ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

— Кто такой? — неожиданно спросил голос из темноты.

— Юнга Лесков.

— Где твоё место по тревоге?

— У меня нет места, я вышел подышать.

— Укачивает?

— Немножко.

— Ну, дыши, да не разгуливай. Видишь, что творится. Шторм злее становится… Ага, вот и тревоге отбой!

Виктор недолго оставался в одиночестве. Между полами брезента блеснул свет, несколько человек вышли на верхнюю палубу, заговорили, засмеялись.

Один сказал:

— Добрый ветер! Разве на суше бывает настоящий ветер? Там он непременно с изъяном. То на гору налетит, то о дом поцарапается. А тут цельный, прямо с фабрики.

— Штормит знатно…

Через люк выходили и входили люди. Говорили о шторме, о тревоге, о качке, о концерте или молча прислушивались к шуму волн. Виктор держался в стороне. Ветер, который сначала показался ему тёплым, теперь пронизывал. Виктор спрятал руки в карманы, поднял воротник бушлата, нахохлился, пристукнул зубами, подумал о возвращении вниз, но не решился. Припомнился запах машинного масла, запах железа — фу! Нет, здесь хоть и знобит, зато можно дышать всей грудью.

Он не мог бы сказать, сколько прошло времени. Всё реже слышались голоса у люка. Удачливая волна залетела на борт, доплеснула до Виктора, намочила носки; ногам стало холодно.

На палубу вышли два краснофлотца. Один из них крикнул:

— Кто наверху, входи-заходи!

— Да кому быть-то? Гуляющих не имеется.

— Убирай!..

Не успел Виктор сообразить, в чём дело, как краснофлотцы уже убрали брезент и задраили за собой люк. Стало тихо. Виктор понял, что эта дорога в низы корабля отрезана, и забеспокоился. Во-первых, его, должно быть, уже ждёт тот человек в чёрном дождевике, а во-вторых, мало приятного торчать в одиночку на верхней палубе во время шторма.

«Придётся поискать другой люк, — решил Виктор. — Должен быть ещё люк. Конечно!»

Вглядываясь в темноту, он направился на бак. Одна за другой возникали и скрывались во тьме надстройки, смутно рисовались контуры башен, а люка всё не было, и никто не попадался навстречу. Наконец показалась громада мостика.

— Где же люк? — спросил юнга.

Темнота зашумела. Брызги полетели в лицо. На баке особенно чувствовалась сила шторма. Несколько раз волне удалось положить свою косматую холодную лапу на борт корабля, подкатить белую пену к ногам мальчика.

Виктор придумал: обогнуть мостик и по другому борту пройти на ют к тому люку, через который он впервые попал в низы корабля.

План показался ему неплохим.

Человеку, впервые ступившему на палубу корабля, показалось бы, что всё кругом спит: мирно покачиваются подвесные койки, спокойно светят синие лампочки под железными подволоками, тихо, усыпляюще гудят вентиляторы… Но отдыхают лишь свободные от вахты моряки, а корабль бодрствует. Тут и там прохаживаются молчаливые дневальные, мелькнёт и исчезнет озабоченный краснофлотец — электрик, механик, спешащий исправить какую-нибудь случайную неполадку, пробежит вестовой, чего доброго — заденет головой подвесную койку и услышит сонный голос: «Кто там снизу бодается?» В палубах, в кубриках спят люди, а в кочегарке, машинном зале, радиорубке, на мостике нет сна, не спят те, кто по строгому расписанию вахт должен обеспечить кораблю ход, зоркость и способность быстро, сокрушительно отразить атаку «противника».

Забыли о сне люди в штабе «красных»: склонившись над картами, они обсуждают ход тактических занятий, оценивают службу каждого корабля и командира, шлют по радио приказы, и вся эскадра «красных» точно знает свои задачи, знает, как надо действовать в том или ином случае. Забыв о часах, засиделся политработник в своей каюте — он готовится к лекции по истории Красного флота. Книги рассказывают ему о сплочённости, дисциплинированности и отваге лучших в мире русских моряков. Продолжает работу походная редакция: завтра утром выйдет свежий выпуск газеты «Красный Балтийский флот», составленный, набранный и отпечатанный тут же, на корабле. Главное место газета отведёт статье артиллериста Ламина: «Образцово проведём наркомовские стрельбы!»

Нет, никогда не спит корабль; вечно бодрствуют его воля и мысль…

Из палубы в палубу, озираясь, шёл толстый моряк в маленькой бескозырке на макушке круглой бритой головы. Встречая краснофлотцев, он о чём-то спрашивал их, неизменно слышал отрицательный ответ, иной раз останавливался, машинально доставал из кармана трубку, вспоминал, что курение табака в палубах запрещено, вздыхал и, спрятав трубку, шёл дальше.

Иона Осипыч уже обследовал всё, что мог обследовать, и не нашёл Виктора. Второй обход, также безрезультатный, приближался к концу. Костин уже хотел подняться на верхнюю палубу, но ему сказали, что по приказу командира люки задраены, так как шторм бушует немилосердно.

«Да и нечего ему там делать, — подумал Костин. — Чего он сунется на палубу в такую погоду?..»

Но где же он? Костин продолжал путешествие, бормоча что-то под нос. Это невнятное бормотанье можно было бы перевести следующим образом: «Старая дырявая поварёшка! Из-за паровых автоклавов и электрических мясорубок забыл о мальчугане, будто он тебе чужой. Вот теперь ищи его, капустный кочан! Хорошо ещё, если он спит, прикорнув где-нибудь прямо на холодном линолеуме, несчастная сиротинка, а если…»

Предположения, терзавшие Иону Осипыча, с каждой минутой становились всё мрачнее. Теперь, когда в заботах по камбузу наступил перерыв, он отдался поискам своего любимца, и его любвеобильная душа терзалась всё сильнее. Где Виктор? Где он, скажите, люди добрые? Скажите вы, строевые, вы, машинисты, вы, комендоры! Успокойте встревоженного Иону, который бродит по линкору как потерянный.

— Что нового, товарищ Костин? — спросил вахтенный начальник Скубин, когда кок нерешительно остановился на пороге кают-компании. — Не нашли?

— Так точно, не нашёл, — ответил Иона Осипыч, снимая бескозырку. — Нигде нет… Как сквозь палубу…

Двое командиров, пивших чай в кают-компании, уже наполовину погружённой в темноту, встретили это сообщение молчанием. Потом артиллерист Ламин подвинул Костину стул и сказал:

— Садитесь, пожалуйста!

Кок, ничего не замечая, вертел бескозырку в руках.

— Смешно, — недовольным тоном проговорил Скубин, расстегнул верхний крючок воротника и снова с досадой застегнул его. — Не может пропасть человек на корабле. Забрался в кубрик и уже видит десятый сон.

— Был я в кубриках, спрашивал: нету.

— В каютах комсостава?

— Нет, я спрашивал командиров, — откликнулся Ламин. — Ничего…

— Тогда где же он? — спросил сам себя Скубин. — Впрочем, корабль велик. Во всяком случае, одно ясно: мальчик в низах. Я просил вахтенного начальника Суровцева поискать на верхней палубе. Вахтенные не нашли никого.