Виктор Сидоров - Федька Сыч теряет кличку

Сыч привычно вошел в церквушку. На плите, закрывающей люк, мусора не было.

– Он тут, – тихо сказал Сыч.

Селиван Епифанович и милиционеры осмотрели плиту.

– Да, – задумчиво сказал один из милиционеров, – ногти пообломаешь, пока поднимешь эту плиточку!

Сыч нашел металлический стержень, всунул его в отверстие между плитой и полом, крепко нажал. Люк не открывался. Сыч заторопился. Он еще и еще раз пробовал приподнять крышку, но все безрезультатно.

– Ну-ка дай я, Федя, – Селиван Епифанович протянул руку. – У меня силы, пожалуй, побольше. Но Сыч отбросил стержень в сторону.

– Ничего не выйдет. Крышка закрыта изнутри. Надо к выходу…

Пока Селиван Епифанович отдавал приказание милиционерам, Сыч уже несся к оврагу, в который выходил тоннель из подземелья. Он быстро скатился по крутому обрыву. И только раздвинул заросли полыни, неожиданно увидел старика Зубова и Жмыря. Они настороженно сидели как раз у выхода. Сыч появился так стремительно и внезапно, что и старик, и Жмырь застыли на месте. В их лицах было столько ужаса, что Сыч отшатнулся. Он открыл рот, чтобы позвать Селивана Епифановича, но тут раздался хриплый, дрожащий голос Зубова.

– Ах, это ты, Хведор. Ты откуда? Видел милицию? Еще не уехали?

Его губы мелко тряслись, глаза, пока он говорил, так и бегали из стороны в сторону. Сыч молчал. Ему вдруг стало страшно: а что, если Зубов сейчас бросится на него и задушит? Сыч непроизвольно сделал несколько шагов назад, оглянулся, в какую сторону бежать.

Зубов понял этот маневр и уже свирепо прохрипел:

– А ну, постой! Отвечай: где милиция?

Но Сыч стоял, не в силах вымолвить слова. Тогда Зубов сказал Жмырю:

– Тащи его сюда.

Жмырь медленно поднялся и пошел к Сычу.

– Айда, Сыч, а то худо будет.

Жмырь протянул руку, чтобы схватить Сыча, но тот крепко ударил его в подбородок.

– Ты что?

– Не лезь, – твердо ответил Сыч. – И вы отстаньте от меня, – взглянул он на старика. – Это я привел милицию.

Подбежал растерянный Генка. Он хотел что-то сказать, но, услыхав слова Сыча, так и остался стоять с раскрытым ртом.

– Ты?! Ты привел милицию?.. – прошипел Зубов.

– Я.

Генка взвизгнул и судорожно взмахнул рукой возле лица Сыча.

– Получай!

Щеку Сыча словно обожгло. Он так и не понял, что произошло. Но когда увидел струйки крови, стекавшие на пиджак, ойкнул, прикрыв лицо руками.

А Генка кричал:

– Тятька, они сюда идут, убегайте! Скорей!

Зубов вскочил на ноги, растерянно кинулся туда, сюда.

– Да убегайте же, – крикнул еще раз Генка и помчался вдоль оврага, Жмырь за ним.

Только сейчас Зубов опомнился. Он скользнул глазами по Сычу и рванулся в ту сторону, где скрылись Генка и Жмырь. Но было поздно. Навстречу бежал лейтенант с двумя милиционерами. Зубов круто повернул назад и чуть не наскочил на Селивана Епифановича.

– Стой! Довольно бегать, гражданин Зубов.

Сыч почти не видел и не слышал всего, что произошло. Сквозь пальцы его продолжала струиться кровь. Голова кружилась, начинало тошнить. Будто издалека слышал он голос Селивана Епифановича.

– Товарищ Громов, завяжите лицо мальчику – и в больницу. А вы, товарищ лейтенант, проберитесь в подземелье по этому ходу и откройте люк…

Чьи-то бережные руки окутали лицо Сыча тряпкой и повели к милицейской машине.

За последнюю неделю во дворе произошли удивительные перемены. Не то чтобы двор стал каким-то особенным. Нет. Каким он был раньше, таким и остался.

Дело в том, что за целых семь дней во дворе не вспыхнуло ни одной драки. Скверик, детская площадка и пустырь – главные места шумных игр – вдруг опустели. Всюду стояла непривычная тишина. Лишь в песочницах копошились малыши.

Весь шум, крик, споры и ссоры переместились к небольшой площадке возле «Веселого керогаза». Сюда потянулись мальчишки, девчонки, щупленькие первачки, вроде Вани Тузова, даже с соседних дворов. На этой площадке стоял на толстых бревенчатых подставках баркас – длинная и широкая посудина.

Баркас был очень стар. Словно ребра обглоданной рыбы, торчали шпангоуты, рассыпалась от дряхлости корма, облупленный борт похвалялся миру, в какие цвета красили его за долгую жизнь. Но ребятам он казался прекраснейшим кораблем мира, потому что именно на нем они пойдут в дальние странствия.

Фаддеич, как доктор-волшебник, ходил ежедневно по нескольку часов около баркаса, обстукивал его, измерял что-то, записывал в небольшой блокнотик, а потом куда-то исчезал, чтобы снова прийти измерять, записывать. Ребята толпились около Фаддеича.

Один лишь Тимка упорно сидел в мастерской. Он был поглощен важной работой – доделывал пятый значок члена «Веселого керогаза». Наконец, значок был готов. Тимка положил его на ладонь, полюбовался. Значок – белая блестящая пятиконечная звездочка с приклепанным к ней якорьком из красной меди – весело блеснул на солнце. Что ж, значок получился на славу. Тимка выглянул из окна.

– Светка, у меня все готово!

Светка немедленно явилась, взяла у Тимки все пять значков.

– Идем к баркасу!

– Зачем? – удивился Тимка.

– Вручать будем!

Она позвала Андрюшку и Альку. И когда те подошли, громко крикнула, обращаясь ко всем.

– Тише, ребята!

Все обернулись, приумолкли. Светка стояла раскрасневшаяся. Ее рыжие косички задиристо торчали в стороны. Она оглядела притихшую толпу.

– Ребята, я сейчас вручу вот эти пять значков нашим первым керогазовцам. Значки мы сделали сами. В путешествие поедет тот, кто будет носить такой значок. Лентяй и хулиган никогда не получат значка. Это пусть учтут и запомнят все.

Потом Светка взяла первый значок и прикрепила на грудь смущенного Андрюшки.

– Поздравляю, Андрюша!

– Спасибо, – пробормотал Андрюшка. – Ну и чудачка же… Чего придумала… – И отошел в сторонку.

Второй значок получил Тимка, третий – счастливый, улыбающийся во весь рот Алька. Четвертый Светка без всяких церемоний приколола на свою кофточку.

Кому же пятый? Ребята заоглядывались, зашептались: вроде бы и некому пока. Десятки пар горячих глаз устремились на Светку. Вот она одернула кофточку, поправила косички и медленно двинулась к баркасу, остановилась перед Фаддеичем.

– Иван Фаддеич, пятый значок вам. Мы принимаем вас в члены «Веселого керогаза».

Фаддеич не ожидал этого. Он выпрямился, вынул изо рта свою видавшую виды трубку, глухо сказал:

– Спасибо, дочка… Эх, спасибо!..

Светка приколола значок Фаддеичу на грудь. Он погладил его заскорузлой рукой и взволнованно произнес.