Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия

Проня оттолкнул его.

— Отойди, дурак.

— Это ты дурак, ваше благородие!

И, словно угадав помыслы друг друга, они разом схватились за ружья, разом щелкнули курками, разом замерли, когда Проня сказал:

— Стой!

Распрямились оба, не поворачивая стволов друг к Другу.

— Погоди! Дурость делаем! — предупредил Проня. — Я виноват, согласен, надо было удушить чертенят!.. Но теперь что поделаешь! Положи ружье, обговорим!..

Медленно оба наклонились, положили ружья, оба разом осторожно спустили курки, оба выпрямились.

— Сядем! — сказал Проня. — Далеко ли они уйдут, полудохлые?! Либо потонули уже, либо найдем в двух шагах!

Чернобородый скрипнул зубами, успокаиваясь.

— Пошли, сейчас найдем! — воодушевился Проня — Клянусь — они далеко не ушли!

Оба сделали движение, чтобы встать, оба глянули на темную тайгу и остались на месте.

— Пусть! — сказал Проня. — Но посуди: мы с тобой полдня добирались до деревни, а сколько времени надо этим полузадушенным выродкам, если даже они не утонут?!

Чернобородый тряхнул головой, мрачно глядя на котомку у себя под ногами.

— Давай выпьем… Трещит, собака!..

— Во-во! — обрадовался Проня. — Давай.

Выхватив из мешка непочатую бутылку водки и дюралевую кружку, Проня наполнил кружку, почти до краев, подал ее чернобородому, сам дотянул остатки прямо из горлышка.

Чернобородый залпом опрокинул кружку. Развязал мешок, вытащил луковицу, откусил от нее прямо с кожурой, ткнул Проне еще одну бутылку.

— Открывай эту…

Проня с готовностью открыл вторую. Чернобородый внимательно наблюдал за ним, как он делит водку, и, может быть, поэтому Проня разделил вторую бутылку поровну. Потом сказал:

— Надо выспаться!.. Зря разжигал такой костер!.. — Разворошил хворост, чтобы огонь убавился. — Щенков бояться будем! Они от страха подохли уже где-нибудь! А нам до рассвета все равно нельзя трогаться. — И он улегся первым.

Чернобородый прожевал кусок сала, огляделся, потом встал, обошел вокруг поляны, прошаривая кусты, углубился в лес. Минут через двадцать вернулся, прошагав почти рядом с Мишкой… Задрав голову, поглядел на звезды и тоже лег, придвинув ксебе ружье.

Петька проснулся сразу, едва Мишка подтолкнул его в бок. Чуть брезжило утро. Звезд уже не было, откуда-то с востока по небу растекалась бледность. Но р лесу еще держалась темь.

Петька проснулся, как никогда, здоровый и голодный, вскочил на ноги. Подпрыгнул, сделал два шага вперед, два назад. Шаги еще отдавались в теле ноющей болью, но это было уже терпимо.

Мишка подтолкнул Никиту. Никита вскочил будто ошалелый, глянул по сторонам.

— Что? А? — И, ничего еще не соображая, уставился на Мишку. — У тебя хлеб есть?

Мишка приложил палец к губам, ухмыльнулся, довольный собой, потащил их куда-то в сторону, пригнул к земле.

Друзья разглядели под сосной, на газете, три полные бутылки воды, огромный, разрезанный на две половины пирог с картошкой и яйцами, нарезанное дольками сало, очищенный лук и два куска домашней колбасы…

Петька даже задохнулся при виде таких яств.

— Шамайте, — голосом короля повелел Мишка и, усаживаясь в стороне, добавил: — Владька дежурит там. Они сейчас проснутся. Не нарваться бы.

— А ты?.. — спросил Никита, протягивая руку за пирогом.

— Я уже! — соврал Мишка. Но впервые в жизни соврал так правдоподобно, что друзья поверили.

Это был пир! Это был тот самый пир; о котором в сказках говорят, что он на весь мир!.. Таял во рту пирог, — таяло душистое сало, булькала из бутылок вода и медленно струилась, растекаясь по телу! Не стоит и говорить о приправленной чесноком колбасе с кусочками хрустящего, душисто-сладкого лука!

Когда Мишка спросил: «Наелись?», путешественники в блаженной истоме лишь закивали головами в ответ.

Шурхнули кусты. Высунулась Владькина голова рядом с наконечником дротика.

— Они проснулись!.. — , И он тут же исчез опять.

Мишка быстро убрал следы пиршества. Надели телогрейки, взяли котомки — Владькину и Мишкину, крадучись приблизились к поляне.

Владька оглянулся. Петька жестом подозвал его.

— Едят! — сказал Владька. — Выпили по целой кружке. Молчат. Проня обошел все на двести метров вокруг, искал следы. Чуть не напоролся… — Владька шевельнул дротиком. — Потом веревку смотрел, говорит: «Откуда у них нож?» А тот: «Карманы проверял?» — «Нет». И сразу начали быстро есть. Молча.

Петька сказал:

— Вот что… Надо одному пробираться в деревню. Небо над их головами блекло, и уже легко виделась протянутая рука. Но бежать в мешанине сумерек и тумана было все же рискованно.

— Один бежит, остальные остаются, — сказал Петька. — Давайте жребий.

— Вы не в счет, — поколебавшись, сказал Владька. Отрываться ото всех он не хотел, но понимал, что Петька с Никитой — не бегуны пока.

Мишка опередил Никиту, когда тот хотел возразить.

— Жребий будет несправедливо… — сказал Мишка. — Я сейчас самый крепкий и знаю лес лучше Владьки… Ты оставайся, — сказал он Владьке. Снял свою котомку и отдал ее Никите. Все виновато промолчали: Мишка был прав — идти лучше всего ему.

— Ладно… — сказал Петька. — Вот возьми… — И, вытащив из кармана компас, нацепил его Мишке на руку. Хорошо, что он предусмотрительно сунул компас в карман, остерегаясь его светящегося циферблата.

Мишка сразу, прицелившись, определил местоположение поляны по отношению к Лысухе.

— Ну, держитесь тут! Случай чего — лучше убегайте.

— Они сейчас уходят! — шепотом сказал Владька, что-то разглядев на поляне за деревьями.

— Мы будем оставлять следы, — сказал Петька.

— Я быстро! — И, махнув рукой, Мишка скользнул между деревьями в сторону Засуль. Его силуэт раза два еще мелькнул в туманном мраке медленно растворяющейся ночи и исчез.

— Я — в засаду… — шепнул Владька, скрываясь за кустами.

Это лишь в первые минуты показалось друзьям, что они могут своротить горы. Несмотря на хороший завтрак и отдых, пережитое давало о себе знать… Все тело опять заныло. Петька сделал несколько гимнастических движений руками: в стороны — вместе, в стороны — вместе… и шагнул вслед за Владькой. А Никита за ним.

Оказывается, все, что происходило раньше в деревне, должно было расцениваться как небольшое волнение. Настоящий переполох наступил утром следующего дня, после того как «засмущались» Мишка и Владька…

Мишка и Владька исчезли, не оставив после себя даже записки.

Владькина мать плакала. Светка, немножко испуганная, немножко радостная, бегала — с Димкой за одну руку, с кучерявой Кравченко за другую — по берегу Туры, вглядывалась в окружающий деревню лес и все повторяла;