Сфинкс - Паутина

— Отправим твоему отцу, чтобы он уж точно поверил… И используем для зелья, когда великий Гарри Поттер пойдет производить обмен себя на тебя… — и этот жуткий человек расхохотался.

Лили поняла, что лучше шанса не представится, и резко взмахнула палочкой: «Ступефай!». Мучитель, не ожидавший отпора, мешком упал у кушетки, неловко подогнув ноги. Заклинание с близкого расстояния ударило его прямо в грудь. Лили надеялась, что он не скоро очухается.

Она собиралась уже подняться с кушетки и попытаться найти выход (должен же он быть!), как посреди комнаты началось что-то странное. Хлопок. Потом крик: «Черт!», что-то большое рухнуло со стола и распласталось на полу.

Лили не верила своим глазам. Посреди комнаты развалился ее брат со страшным, обещающим жуткую месть, лицом. Из-под него были видны большие босые ноги эльфа, дергающиеся так, словно домовик уже почти задохнулся. А в стороне, с комичной миной на лице созерцая происходящее, стоял Скорпиус Малфой, сложив на груди руки и играя палочкой:

— Я так и знал, что не стоит тебя брать с собой, Поттер. Хорошо, что здесь заглушающие чары, — потом слизеринец посмотрел на тело у ног Лили и ухмыльнулся:- Оказывается, мы зря торопились, тут и так все под контролем.

— Скор, — выдохнула Лили, наконец, встрепенувшись от шока, и в следующее мгновение уже была в его объятиях. Его запах, его руки, его дыхание. Страх отпустил, напряжение спало, и она позволила себе заплакать на его плече.

— Ну-ну, — прошептал он ей на ухо, поглаживая по спине, — поздно рыдать, когда ты уже успела оглушить одного из них. Тебе радоваться надо, что ты такая упрямая, что нашла палочку, и такая смелая, что напала на своего тюремщика. Все, теперь мы о тебе будем заботиться…

Джеймс поднялся на ноги, выволакивая из-под себя почти придушенного эльфа:

— Замечательно, а брата обнять не надо? Я, кстати, только что чуть не убился, рухнув со стола, — добродушно пробурчал Джеймс, и Лили тут же его обняла, всхлипнув и улыбаясь сквозь слезы.

— Как вы тут оказались? — она вытерла рукой щеки, чуть поморщившись.

— Так, все потом, — Скорпиус взял осторожно ее руки в свои и оглядел. — Черт, я четвертую этого ублюдка и развешу его внутренности сушиться на флагштоках…

— Может, обсудим это в более приятном месте? — Джеймс уже подошел к оглушенному мужчине и успел связать его. — Как отсюда выйти?

Скорпиус поднял голову и указал на люк в потолке.

— Отсюда можно выйти, только если ты вошел сюда через люк… так что будем снова использовать Донга… Мерлин их знает, сколько их там еще… И как долго они будут ждать своего лохматого дружка… Поттер, тебе не кажется, что он твой поклонник? Прическа что-то уж очень мне кого-то напоминает…

— Малфой, ты можешь быть серьезным хотя бы сейчас? — огрызнулся Джеймс. — Мы, кстати, в каком-то подземелье, а наверху Мерлин знает сколько замечательных и добродушный зверюг нас поджидает…

— Не драматизируй, Поттер, — Скорпиус обнял Лили, словно давая понять, что он рядом и все позади. Девушка уже успокоилась, потому что он был рядом. Он все сделает, он спасет их. Как — это она узнает потом. — У нас есть одно преимущество — это мой дом и мои правила игры…

Лили изумленно воззрилась на слизеринца, но тот лишь подмигнул ей:

— Все, пора уходить. Донг, с тремя справишься?

— Да, сэр…

И уже через пару мгновений Лили оказалась на улице, в том самом парке, через который ее вели. Но тут же она охнула, падая на колени. Перед глазами стало темно от боли.

— Черт, Лили… — Скорпиус мгновенно подхватил ее на руки. Она чувствовала, как по рукам опять потекла горячая кровь. Наверное, из-за трансгрессии открылись раны. — Донг, сделай так, что бы с территории никто не мог уйти. Возьми других эльфов. Встретишь какую-нибудь собаку, волка или другой неопознанный объект — за хвост и мордой об землю, понял?

Лили чувствовала, что Скорпиус ее куда-то несет, бережно держа в руках. Чьи-то прохладные ладони — наверное, Джеймса — осторожно взяли ее запястья и положили ей на живот. Стало чуточку легче. Кружилась голова.

— Малфой, надо остановить кровь!

— В поместье, — бросил Скорпиус. И Лили поняла, что ее несут к тому огромному особняку, что она видела. Неужели это дом Скорпиуса? С этой пугающей мыслью она потеряла сознание.

Был ли кто-нибудь когда-нибудь в темном тоннеле прошедших лет?

Когда идешь по нему день за днем и чувствуешь их дыхание. Их призрачные взгляды. Их немой укор.

День за днем, год за годом. Туннель. Дыхание. Боль. Вина.

Ты задыхаешься, тебе нечем дышать, ты буквально умираешь с каждым шагом, с каждой минутой. Но все равно идешь по туннелю из прошлого.

Из прошлых дней. Прошлых поступков. Прошлых ошибок. Прошлых чувств.

И ты слышишь их. Ты видишь их лица. Лица тех, кто остались там, в туннеле прошлого.

Их глаза не порицают, не дарят ни любви, ни ненависти.

Немой укор. Просто ты бы так смотрел на себя. Если бы был на их месте. Но как они смотрят? Никак. Просто смотрят.

Шаг — и отец, выигравший лишь мгновения для жизни любимого человека.

Шаг — и мама, вставшая между тобой и твоей смертью. Между смертью и миром. Потому что если бы она не умерла за тебя, то погибли бы сотни других. Она, мама, спасла мир. Не ты. Это ее рука держала твою палочку в тот момент, когда ты впервые осознанно убивал человека. Убивал во имя жизни. И во имя смерти. Смерти тех, кто уже не мог держать палочку.

Год за годом ты слышишь ее крик. И сам кричишь вместе с ней. Потому что тогда ты тоже кричал. Это память тела, память чувств. Ты кричал над ее телом. Год за годом, шаг за шагом.

Туннель уходит вглубь, петляя, сгущая сумрак и туман.

Шаг — и мертвый Квиррел. Он умер из-за тебя. Потому что ты и только ты был нужен убившему Квирелла. Ты. Не было бы тебя, он бы не умер, брошенный хозяином за ненадобностью. Твои руки все еще ощущают горящую кожу. Ты все еще слышишь тот крик в подземелье. И он присоединяется к крику мамы и твоему собственному крику.

Шаг — тонкий, едва проходимый туннель, в котором светятся глаза. Они были выколоты, но все равно светятся в темноте твоего туннеля. Ты сам убил его. Ты впервые отнял жизнь. Чтоб жить самому. Чтобы жила твоя Джинни. Чтобы она стала твоей. И ты жил, потому что мама умерла за тебя, Квиррел погиб из-за тебя, а ты убил ради себя. И ради твоей Джинни.

Мрак. Страх. Неизвестность. Это туннель твоей судьбы. День за днем, неделя за неделей. И здесь пусто, потому что ты подарил несколько лет жизни. Ты впервые дарил жизнь, но зачем? Ты не дал убить другим, не дал убить себе. Но разве это что-то изменило? Ты подарил не жизнь, а лишь ее продление. На какой-то миг. Ты подарил жизнь — и боль. Боль самому себе.