Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих Время драконов часть 1)

В конце концов — после часа непрерывной ругани Пищера в мой адрес и моих, по его мнению, катастрофических ошибок, мне доверяются транс с термосом, перекусом и запасным светом, и рулетка: измерять пройденное расстояние.

Только “рулетка” — слишком громко сказано. На самом деле это простая стропа с делениями — мерная лента. < Когда ездил за компасом, предложил Пищеру захватить “до кучи” пикетажную книжку и настоящую рулетку – у меня дома была хорошая пластиковая “десятиметровка” с удобной, ярко-жёлтой шкалой,– метровые отметки красным, остальные чёрным,– но Пищер сказал, что “не фиг заморачиваться” – вместо пикетажки сгодится любой блокнот, рулетка же у него есть. Как выяснилось, под рулеткой он подразумевал старую капроновую стропу, которой они с Хмырём пару лет назад топосъёмили Гнилые Штреки — а потому Пищер хотел, чтобы наша новая съёмка не разошлась с предыдущей, снимать тем же инструментом. Но тогда и компас нужно было использовать тот же самый,– иначе какой смысл?.. «Компас уехал в Рагун вместе с Хмырём,– сообщил Пищер,– так что не заморачивайся.» >

: Представляю, какая у нас получится “точность” с таким, с позволения сказать, “капроновым самопалом” — и ужасаюсь. Так же жалко, что Пищер не помнит, какое склонение Хмырь устанавливал на своём компасе – тогда я установил бы на своём тоже самое,– но что такое склонение, Пищер, кажется, просто не понимает. Для него все горные компасы – близнецы по определёнию. Мои ошибки задевают его гораздо больше.

: Ладно. Стараюсь не ошибаться — хотя трудновато с той скоростью, какую от меня требует Пищер, определить по этой ленте, на сколько она размоталась: на 2.52 или, скажем, на 5.25 —

: довольно быстро все эти цифирки становятся неразличимы из-за грязи,— хоть я и стараюсь постоянно держать её на весу, не давая коснуться грязного пола,— но ведь каждый сантиметр её проходит через мои руки, а ими я тащу за собой транс, опираюсь время от времени о камни, глиняный пол,—

— да и с нашим-то светом... То есть свет, в общем-то, не так плох: нормальный подземный свет,— но Пищер, ускорения моего труда ради, почему-то всё время стремится подсветить мне своей системой спереди. А в его свете, бьющем прямо в глаза, я уж совсем ничего не вижу. И бесполезно ему объяснять, что встречный свет слепит — он это прекрасно знает и без меня, сказано же: “не ослепляйте водителя” — и так далее... < Егоров бы представил в этом месте картину:плакат с соответствующей надписью; под плакатом два пальца “козой”... > Кстати, самому Пищеру в глаза лучше не светить даже случайно — когда оборачиваешься на его вопль со включённым налобником, а он прямо в упор на тебя смотрит... Крику не оберёшься.

— Но так или иначе, мы постепенно втягиваемся в работу. Я даже замечаю, что лента эта — если её не перекручивать — практически не тянется, до того старая, а значит, точность моих измерений будет вполне достаточной. «+/— метр,— говорит Пищер,— меня вполне устроят».

: Меня тоже — если, конечно, это будет суммарная ошибка, а не на каждом измерении... Представляю, как он ещё азимут с таким отношением к точности определяет — и что в любом случае теперь этими самыми лентой и компасом нам все остальные съёмки делать, чтоб их можно было привязать к данной — и...

: Что тут говорить? Всё равно это не съёмка — если считать по-настоящему... < У меня тема диплома была — как бы это сказать без спецтерминов, чтоб понятнее было? — ну, скажем так: сравнение различных способов спелеотопосъёмки и построение соответствующих карт применительно к одному участку пещеры с привязкой к существующей системе координат и анализом возможных погрешностей каждого метода... Надеюсь, понятно. Небо и земля — в сравнении с тем, чем мне приходится сейчас заниматься. >

— Мы работаем час, два: вначале медленно, а затем всё быстрее удаляясь от грота. “Привязываемся” к скале с надписями, что в центре Хаоса; данную точку мы с Керосином ещё зимой соотнесли с поверхностью — это и была моя преддипломная практика, я ( один из курса ) мог себе позволить сам её выбирать,— сложная и здоровская была работа — хорошо ещё, что Сашка на компьютере в своём ВЦ помог мне её обсчитать, и Гена тоже помог — он работает вместе с Сашей на одной и той же машине, только через день, и потому на работе они не встречаются, только записки оставляют друг другу, да в Ильях, как сейчас, когда разом уходят в отпуск — а на их место практикантов каких-то тупоумных сажают, после которых, жаловался Гена, машина полгода в себя прийти не может,— но я отвлёкся — тем более, что наша поверхностная жизнь мало кого интересует и к Миру Подземли имеет очень сомнительное отношение — не считая того, что Егоров на своей работе делает всем системы, то есть налобники классные, а Гена загнал в память их машины все свои стихи и песни, и теперь распечатывает их каждому желающему в виде сборника. Мне вот, например, распечатал. Только у него очень сложная для меня, как я понимаю, поэзия — хотя ильинские его стихи и песни мне все без исключения нравятся. А вот моя работа ( точнее, образование ) мне под землёй только мешает. Я имею в виду то, чем занимаемся мы с Пищером.

“Привязавшись” к скале с надписями, мы ведём от неё нитку хода к Большой Стене, что замыкает ЖБК с востока. Пищер обрисовывает проход и записывает данные; я только диктую ему пройденные метры, что читаю на размотавшейся ленте — но слышу, как он всё время бормочет азимут: 75, 80, 110, 60... Слава Богу, хоть компас нормальный — настоящий горный, склонение на котором я точно установил для широты и долготы Москвы ( надеюсь, что Хмырь, как профессионал – он в этом году окончил МИСИ по специальности подземного гидрогеолога и уехал-распределился на строительство рагунской ГЭС – на своём компасе устанавливал тоже самое ).

Вначале идёт штрек — мы снимаем его зигзагом, от стены к стене: чтоб точно передать размеры,— и у меня большие ходы — по 10, 15 и даже по 20 метров. Конечно, на больших ходах и ошибка большая — но есть мнение, что на маленьких она может быть не меньше. Всё зависит от того, как считать. И как камералить потом. Потому что, имея точную обрисовку — и зная возможные ошибки и несколько перекрёстных привязок, можно любую, даже самую лажовую съёмку вытянуть. Целая теория об этом есть — но не здесь о ней распространяться:

: К Пищеру это никакого отношения иметь не может по определению.

В штреках работать просто, транс почти не мешается, да и с лентой меньше возни,— не нужно её каждый раз сматывать и разматывать,— и я размышляю о том, почему это Сталкер с Егоровым отказались от съёмки: я-то знаю, что им обоим это интересно. Тем более, что Сашка снимать любит — и пробиться за Большую Стену для него было бы также важно, как и для Пищера. Потому что ЖБК, как ни крути, нашёл Вет — то есть Соломин,— и Сашке с Пищером до сих пор, по-моему, немного завидно. Да и мне. Из нас только Сталкер равнодушен ко всяким “эпохальным отрытиям” < или ‘отрытиям’? > — но Сталкер вообще удивительный человек: я уже писал об этом. Учился себе в МАРХИ, затем бросил; на бас-гитаре в какой-то команде играл — и тоже бросил; после армии не то год, не то два работал в художественной мастерской — не то натурщиком, не то рисовальщиком,— и снова бросил... Я даже не знаю, на что он живёт. “Да”. Для него лишь одно постоянно — Ильи, и ещё выпивка. Но этим он пока вроде не сильно злоупотребляет — только вид делает. В отличие, скажем, от Мамонта.