Полиен Яковлев - Первый ученик

Когда наконец в роще показались полицейские, кто-то из рабочих запел:

— Это что же? — спросил старший городовой. — Что это за поминки? Тут не кладбище!

Никто ничего не ответил, все сделали вид, что даже не замечают полицейских.

Старшего полицейского это покоробило. Он уставился глазами на Любу и крикнул:

— Ты кто такой?

— Я? — спросил Люба. — Человек. А ты?

Кто- то из рабочих не выдержал, засмеялся.

— Сборище? — надулся полицейский. — А на работу почему не выходите?

— А ты что? Хозяин, что ли? — спросили его.

— Не ваше дело, — ответил полицейский и, прикинув глазом силу своих приближенных, которые, только и ждали приказа, крикнул грубо: — А ну! Марш все отсюда! Не знаете, что скопляться нельзя?

вдруг снова запел какой-то парень, и снова среди рабочих раздался хохот. Полицейский рассвирепел и, сунув в рот свисток, огласил всю рощу звонкой трелью. С окраин рощи ему сейчас же ответили переливчатыми свистками, и тогда рабочие, поняв, что они окружены, один за другим поднялись на ноги.

— Расходись! — снова приказал полицейский, но никто не двинулся с места.

Две враждебные силы с ненавистью смотрели друг на друга. Тогда на пенек поднялся Алферов и крикнул:

— Товарищи! Вы видите, что у нас в России рабочему даже нельзя мирно провести свой праздник.

— Какой там праздник? — заорал полицейский. — Никакого нет праздника.

Алферов, не обращая на него внимания, продолжал:

— В наш лучший рабочий праздник — Первое мая — являются сюда царские лакеи…

— Псы, — поправил кто-то Алферова, и тогда, по короткому знаку своего начальника, все полицейские, выхватив шашки, стали теснить народ, требуя очистить рощу.

— Ну! — подбежал один из полицейских к пожилому рабочему и с силой толкнул его в грудь, но в ту же минуту между ним и рабочим выросла фигура Ани. У нее гневно сверкнули глаза и щеки покрылись румянцем.

— Не сметь! — не помня себя, закричала она. — Не сметь! Назад!

Полицейский вытаращил глаза. Этого он не ожидал никак. Но после секундного замешательства у него вдруг надулись на лбу жилы, и он, оскалив зубы, выругал Аню нехорошим, неприличным словом. Тогда стоявший рядом рабочий в сатиновой косоворотке со всего размаху ударил его по лицу. Полицейский чуть не упал, но, оправившись, замахнулся шашкой, Подоспевшие рабочие сшибли его с ног, отняли шашку и забросили ее в кусты. Шашку сейчас же схватил Медведев, но, не зная, что с ней делать, забросил ее еще дальше. Там ее подобрал Люба и, воткнув с силой в дерево, сломал пополам.

Полицейские рассвирепели, но они не принимали последних мер, видимо, ожидая кого-то. Обрадованные стойкостью рабочих, Лебедев и его товарищи тоже вошли в азарт. Они вовсю бранили городовых, упрекая их в дикости и беззаконии, но городовые меньше всего обращали на них внимание и только грозили одним: директором.

И вдруг Долгополов дернул за рукав Лебедева.

— Гляди! — шепнул он и кивком головы указал на появившегося неизвестно откуда Попочку. Попочка держал почему-то фуражку в руках и улыбался.

— Господа, господа, как не стыдно, — вдруг подбежал он к гимназистам. — Я доложу Аполлону Августовичу. Идите, сейчас же идите все по домам.

Лебедев посмотрел на Аню и ответил твердо:

— Мы не пойдем.

— Лебедев, — сказал Попочка, — вы делаете очень плохо. Не забывайте — вы в этом году кончаете гимназию… Вы можете лишиться аттестата.

— А вы… А вы… — вышел из себя Лебедев, — а вы не бегайте, как (хотел сказать: «Как ищейка», но воздержался)… Не бегайте по пятам… Вы… Вы отбиваете хлеб у этих фараонов, — кивнул он на полицейских и презрительно посмотрел на Попочку.

— Хорошо, — спокойно сказал тот. — Я и об этом доложу Аполлону Августовичу.

И, повернувшись, он было пошел, но в этот момент в рощу ворвались конные полицейские, и в воздухе засвистели нагайки.

Услышав тревожные полицейские свистки, Самоха отставил в сторону ступку и юркнул за ворота на улицу.

У ворот стоял дворник.

— Терентий, что случилось? — спросил Самоха.

— Забастовщиков разгоняют, — сердито ответил Терентий. — В роще собрались сотнями и проповедуют там, — пояснил он недоброжелательно. — Выловить бы их всех, да в кутузку.

— В кутузку? — переспросил Самоха и смерил дворника с головы до ног! — А ты что? За полицию?

— А ты что? Против царя? — посмотрел дворник на Самоху. — Еще молоко на губах не обсохло, а тоже…

Вдруг на улице появилось несколько рабочих. Они остановились и стали тревожно прислушиваться, стараясь определить, с. какой стороны идет погоня. Среди рабочих был и Алферов. И только они скрылись за углом, как со всех сторон снова понеслись полицейские свистки и крики: «Держи! Держи!»

— Ага, — радостно сказал дворник, — допраздновались.

— А вам-то что? — не утерпел и спросил Самохин. — Людей бьют, а вы зубы скалите.

— Но-но, ты! — погрозил Самохину дворник. — Хочешь, чтобы я хозяину сказал? Он тебе живо пластырь наклеет.

— А вы повежливей.

— А ты…

Но не успел дворник ответить, как раздался выстрел.

— Ого! — испуганно сказал он. — Это уж того…

И, войдя во двор, крикнул:

— Эй, ты, ступка, иди, хозяин тебя кличет!

Самохин спохватился и побежал в аптеку.

— Сюда! Сюда! — охрипшим голосом кричал Мухомору рабочий Люба.

Они подошли к чужим воротам. Ворота были наглухо заперты на засов.

— Лезь! — приказал Люба и стал подсаживать Мухомора. Тот быстро вскарабкался и мигом очутился в чужом дворе.

— Открывай калитку! — торопил Люба.

— Сейчас! — ответил ему Мухомор, но вдруг оглянулся и остолбенел. На крыльце, подняв брови, стоял Амосов.

— Неужели Токарев? — спросил он, искренне удивившись, и, сойдя по ступенькам, медленно пошел навстречу.

— Открывай! — крикнул вторично Люба.

Володька открыл калитку.

— Нельзя, нельзя! — испугался и закричал Амосов. — Нельзя, отец никого не велел впускать.

Но Люба уже стоял во дворе. Подойдя вплотную к Амосову, он сказал сурово:

— Слушай ты, гимназист, где здесь у вас выход на другую улицу?

— На другую улицу? — переспросил Амосов. — Не покажу… Папа не велел… Чего ради вы влезли сюда без спроса?

Мухомор стоял и кусал губы.

— Люба, — сказал он наконец, — не надо! Ты ведь не знаешь… Это же дом Амосовых… Я не хочу… Понимаешь, я не хочу.

И обратился к Амосову:

— Ты не думай… Если б я знал, что это твой двор, да разве бы я… Разве стал бы я у тебя искать защиты? У тебя, у Амо-со-ва…

И, не ожидая ответа, Володька, выскочив за калитку, крикнул: