Александр Аронов - Цирк приехал!

— А ну, вылазь к чертовой матери!

Из застрявшего в грязи фургона, как горох, посыпались ребятишки мал мала меньше.

На вид им было лет пять-шесть, но одеты они были совсем по-взрослому: в длинные платья, брюки, пиджаки, сапожки гармошкой…

— Вот чудилы-то! — засмеялся Борька. — Как вырядились!

Один из мальчуганов поскользнулся и упал. Борька быстро подбежал и поднял ребенка.

— Спасибо! — хриплым басом поблагодарил малыш. Борька вздрогнул: с изрытого множеством глубоких морщин старческого личика улыбались лукавые вишенки-глаза.

— Что, испугался? — рассмеялся человечек и отбежал.

— Да это же лилипуты! — шепнула Нина.

— Точно! — ахнул Борька. — Цирк приехал!

— Ну свисти… Чего же ты замер? — улыбнулась! Нина.

— Неудобно…

Лилипуты со всех сторон навалились на фургон. Это не помогало.

— Выгружай, братва! — скомандовал великан и первым нырнул в фургон.

Раздался яростный лай. Лилипуты принимали из рук великана разношерстных собачек. Из фургона вылетали тяжелые гири. На землю поставили ящики с голубями, тюки невиданной формы, плетеные сетки и другие удивительные веши.

Особенно бережно опустили тяжелый длинный ящик с дырочками на боках и крышке.

— Что это? — спросила Нина у Борьки.

— Не знаю…

Как завороженный, следил Борька за разгрузкой. Фургон стал легче, но вытащить его лошади все равно оказалось не под силу. Великан выпряг её, отвел в сторону, поплевал на руки и, схватившись за оглобли, нараспев крикнул:

— Э-эй, ухнем!

— Погоди, дядя Проня! — И веселый человечек обратился к ребятам: — Давай сюда! Всё народу больше будет!

Ребята подбежали к фургону, но великан крикнул:

— Отойди, мелюзга! Я сам!

Он натужился, рванул за оглобли, и тяжеленный фургон со страшным скрипом выкатился из грязи.

— Ну и слонище же ты, дядя Проня! — восторженно ахнул веселый лилипут.

А другой, самый маленький из всех, совсем мальчик с пальчик, вдруг радостно запищал:

— Наши едут!

— Сиу-сиу… Сиу-сиу! — громко засвистел дядя Проня.

— Сиу-сиу… Сиу-сиу! — отозвались издали сразу несколько человек.

Счастливый Борька торжествующе поглядел на девочек:

— Что я говорил! Сейчас Никита и Андрон будут! Это они свистят!

Появилось несколько фургонов и повозок. На первой телеге стояли железные клетки, укрытые старым брезентом. Правил лошадью бородатый мужчина.

— А Шурка где? — спросил его великан.

— С чертями спит в последнем фургоне. Намаялся при погрузке.

— А зачем вы ему грузить разрешили, Глеб Андреевич? — нахмурился дядя Проня.

— Да он сам. Ты что, Шурку своего не знаешь? Дядя Проня недовольно глянул на бородатого и быстро побежал в конец обоза.

— Что случилось? — спросил Борька, нагнувшись к самому маленькому лилипуту.

— Рассердился, что Шурка грузил… — пояснил тот.

— Простите, — спросил Борька, — а Иван Абрамович там?

— Какой Иван Абрамович?

— Лекалов-Терри. Дрессировщик.

— Что ты, милый. Он же в ЦУГЦе работает. А у нас цирк частный. Иван Абрамович сейчас выступает в Ростове.

— И он не приедет?

— Конечно, нет.

— Не приедет… — упавшим голосом сказал Борька. — А вы его видели, да? А как Никита с Андроном?

— Все в порядке. А ты откуда их знаешь?

— Мы хорошо знакомы… Я их так ждал… Они обещали… — быстро бормотал Борька, боясь расплакаться.

— Разве это от них зависит! Куда пошлют, туда они и едут.

— А Никита все ещё девочкой работает?

— Все ещё девочкой…

— А Николай Александрович где?

— Что за Николай Александрович?

— Клоун. Толстый такой. Коко. Он ещё пищики делает…

— Ах, Коко и Мишель! Они на юге где-то. А ты, как я погляжу, всех знаешь…

— Он всех знает, — сказала Нина, — и свистеть умеет по-вашему. И я умею. И Римма. Вся пятая «Б». Нас Борька выучил.

— Молодцы! Значит, любите цирк?

— Конечно, любим…

Борька вздохнул.

Груженные цирковым скарбом подводы шли мимо.

— Как дела, Нонночка? — обратился мальчик с пальчик к девочке, за которой шла рыжая лошадь, укрытая сверху разноцветным тряпьем. — Чем расстроена?

— Буян простудился! — кивнула девочка в сторону лошади.

Буян подошел к своей хозяйке и потерся мордой о её плечо.

— Смотри, Нина, медвежат ведут! — немного оживился Борька.

— Гималайские! — пробасил веселый лилипут. — Раз с белой грудкой, значит, гималайские. Злые-презлые.

— Пора, Борька, опоздаем! — сказала Нина.

— Успеем. Подожди немножко. Ой, смотри, народу-то собралось! Как в цирке!

С ребятами и мальчиком с пальчиком (его звали Василием Тихоновичем) поравнялась ещё одна телега, которой управлял лысый тощий человек. Рядом с ним стояла клетка с очень грязным пеликаном. Сзади примостился пузатый барабан, на котором была нарисована смеющаяся клоунская рожа с красным носом. На барабане висели медные тарелки и связка бубенчиков, весело звенящих при каждом шаге лошади. Тут же лежали длинные ноги — ходули в широченных полосатых штанах и остроносых клоунских ботинках, размером с мальчика с пальчик.

— Кто это? — спросил у лилипута Борька, когда телега проехала мимо.

— Это дядя Донат. Клоун. Самый главный наш чёрт и шапитмейстер.

— Чёрт? — изумились друзья.

— Его воздушный полет называется «четыре черта». Дядя Донат выступает вместе с сыновьями и братом.

— Такой старый?

— А он не старый вовсе.

— А лысый совсем…

— А он вовсе и не лысый. Он специально бреет голову. А на макушке оставляет клок волос. Не заметили? Бантик завязывает для смеха. Выходит в шляпе, а как повиснет на трапеции, роняет шляпу в сетку. Тут все и видят у него на голой голове пышный бантик. А клоунаду работает в рыжем парике. Как Коко.

— А он и чёрт, и клоун, и ещё кто? — спросил Борька.

— Шапитмейстер. Человек, который устанавливает цирк, ставит столбы, натягивает крышу из брезента. Такая крыша называется «шапито». Как и сам цирк.

Мимо прошел великан.

— Ну, как Шурка? — спросил его лилипут.

— Умаялся, бедняга. Спит.

— Кто это? — шепотом вслед спросил Борька.

— Силач, атлет-богатырь Вонави. Знаменитый артист.

— А Шурка кто?

— Такой же мальчишка, как и ты. Воспитанник Вонави. Человек-феномен.

— Феномен? Что значит «феномен»?

— Феномен, пичуги, это значит…

— Тебе что, Васька, делать нечего? Чего язык чешешь? — сердито крикнул сухонький старичок с козел подъехавшего экипажа.

Заднее сиденье пролетки занимала женщина невероятной толщины.

На коленях её сидели две малюсенькие белые лохматые собачушки с синими бантами на шеях, смотревшие на всех злыми розовыми глазами.

— Вонави где? — спросил старичок у лилипута.

— У фургона. Недоволен очень, что Шурка грузил. — Ничего страшного. Все устали. И я устал.