Мария Халаши - И вдруг раздался звонок

— Ну, проклятье божье, пришел все-таки? — воскликнула тетушка Марго.

Вместо ответа Густи Буба ухмыльнулся, потопал блестящими желтыми ботинками у порога, словно стряхивая с них пыль, и вошел в переднюю.

— Разве сейчас десять часов? — зашипела тетушка Марго.

— Чего вы хотите, одиннадцати еще нет! — Густи сунул под нос тетушке Марго свои часы.

Увидав часы, тетушка на мгновение оцепенела. Последний раз она видела такие, когда покойный мастер-трубочист Лайош Точ попросил стать его женой тоненькую семнадцатилетнюю девушку, какой она, тетушка Марго, тогда была, и сразил ее окончательно, сказав:

"Марготка, я жду вашего ответа десять минут. Если вы скажете нет, я уеду в Америку".

Хотя, по правде говоря, Лайош Точ никогда бы не уехал в Америку.

Густи сунул под нос тетушки часы с римским циферблатом, и у той все расплылось перед глазами. Она слегка оттолкнула часы от себя и закричала на Густи:

— Ты что, не видишь, что уже двенадцать? Может, цифры различать перестал? Бесстыдник ты эдакий!

А Густи знай себе ухмылялся, словно его расхваливали, а потом перешел к делу:

— Где мои пятьдесят форинтов?

Глаза тетушки метнули молнии. Она не удостоила Густи Бубу ответом, удалилась в кухню, вытащила из-под табуретки огромную черную сумку, вынула из кошелька пятьдесят форинтов, лежавшие вместе с черными шнурками для ботинок, и швырнула их на кухонный стол протиснувшемуся вслед за ней Густи.

— Лучше б меня паралич хватил, когда я тебе первый кусок хлеба смальцем намазывала, — заявила она.

У Густи, очевидно, против этого не было никаких возражений, он спокойно опустил деньги в карман, затем спросил, где найти даму, которой нужно играть.

— Не дама это, полоумный, а девочка, — объяснила тетушка Марго и, высоко подняв голову, пошла вперед. Густи со скрипкой под мышкой проскользнул вслед за ней.

От волнения у Шарики перехватило дыхание. Она чувствовала, что звонок имеет отношение к ней. Наконец-то она узнает, кто пришел. Широко раскрыв глаза, она тихим голосом растроганно пролепетала:

— Здравствуйте.

Густи стоял как вкопанный посреди комнаты и пялился на маленькую худенькую девочку.

Тетушка Марго прикрикнула на него:

— Чего уставился, идол деревянный? Вынимай свою скрипку и играй.

Густи, ни на мгновение не сводя с Шарики глаз, медленно вынул скрипку из футляра. Потом он прижал ее к подбородку, провел по смычку пальцами и сделал полшага к девочке.

— Что сыграть? — склонился он перед ней.

— Ой, не знаю, — всплеснула руками Шарика. — Всё! То есть что вам будет угодно…

Мгновение Густи стоял в нерешительности, затем смычок нежно коснулся струн. Прижавшись щекой к скрипке, Густи тихонько подпевал себе. Потом он заиграл другую мелодию, но она была такая же, как первая: казалось, сердце от нее вот-вот разорвется.

Тетушка Марго вынула из кармана тряпку, которой раньше стирала пыль, и приложила к глазам.

— Не надо такие грустные, Густи, — приказала она. — Мы хотим смеяться, а не плакать, правда, моя звездочка?

Но Шарика ее не слушала. Она засмеялась и сказала Густи:

— Чудесно! Господи, как это чудесно!..

Густи играл. Печальные и веселые, протяжные и быстрые мелодии. Вся комната наполнилась музыкой.

Шарика раскраснелась, тетушка Марго стояла в дверях затаив дыхание, а Густи раскачивался, склонялся, извивался, то напрягая мышцы, то расслабляя их, и не мог оторвать взгляда от широко раскрытых, устремленных на него глаз Шарики.

Когда лицо Густи заблестело от пота, он опустил смычок. Подошел к креслу Шарики и спросил:

— Понравилось, девочка?

Руки Шарики взлетели в воздух и обхватили шею Густи. Она прижала к своему маленькому худенькому личику красный, влажный лоб Густи и поцеловала его.

— Спасибо, — шепнула она ему на ухо, — спасибо! Вы так прекрасно играете. Так прекрасно…

Густи смутился и отвесил поклон Шарике, словно стоял на эстраде и раскланивался, перед публикой, благодаря за аплодисменты.

— Большое спасибо, — ликовала Шарика. Она была счастлива, и ей никак не сиделось на месте. Тетушка Марго боялась, что она, чего доброго, свалится с кресла.

Низко кланяясь, пятясь, Густи вышел из комнаты.

Тетушка Марго уже собиралась захлопнуть за ним дверь, когда нога Густи в желтом ботинке снова просунулась в переднюю.

— Чего тебе? — недовольно заворчала на него тетушка Марго.

— Возьмите, — ответил Густи и сунул ей что-то в руку.

Тетушка Марго с изумлением уставилась на свою разжатую ладонь: на ней лежали пятьдесят форинтов…

Шари смотрела на каштан. Тетушка Марго ушла домой. Габи тоже убежала…

Габи второпях проглотила обед, засовывая в рот огромные куски, и всё не находила себе места. Выбегала на кухню посмотреть, когда тетушка Марго управится с посудой.

— Старуха могла бы уже убраться, — сказала она Шарике, затем снова выскочила в кухню и предложила помочь вытереть посуду.

— Сама справлюсь, — отклонила предложение тетушка Марго, — лучше поди расскажи что-нибудь Шарике.

В комнату Габи, правда, вернулась, но рассказывать Шарике ничего не стала, вытащила заплатанные джинсы и обезображенный желтый пуловер, который с тех пор, как она рвала его иглой для сшивания мешков, еще больше истрепался. Она не могла дождаться, когда тетушка Марго переступит порог квартиры.

И как только дверь за ней захлопнулась, Габи натянула на себя джинсы и пуловер, и была такова.

Шарика разглядывала ветви каштана.

Где-то сейчас Габи?

Где? Да на обычном месте.

Обычное место было совсем недалеко. Надо только промчаться по улице Шелле до самого конца, а там есть лестница. Узкая старая каменная лестница, а по обеим ее сторонам покрытые плющом каменные стены. Семьдесят две ступени ведут вверх. А если перепрыгивать через одну, то тридцать шесть. Лестница выводит на другую улицу, такую же, как Шелле. Даже в самые прекрасные летние дни сюда забредают мечтательные влюбленные пары, потому что увитую плющом лестницу со щербатыми ступенями жители района обычно обходят стороной. Они ходят по другой лестнице — широкой, чистой и скучной. Банда "Шесть с половиной" беспрепятственно завладела этой старой лестницей. В прошлом году банды "Шесть с половиной" еще не существовало. В прошлом году были только Рамона, Птенчик, настоящее имя которого Андраш, и Баран, которого тогда еще звали Янчи. И лестницы не было, потому что они ходили на площадь. Только в этом году, когда к ним присоединился Шумак-младший, они организовали банду.

Шумак-младший звался так потому, что был еще Шумак-старший. Вернее, не Шумак-старший, а просто Шумак. Кинорежиссер Иштван Шумак. Все в районе его знали. Он носил джинсы из вельвета и красный пуловер. Когда он проходил по улице, на него всегда оборачивались, и дома взрослые всегда сообщали друг другу, что Иштвана Шумака снова видели в красном пуловере. И даже о фильмах его спорили, хотя никто из них никогда не видел ни одного его фильма.