Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

Ольга, хозяйская дочка, полногрудая и румяная, блестя зубами, протянула Тимке березовый веник и фонарь.

— Попарься, работничек, смотри только, баню не свороти.

Тимка попытался обнять ее своими ручищами, но она огрела его веником, и уже откуда-то из темноты послышался ее смех.

Тимка бросился за нею.

Скинув одежду на скамейку у входа, попутчик вошел в баньку. Вскоре явился и смущенный Тимка. Большая шишка украшала его лоб.

— В темноте на колодец наткнулся, язви его! — объяснил он.

Через час все собрались в горнице большой пятистенной избы, сплошь застланной половиками. Против дверей висела увеличенная фотография молодого красноармейца в фуражке набекрень. В другом простенке висела фотография поменьше. На ней во весь рост стоял по команде «смирно» крупный мужчина в солдатской бескозырке, с длинными усами и георгиевским крестом на груди. У русской печи, занимающей чуть ли не половину горницы, хлопотала Ольга. Она уже успела переодеться в новое платье и накинуть на плечи пеструю косынку. Мать ее, еще не старая женщина, усадила Надю за стол рядом с собою.

— Вот одна и живу в хоромах. Ладно, хоть Оленька иногда проведать приезжает, она в городе в поварихах служит. Сын мой на фронте, и сам старый черт, — она кивнула на фотографию усача, — за ним увязался.

— Да ведь не молод, поди? — удивилась Надя. Женщина гордо усмехнулась;

— Пятьдесят пять стукнуло, а силен. Из лесу, бывало, один припрет воз с дровами. «Лень, — говорит, — запрягать — всего сто метров везти». Вот и этот ваш такой же породы, — она ткнула пальцем в Тимку.

Надя заметила Тимкину шишку и уже хотела было спросить о ней, но, взглянув на смеющуюся Ольгу, про-молчала, только укоризненно покачала головой.

— Прошу, гости добрые, с нами ужинать, — пригла-сила хозяйка. — Оленька, давай пельмени!

Ольга подцепила ухватом огромный котел. Тимка протянул руку:

— Давай помогу, царевна!

— Уйди, медведь, ошпарю! — грозно прошептала она. Тимка отдернул руку: он уже знал Ольгин характер.

Попутчик сидел в углу и перелистывал книгу, взятую с этажерки. На нем была нательная рубаха, заправленная в холщовые брюки. Лицо его было печально. Надя придвинулась ближе к хозяйке и, понизив голос, спросила:

— Есть тут у вас милиция или от военкомата кто-нибудь?

— Есть, при сельсовете. А тебе зачем?

— Да так… Путевой лист отметить нужно, — задумчиво сказала Надя и, поймав на себе удивленный неодобрительный взгляд Тимки, упрямо тряхнула головой: не твое, мол, дело. Потом встала и подошла к попутчику: — Почему не идешь к столу? Стесняться не к чему, ты сегодня поработал на славу. — Она взяла из его рук книгу и поставила на этажерку. Как бы между прочим спросила: — Подшипник твой до Свердловска выдержит?

— Может, и выдержит, — рассеянно ответил попутчик. Видно было, что он думает о чем-то своем.

— А если не выдержит? — с беспокойством спросила Надя.

— Не беда, повторим операцию. — Попутчик грустно улыбнулся. — Я же вас не брошу в беде: долг платежом красен.

Надя промолчала.

Тимка, внимательно следивший за этим разговором, громко позвал попутчика:

— Давай к столу, друг!

Чашки с брагой стояли около каждой миски. Надя отодвинула было свою, но Тимка взмолился:

— С нами, Степановна! Хоть один глоточек! — Он сидел рядом с попутчиком, развернув плечи во всю ширь.

Надя невольно усмехнулась:

— За что пить-то, какой праздник? Вдруг попутчик встал и сказал негромко:

— Выпьем за тех, кто на фронте. За ваших близких, чтоб они уцелели, вернулись…

— Дай-то, дай-то бог! — горячо откликнулась хозяйка и смахнула слезу.

Все подняли чашки, стали шумно чокаться.

— И за братишку, значит, моего, — обрадовался Тимка и одним глотком опорожнил чашку.

Только одна Надя почувствовала какую-то особую горечь, скрытую в словах попутчика, и мысли о погибшем Андрее оторвали ее от общего разговора, от ужина…

Встав из-за стола, устроились спать кто куда, не заботясь ни о каких удобствах, хотя Ольга и ее мать готовы были предложить гостям все, до последней тряпицы. Тимка, повинуясь Надиному взгляду, улегся рядом с попутчиком.

Уже засыпая, попутчик услышал слова, произнесенные Надей:

— Мастер он, золотые руки. Только странный какой-то… — И потом — Там горячая вода еще осталась?

Он хотел послушать, что она скажет дальше, но через минуту уже спал…

Когда попутчик открыл глаза, солнце заливало горницу. В доме было тихо. Некоторое время он не мог сообразить, где находится, но потом разом все вспомнил. Быстро оделся и вышел в сени. Там на гвозде висел его комбинезон, он был выстиран, рукав починен. В нагрудном кармане по-старому лежал конверт, он был сухой. Попутчик задумался, повертел конверт. Потом спрятал письмо в карман и вышел.

Тимка колол дрова. Под ударами топора чурки лихо разлетались в стороны. Сверху доносилось легкое постукивание. Это Надя, ловко орудуя молотком, чинила прохудившуюся крышу.

Попутчик спросил с огорчением:

— Почему меня не разбудили? Я бы тоже помог.

— Ты вчера наработался. — Надя спустилась по лестнице, придерживая юбку у колен, взяла из холодка глиняную крынку. — Выпей. Твоя доля осталась. Ты так долго спал, я думала, скиснет молоко. — Она помолчала, посмотрела, как он пьет, и, принимая от него пустую крынку, тихо сказала: —Жалко было будить.

Попутчик помедлил. Потом осторожно дотронулся до её руки.

— Вы стирали мою одежду, спасибо.

— Труд не велик, коль вода и мыло есть, А стирала, между прочим, не я-Ольга.

Надя сунула ему в руки молоток, круто повернулась и пошла в дом,

За Курганом начались леса.

Солнце перестало донимать. Лучи его ложились на дорогу длинными золотыми полосами. Вековые деревья образовали прохладный коридор. Мотор журчал приглушенно, в раскрытые окна кабины залетал встречный ветерок. Запахло хвоей, грибной прелью и валежником. Извилистая дорога шла по увалам, постепенно поднимаясь будто в самую синь неба, а потом вдруг сделала крутую петлю и полетела вниз. В лицо ударила прохлада. Впереди между стволами сосен блеснуло озеро, казалось, тракт падает прямо в воду.

Надя сказала попутчику:

— Здесь, у Кривого Колена, красивое место, передохнем, искупаться можно.

Тимка спал, раскинувшись на брезенте. Надя безжалостно растолкала его:

— Гляди, разоспался! Ночью-то что делал? Вторую шишку зарабатывал?

Тимка с нежностью прикоснулся к шишке на лбу и беззлобно сказал:

— Не сердись, хозяйка. И тебе вздремнуть бы не грех. Стирала, видно, до свету?

Надя вспыхнула и метнула быстрый взгляд в сторону попутчика. Тот стоял, прислонившись к сосне, и задумчиво глядел вдаль, и нельзя было понять, слышал он конец Тимкиной фразы или нет.