Катерина Грачёва - Здесь был Фёдор
- Название:Здесь был Фёдор
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Катерина Грачёва - Здесь был Фёдор краткое содержание
«Прожжённый турист» Боря Лютик очень старается оставить свои следы на Таганае и очаровать Ленку массой добрых дел. Но Ленка вместо очарования уходит из его палатки, не польстившись даже на котелок картошки, а сам он просыпается от чьего-то возгласа: «Да-а, видать, и здесь был Фёдор». Да мало того что был, он ещё и остался невидимо-неизгладимо, несмотря на то что ушёл неведомо куда!
Здесь был Фёдор - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Мы остановились, как я сказал, и вдруг пролетела над нами та самая птица с Откликного и громко крикнула, словно бы ему! Человек неспешно повернулся, поглядел на нас и отвернулся снова. Потом как-то быстро скользнул вниз.
— Колоритный дядечка, — сказал Борька и поспешил наверх по тропе. — Сейчас увидите дерево желаний, там и моя памятка должна быть…
— Осторожно, — сказал голос, и это опять-таки был голос короля. — Муравьи тоже эту тропу облюбовали.
Я потанцевал, стараясь никого не задавить, потом поднял голову и увидел дерево желаний. Несчастное, замотанное наглухо сотнями грязных бинтов и тряпок, одиноко и беспомощно жалось оно к каменной плите, словно жертва на заклание перед буйствующей толпой. И великая куча тряпок лежала под ним, а мой король молча срезал ножом одну за другой, бросая их вниз под ноги.
Борька от возмущения чуть не захлебнулся и разразился речью. Смысл речи был в том, что парень этот вандал и рушитель чьих-то священных дружб и надежд, в том числе его, Борькиной.
— Нет, я — исполнитель желаний, — спокойно сказал тот. — Читать умеешь? Читай: «Хочу вернуться сюда и ещё раз увидеть эту красоту». Так вот чтобы кто-то мог видеть здесь красоту, надо её как минимум не уничтожать.
— Ты какой-то больной, — ответил на это Борька. — Это одно-единственное дерево. Каждый турист такое сжигает за поход, и ничего, сколько лет уже стоит Таганай. Подумаешь, красота! Это больше, чем красота, это переплетение лучших мечтаний, это братство людей!
— Вот это братство? — парень сунул ему под нос заскорузлый носок. — Или вот это? — он качнул сигарету в упаковке из-под лапши. — Изуверство это, а не братство. А то давай тебя тут положим, жгутами перетянем, всё это к тебе перецепим и напишем по всему телу разными цветами братские слова. Сколько в мире людей ежедневно помирает, авось и без тебя земля не обеднеет. Хорошая идея, а?
— Вася, ты не прав, — многозначительно сказал Борька, а крепче выражаться не стал, поскольку парень был взрослее, суровей и с ножом.
— А я не Вася, — сказал тот. — Я Фёдор.
Ленка вдруг подскочила к дереву и давай тоже веревочки снимать. И я за ней.
Борька взросло хмыкнул и ушёл за камни. А мы молча веревочки отвязывали, а пихта дрожала и плакала рубцами.
Тогда я и заснял «Здесь был Вася». А заодно и Ленку заснял. А потом отошел и их обоих незаметно сфотографировал — без всякой художественности, так просто. Потому что уж догадался, что Ленке такая карточка великой ценностью станет… Но это к слову.
— Однажды, — сказал вдруг Фёдор, — мне было очень, очень плохо, я еле добрёл до леса, упал под сосну и долго там пролежал, и слышал, как она по капельке возвращает мне жизнь. А потом я спросил у неё, чем я могу отплатить ей? И услышал внутри себя: «Когда можешь пройти не по траве, пройди не по траве»… Понимаете, братцы? Когда можешь…
— Ну короче! — сказал Борька, появившись из-за скал. — Мы вместе или не вместе? Мне надоело вас ожидать. Или вы идёте, или это не по-товарищески.
Пришлось идти.
— Сбегаем до Круглицы и вернемся, — ободрял Борька.
А когда мы там повыше поднялись, Ленка оглянулась — чуть с тропы не съехала: краской по камням, большими жёлтыми буквами было написано: «Не смейте губить ёлку, а не то худо будет! Фёдор».
— Вадька! — потрясённо сказала она.
Я бы тоже затосковал, если бы карман у Борьки не топырился, как будто там баллончик лежит. И там, на вершине, когда Борька полез шнурок навязывать на палку (тоже там мусорная палка гору венчала), я сказал:
— А краску-то, что ли, всю извёл?
— Какую? — круглит невинные глаза.
— Жёлтую! — отвечаю. — Какую! Вредитель!
Обменялись мы разными любезностями, но драться не стали. Стыдно. Кружила над нами загадочная птица и курлыкала жалобными тихими вздохами, и всё видела, и всё запоминала.
— Гора, — сказала Ленка. — Далеко-далеко по всей округе отсюда музыка льётся. Здесь бы храм, здесь бы орган, колокол, красоту, а что вместо того? Палка с мусором, кто-то даже штаны намотал, чтобы все знали, что он вниз без штанов шёл! А камни, камни — точно кладбищенские обелиски! Вадька, смотри: такой-то город, такая-то школа, имя, дата… Упокоились!
Я только за рукав её подёргал. С другой стороны, внизу, жаждущие славы и памяти накатали по полю больших глыб и имена свои из них сложили. Чтоб даже из космоса видать было: «Здесь был Вася!» Вот они мы какие, любуйся, Вселенная: это мы! Мы! Мы!..
Пока мы смотрели по сторонам, Борька спускаться начал. Пришлось догонять. Так ведь он нарочно взял в сторону, завёл нас на другую тропу по другому склону, мы долго плутали и не видали больше ни пихточки, ни надписи той, и ни Фёдора, конечно. Еле доплелись затемно до лагеря. Но зря он старался, Борька, потому что земля круглая и рано или поздно все наши поступки и непоступки к нам же и вернутся.
Народ почти весь ушёл, остались только костровища, примятая жухлая трава да мусорные кучи — где побольше, где поменьше.
— Не рыдай, — сказал мне Борька, хотя я вовсе не рыдал. — Не первый век стоит Таганай, как видишь, не упал ещё. Природа живучая, умеет восстанавливаться. В конце концов, есть здесь всякая администрация, это их забота — о порядке думать, мусор вывозить или там закапывать. А мне за это не платят. Не потащишь же ты эти банки вниз на своей спине, а? Я-то лично небось тоже хочу что-нибудь увидать, кроме камней под ногами. Что, кто ужин будет готовить — опять я?
Мы с Ленкой начистили картошки и пошли по стоянкам. На одной Ленка чуть не расплакалась: у кого-то хватило ума половину живых пихт надрубить. В другие деревья где гвозди повбивали, где кору ободрали. А если с них самих вот так кожу?
Борька наладил костер — за нами пошёл. Холодно уже, а ему всё нипочём: идёт раздетый, мышцы по телу катает, зуб на груди болтается.
— А, — говорит, — глядите: вот тут ножички метали. Это, братцы, ещё какое искусство. Слабо вот так с трёх шагов в цель попасть.
Достал из кармана нож и как метнёт в пихту!
— Ах, как метко! Видно, долго тренировался? — восторженным голосом спросила Ленка.
— Да уж с первого раза так не выйдет, — довольно согласился Борька.
— Ах, вот как, ну молодец! — сказала Ленка. — А в меня — в меня тебе не слабо попасть? С трёх шагов! А?
Ушла в лагерь, спальник свой (то есть, напрокат взятый, конечно) свернула и пошла из палатки на другую стоянку. Я думал — не пойти ли за ней, но не пошёл, потому что у меня ангина хроническая — лишний раз не погеройствуешь. И остался, как последний трус. Ленка-то не обиделась, а вот я сам на себя очень обиделся.
А Борька усмехнулся, костёр пожарче развёл и за гитару взялся. Теперь уже никто его не перекрикивал — бился его голос об Откликной гребень и далеко по округе разносился. Пел Борька про женское коварство, про неласковую судьбу, про политическую несправедливость… Этакий тоскующий бунтарь-одиночка. Которого жизнь побила, любовь обманула, и который ни во что уже не верит. Пел проникновенно, и я на месте Ленки, возможно, прослезился бы и простил его. Но Ленка, кажется, нимало не слезилась и только застегнула свой спальник полностью.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: