пытался сообразить он. — И с кем же это мамка говорит? Значит, она уже вернулась?»

Ему не хотелось просыпаться. Но и любопытство не давало покоя.

Тимка приоткрыл один глаз. У стола сидела мать, а по комнате ходил Архимед — Николай Иванович. Ну конечно, это его голос слышал Тимка.

— Я и сама сегодня это поняла, — говорила Мария Матвеевна. — Кого ни встретишь, все знают. Одни спросят, другие промолчат, а чувствую — знают…

— Это все обычное любопытство, — подтвердил Николай Иванович, вышагивая по комнате. — Наверняка многие из самых добрых побуждений говорят, сочувствуют вам, а может, и жалеют. А есть, конечно, и такие, что с радостью понесут это просто как сплетню…

Тимка теперь уже внимательно прислушивался к разговору, хотя и не совсем понимал, о чем идет речь.

— Да, а мне-то каково? Жалеют ли, любопытствуют! — сказала мать. — Не легче! Сами понимаете, что в душе творится. И за что? Ведь ничего у меня нет, кроме ребят, все в прошлом. А эти два дня, как в тумане каком… Но откуда Тимок-то узнал? И письмо достал? Ведь спрятала…

— А от сынишки зря вы скрывали. Не сердитесь, но правильно он сделал, что прочел письмо. В деревне говорят. Ребята допекают… А письмо? Надо отвезти его в райком, — посоветовал Николай Иванович, — пускай там разберутся. Но я убежден, что все прояснится.

— Да я и сама так думаю, — тяжело вздохнула мать. — Ведь вот они и бумаги все, вы видели, и не такой он человек был…

Тимка уже понял, о чем разговор. А про райком Николай Иванович говорит для того, чтобы мамка там посоветовалась…

И, хотя Тимка вовсе не хотел этого, как-то само собой получилось, что он вдруг сказал:

— А я сегодня на кладбище был…

— Ну вот, и наследник проснулся! — весело произнес Николай Иванович. — Так как, будем Архимеда догонять?

— Будем, — согласился Тимка.

— Зачем же ты на кладбище был? — не поняла мать. Она подошла к кровати. — А мы пришли с Николаем Ивановичем, смотрим — ты за столом дремлешь… Вот и посоветовал Николай Иванович не будить тебя, в кровать перенести.

— Я после школы прямо туда пошел, — признался Тимка, — посмотреть папкину могилу, на месте ли она… Если бы знал про письмо… Ребята в школе болтают…

— Ну и глупенький ты еще у меня, — перебила его мать. — Разве об этом папке разговор идет?..

— А тогда надо и первого папки могилу найти, в Чехословакии которая, — сказал Тимка. — Чтоб узнать.

— Что ж, прав ваш сын, Мария Матвеевна! — поддержал Тимку Николай Иванович, продолжая ходить вокруг стола, как на уроке. — И здесь не миновать вам Нила Васильича…

…Вот почему мы убедительно просим вас, дорогие товарищи, содействовать нам в розыске этой могилы. Это очень важно для Марии Февралевой. Заранее благодарен вам. С коммунистическим приветом…

Одиннадцать лет Тимка живет на белом свете — а это не так уж мало, — и все эти годы он слышит о Ниле Васильевиче. Когда маленький был, ходить и разговаривать учился, он слышал это имя от матери и отца. А потом и на улице — в разговорах деревенских жителей, знакомых и незнакомых. Называли это имя по-всякому: и весело, и серьезно, и сурово, и с обидой, и спокойно. Но называли всегда так, будто нет для них важнее и главнее человека, чем неизвестный в то время Тимке Нил Васильевич. Еще бы! Он все знает, все понимает, и его уж никак не проведешь на мякине: «Вот приедет Нил Василич…», «Посоветуюсь-ка с Нил Василичем…», «А что Нил Василич скажет?..», «Да что там говорить! Ежели бы Нил Василич…», «Таких секретарей по всему свету поискать…», «Если б все такие, как Нил Василич…»

Получалось, что неведомый Тимке Нил Васильевич — существо необыкновенное.

Когда Тимка стал старше, он увидел однажды в районной газете фотографию, на которой была снята мать, еще разные люди и среди них — Нил Васильевич.

— О-о-о! — разочарованно протянул Тимка. — А я думал, что он вовсе не такой!

Папка посмеялся, взял у Тимки газету и сказал:

— А какой же? Такой, как есть! «Ни бог, ни царь и не герой…»

Но это было давно.

Тимка еще не вышел из дошкольного возраста. А что в то время он понимал?

Да и не один Тимка. Папка вон взрослый был, а если бы был жив, тоже понял, что ошибался! Насчет героя ошибался! «Ни бог, ни царь» — это верно! А вот «не герой» — неверно.

Как раз в прошлом году Нилу Васильевичу звание дали — Герой Социалистического Труда. И еще звездочку золотую и орден Ленина. Орден, как и мамке…

Поначалу, правда, Тимка не знал этого. Потому что взрослых газет не читал, а радиоприемник у них сломался — в районе, в мастерской был.

Просто в тот вечер приехал в Ельницы Нил Васильевич — и прямо к ним в дом.

И такой смешной разговор был. Мамка поздравляет Нила Васильевича, а он ей в ответ: «Стыдно мне перед тобой. Старый партийный бюрократ, а мне Звезду. А тебе, труженице, только орден». А она: «Ну, уж тоже сказал… Тебе спасибо за орден!» А Нил Васильевич: «Это тебе спасибо!» Она ему: «За что?» А он ей: «Ведь это я через тебя получил… И через таких, как ты, — простых русских женщин, что все на своих плечах выносят. Куда бы нам, начальству, без вас?» Мамка: «Что ты! Не смущай!» А Нил Васильевич: «Чего ж тут смущать! За показатели дали, за урожай в районе. Я, что ли, его выращиваю?»