Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих Время драконов часть 1)

— И когда это я его “зае…ал”? Непонятно. Я ведь даже писать ещё не начал. Наверное, у него сегодня “эмоциАнальный минус”.

: Мон шер, значитЬ.

— Тут ещё Майн Кат Сталкер бормочет в мой адрес всяческие гадости — но пусть он их и записывает. Давай-давай, пиши, если ‘совест ест’. Хотя смешно применять такие общегуманные понятия к Люберу.

... Пиши-пиши, не фиг языком чесать. Меньше воздуха насотрясаешь — меньше пером скребсти придётся. Уж это — ‘сточно’:

: ‘По яду брючин на салом теле’,— “да”.

— В общем, так творчески мы проводим время до глубокого анус... пардон — вечера. То есть, конечно, до того, что этим вечером здесь приходится условно называть — и определять, исходя из личной усталости,— а потому оговорка вполне естественна, значит,— определять по усталости за отсутствием иных способов: типа часов, скажем. А у меня, между прочим, совсем неплохие органы времени были — самый настоящий “кessel”: стрелочный циферблат, и электронный с тремя таймерами и самоустановом,— всего за 100 рублей по случаю приобрёл. То есть больше, чем за полную зарплату Пищера — и половину моей, соответственно. Или за три стипендии Пита. ( О доходах Брудера в нашем кругу говорить не принято — как о величине, в принципе не сопоставимой ни с какими культурными или материальными ценностями. )

— Как бы только кто-нибудь ‘там, наверху’ к ним не приделал нечто вроде маленьких таких ножек,— или почти незаметного такого...

: Хм — чуть не нарвался на свободу слова, дарованную впопыхах Пищером. Это я гласность его матерную имею в виду. Так что заменяем слово, чуть было с кончика шариковой ручки не слетевшее, на более благозвучное: ... конца ,—

— и возвращаемся, на крутом ‘витраже’ выходя из штопора дозволенной мысли, к прерванной теме:

... у меня аж кисть от ‘усрердия’ начинает сводить с задницей.

«И ЧТОБ ТАККАЖДЫЙ ДЕНЬ БЫЛО»,— заявляет Пищер.

: Ну это он просто сошёл с ума. А жаль — Экскремента нам без него явно не потянуть...

Ладно. В общем, первыми — по причине усталости и полного, а также частичного и прочего отсутствия интереса к писательской карьере, “завязываем” с писаниной мы с Питом. У меня садится свет, система выдыхается прямо на глазах — а я не Павел Островский, чтоб на ощупь бумагу царапать. И не Гомер — пока ещё — слава Босху. < “Все члены МОСХА не стоят одного члена Босха”, — приходит на память соответственно случаю: из, кажется, Сталкера — времён ‘облучения’ в МАРХИ. На всякий случай записываю, а то ведь он у нас скромница... >

— А Сталкер с Пищером разошлись не на шутку. Ну, Пищер-то — понятно: ему до фига всего приходится записывать,— и кто сколько у кого чего съел < вдруг отводит такой туманный взгляд от своих тетрадочек — и вопрошает в сумерки грота: «Никто э... не помнит, чем мы позавчера на ужин с подачи нашего кулинара травились, и сколько это было в граммах?..” — на что Сталкер, конечно же, радостно сообщает, сколько это было в граммах — и Пищер начинает было записывать, но тут до него доходит, какую часть ужина имеет в виду Любер... >, и как часто из-за этого потом к Другу советоваться бегал — и помог-ли ему Друг своим советом ( страна советов на верху до сих пор всё-таки ) — какая температура по этому поводу в гроте остановилась, и уровень радиации < Господи! Услышь молитву мою — переименуй город ÖБНИНСК [1]во что-нибудь более надёжное: как-никак, старейший в стране дураков ядерный реактор... >,— влажность, ветер, “просадки” ( падали — или нет; если “нет” — кто виноват, если “да” — что теперь делать? ) —— и так далее до полного ‘одурвения’. То есть в случае Пищера всё предельно ясно: тяжёлый, бесконечно, случай — “Острое Регистратурное Заблевание”...

— Ну а Сталкеру-то что надо???

: Ишь, строчит — аж язык говяжий со словарём высунул... Писа-атель... Смотри, не ‘продавись’. Лечи его тут потом...

— И на ум мгновенно приходит картина воистину анекдотическая: “Полное Содрание Сочленений Сталкера”. ‘Издевательство’ “От всех”,–

: Приходится нам с Питом самим готовить ужин.

Пищер, не отрываясь от Учёта, требует, чтоб отныне я записывал в граммах , чего и как кладу в нашу пищу. М-да... Комментарии, как говорится, излишни. И воду учитывать?.. — Учитывай ВСЁ!!! — рявкает он голосом Мамонта.

: Если это приготовление Пищи — то я Папа Римский < Господи, прости меня, грешного... >. Сроду не задумывался, чего и сколько я кладу в кан. И как теперь быть? Одна эта мысль способна отбить всякий интерес к Вкусной и Полезной...

В довершение шока Пищер демонстрирует мне какие-то умопомрачительные таблицы, в которых нормальные продукты питания представлены в виде химических соединений. Делаю вид, что заинтересованно изучаю — поскольку спорить с душевнобольным заведомо гиблое дело ( а с Начальством — вдвойне ) — и предлагаю начисто исключить из рациона питания Сталкера фосфор: может, хоть это немного собьёт его на землю. Точнее — “под землю”.

... Гляди-ка: этот тип начисто исписал стержень! А если б он был графитовый?.. Вот так и взлетают мирные атомы в каждый дурдом.

— Ну и чёрт с ним. Всё равно на сегодня для общества он потерянный человек: “чукча не читатель” ( “да!” ) — у Майн-Рид-Люмпен-Лютер-Любер-Аллес-Сталкера эта мысль сегодня на лбу, как на вокзальном табло читается. Лоб, правда, не выпуклый — зато и читается легко.

И поскольку Сталкер продолжает делать вид, что сильно думает ( осьминог примерно в тех же целях использует аналогичный чернильный мешок ),— сами понимаете, как нелегко творчески расписать всё, что мы тут преодолеваем — владея всего тремя известными буквами, из которых одна “зэт краткое”,— то мне становится немного скушно в общении: Пит увлёкся каким-то чтивом — то-ли Волошиным, то-ли Бродским, а Пищер действительно занят. И к нему в эти минуты лучше не приставать. Уж это — ‘тошно’.

— Так что размять мозги мне решительно не с кем.

И тогда я овладеваю гитарой и немного бренчу на ней,— чего это там Сталкер недовольно фыркает? — а потом с тоски по пресловутой ностальгии, ‘и от бессмысленности дальнейшей жизни’ решаю совсем отравиться чаем. То есть жахнуть его ещё пару кружечек — не пропадать же добру — и чтоб досадить Сталкеру: уж очень он у нас его любит.

— Что ж: любишь кататься, люби и саночки...

— И я действительно ещё ( вот псих: на ночь-то глядя! При нашем подземном климате!!! ) жахаю пару кружечек упомянутого напитка: за себя и за Майн Перпетуум Кайф Шрайбен Сталкера, за Союз Писателей то есть.

: Уж очень я его люблю.

... а потому среди ночи, конечно, просыпаюсь с известной мыслью: не расплескать сокровенное. И так как накануне я предусмотрительно забился “в самый дальний наш угол” — как и хотел, наученный Горьким Жизненным Опытом — то мне, в своём стремительном приближении к Милому Другу приходится поочерёдно перепрыгивать через совершенно-омерзительно храпящего во сне Пищера ( как его в зоне за такие звуковые сигналы не удавили? ), печально стонущего во сне Пита, и... М-да. А вот Брудер Сталкера я на месте почему-то не замечаю.