Виктор Сидоров - Федька Сыч теряет кличку

Уже небо за грязным окошком посерело. Потянул предутренний ветерок и взъерошил чахлую черемушку в палисаднике, а Сыч все еще лежал, не смыкая глаз. Ему казалось, что он самый несчастный человек на земле, что большего горя у него никогда не будет.

Но пришло новое утро и принесло Сычу еще одно несчастье, которое было горше горького…

Наконец-то Андрюшка, отложив дела, отправился к Сычу. Хоть и крепко был занят он все это время, но мысль о Сыче не покидала его. И вот сегодня, не заходя в «Веселый керогаз», пошел к пустырю. Идет Андрюшка по тропинке, а сам думает, о чем говорить будет с Сычом. Как ему скажет, что проникли они с Тимкой в его тайну, что грозит Сычу большая беда, если обо всем узнает милиция. Странно, но Сыч стал совсем чужим для Андрюшки. Даже не верится, что они когда-то крепко дружили, защищали друг друга, помогали. Да и звали в те времена Федьку Федькой, а не каким-то Сычом.

Вспомнился Андрюшке случай. Давно это было. Надумали они с Федькюй соорудить двухэтажный скворечник с мезонинчиком и балкончиками. Немало времени бились над ним, но зато скворечник получился на славу. Ни дать, ни взять сказочный домик для лесных гномов.

Пристроить скворечник решили на высоченной березе, что росла на Федькином огороде. Андрюшка влез на дерево, прикрепил скворечник к стволу и стал спускаться вниз. Он уже добрался до середины дерева, когда вдруг одна из веток под ногами затрещала и обломилась. Андрюшка рухнул вместе с ней вниз. Не успев ничего сообразить, налетел на нижнюю толстую ветвь и так ударился об нее грудью, что дух захватило. Но все-таки каким-то чудом сумел ухватиться за ветку и повис на вытянутых руках.

Глянул Андрюшка вниз, и сердце зашлось – высоко над землей повис он. Если прыгнуть – ноги переломишь. Попробовал передвинуться к стволу, да сил не хватило: ветка толстая, пальцы не охватывают ее, того и гляди соскользнут. Только сейчас Андрюшка понял, в какую беду попал. Понял и испугался.

– Федька!

– Держись, держись. Я сейчас, – донесся торопливый, взволнованный Федькин голос откуда-то совсем близко.

Андрюшка скосил глаза. Оказывается, Федька вот он, рядом, уже подбирается к ветке, на которой висит Андрюшка.

– Держись, держись… – умоляюще шепчет Федька уже над самым ухом. – Еще чуток… Я укреплюсь как следует…

Андрюшка чувствует, как последние силы уходят из пальцев. Они одеревенели и вот-вот разогнутся. «Что же Федька? – в ужасе думает Андрюшка. – Почему так долго копается? Ведь полечу сейчас». Он не видит, как напряженно вздулись Федькины мышцы, как его рука тянется к нему, хватает за ворот пиджачка.

– Подтягивайся, – слышит Андрюшка. – Подтягивайся и ложись животом на ветку…

Да, если бы не Федька, дорого бы обошелся Андрюшке тот день. А сейчас идет он к Федьке, как к совсем чужому человеку. Вот и его дом. Только почему он такой старый и низенький? Крыша прогнила и во многих местах провалилась, окошки маленькие и грязные. Раньше дом был вроде и повыше и поновей. «Чего это они не починят крышу?» – подумал Андрюшка, открывая калитку.

Во дворе пусто. Все заросло травой. Только от калитки к дому ведет узкая дорожка. Андрюшка нерешительно постучал в дверь. Никто не отозвался. Может, дверь заперта? Но нет, даже немного приоткрыта. Андрюшка, больше не раздумывая, вошел в избу. Он ожидал увидеть прежнюю обстановку: половички, занавески, вышивки на тумбочках, комоде, шифоньере. А увидел полупустую, мрачную и грязную избу. В кухне – стол, скамья да печка. В горнице тоже стол да кровать, застланная дерюжкой. За столом, положив голову на руки, не то спал, не то сидел задумавшись Федька.

– Здорово, Сыч, – тихо произнес Андрюшка.

Сыч медленно поднял голову. Лицо его было в кровоподтеках, опухшее, а глаза покраснели от слез. Ни удивления, ни радости не мелькнуло в них при виде неожиданно появившегося Шустова. Андрюшка растерянно остановился: вид у Сыча был просто жуткий.

– Что с тобой, Сыч? Кто это тебя так?

Сыч поморщился.

– Подрались. Вчера…

– Вчера подрались, а сегодня плачешь, – улыбнулся Андрюшка.

Сыч хотел ответить, но губы его задрожали, а на глазах выступили слезы. Андрюшке стало не по себе. Если Сыч плачет – дело, видать, серьезное.

– Сильно больно? Да?..

Сыч поднял глаза и тихим, дрогнувшим голосом выдавил:

– Мой папка помер…

– Папка?! Как помер – совсем? – испуганно воскликнул Андрюшка.

– Конечно, совсем. Сейчас приезжали – сказали… В какой-то канаве нашли… От водки…

Андрюшка был потрясен. Как Сыч теперь жить будет? Ведь один остался на свете. То, ради чего Андрюшка шел сюда, совершенно вылетело из головы. Сидит, молчит и смотрит на Сыча, а тот будто заснул. Да только кто спит с открытыми глазами! Но вот Сыч глубоко вздохнул, проговорил:

– Жалко батю… Бил крепко, а жалко… Он ведь сам по себе хороший, с горя таким стал…

Взглянул на Андрюшку, а в больших серых глазах такая тоска…

– Ты, Сыч, сильно не переживай. У нас ведь и без родителей не пропадешь. В детдоме жить будешь. Там хорошо. Я заходил раз к знакомому пацану, видел…

Сыч медленно покачал головой.

– Я в детдом не пойду. У меня дядя есть. Дядя Боря. Он ракетчик. Хочет к нам, то есть ко мне… Ну, в наш дом приехать… Я письмо вчера от него получил… И фотографию.

Андрюшка подскочил.

– Ну вот! Еще лучше получается. Дай-ка карточку посмотреть.

Сыч исподлобья взглянул на Андрюшку: «А вдруг и этот начнет насмехаться?» Но потом достал из кармана письмо и фотографию, нерешительно протянул Андрюшке.

Дядя Боря Андрюшке понравился. Письмо прочел внимательно, повернулся к Сычу.

– Ответ написал?

– Нет.

Андрюшка предложил сейчас же ответить, сообщить, что умер отец, и попросить дядю Борю ехать побыстрее. Сыч ожил, разыскал листок бумаги, сел за стол. Андрюшка дал ему авторучку. За полчаса они вдвоем написали хоть и грустное, но довольно подробное письмо. Конверта у Сыча, конечно, не оказалось, и ребята отправились на почту, которая была недалеко от Андрюшкиного дома. По дороге Андрюшка рассказал Сычу о «Веселом керогазе», о Тимке, который не испугался горячей воды и устранил аварию, а главное, о мотоцикле, подаренном Агнией Петровной. Сыч заинтересовался Андрюшкиным рассказом, однако в то, что ребятам подарили мотоцикл, пусть даже поломанный, не поверил. Поэтому, запечатав письмо и бросив его в почтовый ящик, Андрюшка повел Сыча в «Веселый керогаз» показать машину.

Работа в мастерской шла полным ходом. Было оживленно и шумно. Стучали молотки, гремело железо, валил удушливый дым из-под раскаленных паяльников. Сыч остановился: он представлял, что «Веселый керогаз» – это грязная запущенная сараюшка, в которой торчат двое-трое ребят и чинят от скуки ведра и кастрюли. Оказалось все совершенно иным. Ему было удивительно, что на окнах висели шторки, а на подоконниках алели кустистые герани, что в мастерской полно ребят и все они не просто заняты, а увлечены своими делами. Сыч внимательно оглядел верстаки с новыми поблескивающими тисками, полки-клеточки, которые протянулись во всю длину и высоту стены. В клеточках стояли чайники, электрические утюги, кастрюли, электродуховки, плитки и даже лежал самовар. А на каждой вещи прикреплена проволочкой бумажка с фамилией владельца.