Виктор Сидоров - Федька Сыч теряет кличку

Тимка ничего не возразил. История с верхним люком довольно крепко проучила его. Теперь Тимка сроду ничего не станет делать, пока хорошенько не поразмыслит.

– Давай откроем, посмотрим, – предложил он после минутного молчания.

Но Андрюшка не ждал Тимкиного совета: он уже тянул дверцу за кольцо. Она медленно, со скрежетом открылась. Андрюшка на всякий случай отскочил от зияющей черной дыры, направил туда луч света. Ничего страшного там не оказалось: нора и нора, только большая.

– Куда она ведет? – переходя на шепот, спросил Тимка. Андрюшка пожал плечами. Подошел к дверце, еще раз осмотрел отверстие.

– Полезли?

Сказал вроде бодро, а сердце заколотилось так, будто хотело выскочить. Тимка тоже не очень весело откликнулся:

– Полезли, пожалуй…

Андрюшка первый вполз на четвереньках в черное нутро тоннеля. Пробирался медленно, боясь какой-нибудь неожиданности. За шиворот то и дело сыпалась земля, сбитая с потолка неловким движением. Ход был неровный, извилистый и, казалось, бесконечный.

– Андрюшк, а, Андрюшк, – донесся тревожный голос Тимки, – а вдруг у него конца нет? Залезем далеко и задохнемся.

Андрюшка ничего не ответил, только сжал челюсти и продолжал ползти вперед. Внезапно лучик фонарика скользнул по стенке тоннеля и растаял в дневном свете. Земляной ход кончился. Теперь они оказались под громадными каменными глыбами, хаотически нагроможденными друг на друга. В нос ударил смрадный запах. Андрюшка, придержав дыхание, выбрался из-под глыб. За ним вылетел Тимка.

Ребята огляделись. Они очутились на дне глубокого оврага среди вонючей свалки. Мальчишки отлично знали это место, но, конечно, никогда здесь не играли.

– Теперь ясно, как выбрался Сыч со своими дружками. Хитрые. Следы заметают…

– Айда отсюда, – морщась, проговорил Андрюшка. – Дышать нечем.

Страх и волнение, которые наполняли ребят, когда они сидели в темном подземелье, прошли. Тимка, словно продолжая свою мысль, спросил:

– Ну так как? В милицию идем?

Андрюшка отрицательно покачал головой. Нет, в милицию идти он не собирался – рано. Еще сами толком ничего не узнали. Когда все будет ясно – тогда другое дело. Да и… прежде бы с Сычом надо поговорить, разузнать что и как. Может, он и не виноват ни в чем. Пожалуй, так и надо сделать. А в милицию сбегать они с Тимкой всегда успеют. Тимка, подумав малость, согласился с Андрюшкой: верно, рано. Да вот и Сыча почему-то жалко. Парень он все-таки неплохой. По крайней мере, был неплохим. Ну что ж, торопиться тогда не к чему.

Около «скворечника» в последние дни стало очень оживленно. Даже малыши, и те перенесли свои игры сюда, забросив качалки и песочницы. Глядя на старших ребят, они целыми часами колотили камнями ржавые консервные банки, воображая, что тоже ремонтируют посуду.

Да что малыши! Однажды в «скворечник» зашел Фаддеич, угрюмый, молчаливый старик, обросший дремучей черной бородой. Он остановился на пороге, обвел всех суровым взглядом и медленно стал обходить помещение. Шум в «скворечнике» сразу утих. Ребята настороженно следили за Фаддеичем. «Зачем он пожаловал сюда, этот бородатый молчун?» Все ребята в доме знали Фаддеича, но не любили его. Да и за что любить-то? Целыми часами сидит на ступеньке крыльца своего подъезда и сосет большую обгорелую трубку, а дым из нее, как из трубы котельной. Никто не видел, чтобы он был веселым или улыбался. Сидит, молчит и курит. Иногда поздоровается со знакомым и то не по-человечески. Не скажет «здравствуйте», а вынет трубку изо рта и немного головой кивнет.

Ребята ничего не знали о Фаддеиче. Кем он работал, где, откуда приехал сюда. Знали одно: живет он на первом этаже в однокомнатной квартире со своей женой, маленькой старушкой, чистенькой, беленькой и тоже тихой и неприметной. С ребятами Фаддеич вообще не знался. Просто не замечал их. А тут вдруг пришел! И хоть бы слово сказал! Ходит и смотрит. Заглянул в маленькую комнатку, но, очевидно, там для Фаддеича ничего интересного не оказалось, повернул обратно. Подошел к куче еще не отремонтированной посуды, взял сразу две кастрюли и чайник. Повертел их, положил на место. Остановился около Тимки, долго смотрел, как тот паяет, и, наконец, раздвинул губы.

– Хорошо робишь, парень.

И шагнул дальше, к Андрюшке.

– У тебя хуже. Так держи инструмент…

И показал, как надо держать паяльник. Остальные ребята разом принялись работать, чтобы увидел Фаддеич. И он подошел ко всем и каждому что-то сказал. Затем, не прощаясь, вышел.

– Ну и тип, – покачал головой Андрюшка. – «Хуже, лучше, не так, вот эдак!»

На другой день Фаддеич снова заявился. Опять ходил, молчал, сурово оглядывая ребят, будто они в чем-то были виноваты. Потом вдруг подошел к Тимке.

– Айда со мной, парень.

– Куда? – удивленно спросил Тимка.

Но Фаддеич, не отвечая, пошел к выходу.

Минут через двадцать Фаддеич и Тимка вернулись, нагруженные недлинными, но довольно толстыми брусьями и досками.

– Зачем это? – шепотом спросил Андрюшка у Тимки.

Тот пожал плечами. А Фаддеич, осторожно положив поклажу, сдвинул кучу посуды от стены на середину комнаты, сказал:

– Верстаки делать будем. Без верстака – какая работа!

Ребята от радости и неожиданности даже онемели. Вот так Фаддеич! Вот так Молчун! Одна лишь Светка не обрадовалась. Ей не понравилось, что Фаддеич, во-первых, не посоветовался с ней, а, во-вторых, почему он выбрал в свои помощники Тимку. Чего доброго, Тимка начнет еще задаваться. Но Тимка не думал задаваться. И это Светку несколько примирило с таким грубым вмешательством Молчуна в дела мастерской.

Фаддеич работал быстро и красиво. В его больших и сильных руках, казалось, все пело и играло. Вот он взял рубанок, и тот, будто обрадовался, что попал в эти огромные мозолистые руки. «Вжиг-вжиг, вжиг-вжиг», – весело заговорил рубанок, но не успел как следует разговориться, доска заблестела на солнце, словно отполированная. Молоток сам прыгнул в пальцы Фаддеича: тук, тук, тук; и доска легла на свое место ровно и крепко. Ребята смотрят на руки Фаддеича как зачарованные. А он, забыв обо всем на свете, пилит, строгает, прибивает. Лишь изредка попросит кого-нибудь помочь ему, тогда ребята сразу наперебой то придерживают доски, то суют гвозди, рубанок. И вот вдоль стены выстроились три маленьких, удобных верстачка. Ребята прямо-таки налюбоваться не могли, садились на них, примерялись работать.

Даже Светка пришла в восторг от верстаков.

– Какие миленькие! Теперь у нас настоящая мастерская! – И вдруг, осененная какой-то идеей, она присела, хлопнув себя по коленкам.