Катерина Грачёва - Пароль — «Эврика!»

— А ещё человек может не кусаться, — вдруг изрёк молчавший Костик.

Все засмеялись.

— Нет, я вот что: если зверю сделать больно, он станет кусаться… А если человеку сделать больно, он сам решает: дать сдачи или промолчать. А может даже и подарок подарить тому, кто его укусил. Животные тоже иногда могут: собаки, когда их несмышлёные дети обижают, не кусаются, если они очень умные… Но всё-таки человек… — Костя задумался, и все задумались.

— А ещё человек может о будущем думать, — сказал Игорь Рудольфович. — Не просто опыт накапливать, а сознательно своё будущее продумывать. Животные как живут: стало холодно — они думают, как бы согреться, стало голодно — как бы поесть. И свой прошлый опыт применяют, который наполовину инстинктом стал. А человек может не просто творить, и трудиться, и не кусаться, а делать это сознательно, потому что он сам себе такое задумает. Чтобы когда-нибудь, через много лет, Земля стала прекрасным садом. А если человек об этом не думает…

— То тогда он мало чем от животного отличается! — не сдержалась Света.

Костик понял, конечно, что это она про него крикнула. И сказал:

— А ещё у людей мнений много. И одни думают, что для прекрасного сада надо цветочек посадить и полстакана воды наэкономить, и всё станет прекрасно. А другие, между прочим, масштабнее думают, что надо мощные компьютеры создать и научиться топливо из воздуха добывать.

— И ссорятся эти люди промеж собой почём зря, — подхватил Игорь Рудольфович. — И пока они ссорятся, силы у Земли кончаются. Богом она создана или взрывом, а сил-то у неё не бесконечное количество. Пока на ней звери жили, звери природу не нарушали и жили по природным законам. А человеку ведь дана власть самому решить, что он сотворит: доброе или злое. Но поскольку злое творить гораздо легче и отнимать легче, чем творить и дарить, многие люди стали у Земли силы отнимать и отнимать, да ещё и радоваться, что они очень ловко научились так отнимать. Котлованы копают и взрывают, насосами кровь Земли выкачивают, атомы вещества расщепляют, энергию забирают, а радиоактивные отходы обратно под землю закапывают. И думают, что Земле это нипочём и что она неживая. И что это совсем не грех, когда животные гибнут, и растения гибнут, и когда минералы заболевают и умирают. А Земля живая, она не выдерживает таких мучений. И тогда случаются землетрясения, и наводнения, и ураганы, а люди всё считают, что это случайно, и думают, что если они похитрей научатся ещё что-нибудь у Земли отобрать, то будут жить припеваючи. А когда совсем всё отнимут, сядут на космический корабль и улетят другую планету искать. Как вы думаете, найдут или нет?

— А чего, — сказал Костик. — Может, и найдут…

— Как вирусы, — вдруг сказала Надя. — Свою планету убили и съели, на другую полетели…

— А чего мы можем сделать-то? — рассердился Костя. — Ну, давайте все выкинем телевизоры, мыться перестанем, залезем в пещеры, цветочки посадим, будем корешками питаться. Сколько нас тут? Одиннадцать человек! Прекрасно! Или давайте вступим в «Гринпис»! Я видел по телевизору, как «Гринпис» демонстрацию устроил, и там кого-то арестовали. Вот вам и вся сказка про планету. Чего мы одни сделать-то можем?

— А вот что мы сделать можем, это, наверное, тебе, Филимонов, думать придётся, — сказал Игорь Рудольфович. — Ты же у нас всё-таки изобретатель. А теперь верните мне агата с ребёночком — у кого он там? — и домой пойдёмте, пора уже.

— Тише, тише! Не беспокойте роженицу! — засмеялся Миша. Но не зло засмеялся, даже уважительно как-то. И добавил весело и нежно:

— А у меня тоже братик родился. Недавно. Орёт весь день! Прямо беда… я вот скажу, чем человек от животного отличается: животные родятся — и живут себе, а человек как родится — и ну вопить! И ещё долго-предолго только и делает, что кричит… Игорь Рудольфович, а сколько у планеты сил? На моего-то братика хватит ещё?

Он смеялся, Мишка Пенкин, потому что не знал, что топлива на десять-сто лет осталось. А Игорь Рудольфович промолчал. Не стал Мишку огорчать.

Все ушли, а Света задержалась, чтобы цветы полить, которые они полить не успели. Экономно полить, не проливать. И всё ей представлялся Мишкин братик, такой рыжий, как Мишка, десятилетний, который стоит в очереди за кусочком угля, который уже почти кончился на планете… Что же делать, что же делать? Надо у папы спросить! А он знает про десять лет? Тогда надо кричать, везде кричать, что так мало времени осталось!

Она прибрала ведерко и побежала домой. Выбежала на ступеньки Дворца, а там Филимонов сидит, снежки катает. Сидит и сидит себе, ни на кого не смотрит, и на Свету не смотрит. Эх, поговорить бы с ним! Да ведь он и так на неё глядеть не хочет. Решит, что она к нему навязывается! Ну и пускай думает что хочет, а хоть даже и побьёт! Дело планетной важности! Она решилась, подошла к нему и сказала ужасно строгим голосом:

— Знаешь что, Филимонов, сын Филимонова, есть у меня к тебе очень большой серьёзный разговор! Даже если тебе вообще всё равно, что с планетой будет…

— Да отвяжись ты от меня! Воеводова, дочь Воеводова, только и знаешь, что языком молоть!

Он кинул ей под ноги снежок, встал и быстро пошёл.

— А вот и не отвяжусь! — сказала Света и следом побежала. — Не отвяжусь, пока не выслушаешь, понял? Дело планетной важности!

— Вон с Надей обсуждай свою планетную важность, — сказал Костик. — И с Игорем Рудольфовичем. А я мало чем от животного отличаюсь, не отвяжешься — укушу, поняла?

— Костя! — сказала она, забегая перед ним. — Да Костя же!

— Чего? — он остановился.

— Давай лучше дружить, чем ссориться, — сказала она.

— Дружить? С тобой? — усмехнулся он совсем едким голосом, как будто Света была чудовищем, с которым не то что дружить, но и рядом стоять невозможно. Но речь шла о планете, поэтому она стерпела. В конце концов, она человек и сама выбирает, обзываться ей в ответ или наоборот. И она взяла да и сказала:

— А ты мне нравишься.

— Да, это заметно! Я тебя не трогал, а ты меня животным обозвала! Я всего-то ботинок завязывал, а у тебя получается, что из-за меня планета погибнет! А я, может, побольше твоего делаю… Я во дворе с папой три саженца посадил и два куста! А ты сколько?

— Нисколько, — тихо ответила она. — Я очень расстроилась из-за воды. Прости меня, пожалуйста… Костя, давай дружить. Потому что, знаешь, это всё-таки для планеты надо.

Он засопел, посмотрел вбок. Потом спросил:

— Тебе в какую сторону?

На другой день Костя к Свете в гости пришёл с большой папкой. Взрослые были на работе, и поэтому можно было советоваться сколько угодно.

Костя с видом начальника бумаги по столу разложил, приналёг на них.