Мария Прилежаева - Семиклассницы

Наташа все ещё тёрла руки платком, хотя давно уже смахнула весь мел на платье. Валя Кесарева вытянулась в струнку, ошеломленная Наташиным успехом, а Люда Григорьева открывала и закрывала парту, изнемогая от желания вступить в спор, но она удерживалась от искушения, не доверяя веселому настроению Захара Петровича.

После звонка Тася напустилась на Наташу.

— Теперь он расскажет мальчишкам. Они нам проходу из-за тебя не дадут. Скажут: «Вот воображалы, вздумали тягаться!» Получила пятерку и сидела бы тихо. Обязательно расхвастаться нужно!

Валя Кесарева живо представила картину: она идет домой, беспечно размахивая портфелем, а в переулке поджидает толпа семиклассников из мужской школы. Семиклассники кричат на весь переулок:

«Вон староста из седьмого «А»! Все равно вам по математике нас не перегнать!»

И сколько бы Валя ни отличалась, все равно ее теперь будут дразнить, потому что она староста седьмого «А». Валя нахмурила брови.

— Даже обидно, — сказала она: — Учишься, учишься, а из-за какой-нибудь лентяйки приходится страдать.

— Чем же ты из-за меня пострадала? — удивилась Тася.

Люда Григорьева от удовольствия захлопала в ладоши.

— Ага! Призналась, сама призналась, что лентяйка. Поймали на слове!

Тася спохватилась, но поздно.

— Ничего и не признавалась. Просто у меня к математике никаких способностей нет. У меня к французскому способности.

— В окно смотреть у тебя способности, — ворчливым взрослым тоном заявила Лена.

— Ну и ладно. А вам какое дело?

— Такое и дело, — строго вмешалась Валя. — Ты должна слушаться.

— Кого?

— Меня, потому что я староста.

— Всех слушаться — слишком умная будешь!

Тася явно дразнила одноклассниц. Она щёлкнула замком портфеля и, приплясывая, пошла мимо парт. В дверях она весело крикнула:

— Математики, физики, химики! Все равно, Менделеевыми не будете! — и захлопнула за собой дверь.

Наташа собралась было догнать Тасю и расправиться с ней, но махнула рукой.

Наташа была возбуждена. Ей нравились подруги, хотелось самой всем нравиться, хотелось, чтобы все вместе с ней радовались.

— Ушла — и хорошо, — сказала она. — Девочки, давайте разговаривать.

В интернате разговаривали часто. Забирались куда-нибудь в тихий уголок, чтобы не попадаться взрослым на глаза. Было уютно. Говорили о доме, о войне, о родных, и все начинали чувствовать себя хорошими, и хотелось друг другу помогать. Здесь, в школе, еще ни разу не разговаривали.

— О чем? — спросила Люда?

— Ну, вот о том, как мы теперь будем, — объяснила Наташа.

И всем было понятно, что быть, как раньше, больше нельзя. Девочки уселись на парты, поджав под себя ноги. Маня-усердница подперла кулаком подбородок и сказала мечтательно:

— Стал бы у нас самый замечательный класс! Все бы дружили! Вот бы хорошо!

— Конечно! — поддакнула рассудительная Лена. — А то как-то стыдно, если кто-нибудь двойки получает. Борька и то удивляется. Он нас сознательными считает.

Но Вале Кесаревой не давала покоя математика.

— Девочки, если обещали Захару Петровичу, как же теперь быть? Ведь он каждый день вспоминать будет.

Наташу все еще не оставляло возбуждение, и она заговорила быстро и весело:

— Я смогла? Смогла. Значит, все могут. А если кому трудно, помочь, думаете, нельзя? Верно, Женя?

— Ве-ерно, — кивнула Женя.

— Главное, мальчишкам нос натянуть бы, — прервала Люда.

Люде больше всего хотелось удивить мальчишек.

— Только давайте, — предложила Кесарева, — предупредим Захара Петровича, чтобы держать план в секрете.

Перед уходом домой Люда с Валей пошли в учительскую предупредить Захара Петровича. Дверь в учительскую была полуоткрыта, Люда осторожно заглянула в щелку.

Захар Петрович стоял в шинели посреди комнаты и, постукивая палкой об пол, говорил Дарье Леонидовне:

— У нас такое дело, что начинать надо с маленького. А иной раз и с шутки. Да. Вам это ясно?

«Батюшки! — испугалась Люда. — Он, кажется, и здесь всех отчитывает. Ой, страшно! Ничего не скажу. Ни за что не скажу!» Она осторожно, чтобы не скрипнуть, прикрыла дверь, и со всех ног пустилась догонять подруг.

Даша сидела, опустив голову, и задумчиво водила пальцем по обложке журнала. Захар Петрович видел ее русые гладкие волосы, разделенные на прямой пробор, родинку на кончике уха и тонкую, почти детскую шею.

— Дашенька, вас любят ученицы? — спросил он.

Даша подняла голову.

— Захар Петрович, — сказала она, не отвечая на вопрос, — у меня на уроке никогда не бывает так тихо, как у вас. Объясните, почему на ваших уроках тишина?

— Ох, Дашенька, — возразил Захар Петрович, — доживите до моих лет, превратитесь в такого старого крокодила, как я…

Он сдвинул над переносицей брови, и лицо его приняло привычное суровое выражение.

— Если вы не умеете математически мыслить, вы ничего не умеете, — произнес он строгим тоном, опустив нижнюю губу, и Даша представила себе Захара Петровича перед безмолвным классом.

— Поменьше воды. Математика требует точности, — продолжал он ворчливо и вдруг засмеялся. — Поняли? Попробуйте-ка у меня пошуметь. А? Страшновато?

Даша тоже рассмеялась, а Захар Петрович сказал:

— Я научу их математику. Наверняка. Но другому, самому важному, научите их вы, хотя они и шумят иногда у вас на уроке. Это так же верно, как то, что из одной точки на прямую можно опустить только один перпендикуляр.

На следующее утро Тася явилась в класс задолго до звонка. Свой школьный день она начала, по обыкновению, с того, что разложила на парте учебники, полюбовалась чистенькими обложками тетрадей, проверила, на месте ли промокашки, потом живо убрала все свои вещи и оставила на парте только бумажку, сложенную треугольником. Тася целиком была поглощена рассматриванием этой таинственной бумажки. В поведении Таси не видно было и тени раскаяния за вчерашнюю ссору с классом.

Девочки наблюдали за ней.

Люда не вытерпела. Она неслышно подошла и выхватила у Таси из-под рук ее загадочную бумажку. Но Тася не пошевелилась. Казалось, она только и ждала, чтобы кто-нибудь схватил у нее записку. Она отвернулась к окну и равнодушно запела: «тра-ля-ля». Люда отскочила на всякий случай на середину класса и прочитала:

Вам бы языком болтать,

Да салфетки вышивать,

Да танцульки танцевать,

Где уж вам нас перегнать.

Теорему доказать

И уравнения решать.

Курице за танком не угнаться,

А девчонкам с нами не сравняться.

Люда сразу утратила дар слова. Тася смотрела в окно и беспечно напевала.

— Слушай, ты, — сказала наконец Люда, — птичка-певичка…

— А ты сова. Тра-ля-ля!..

— Я тебя дело спрашиваю. Признайся, кто написал?