Мария Халаши - И вдруг раздался звонок

Густи кивнул с умным видом, словно и впрямь понимал в медицине и был абсолютно согласен с тетушкой Марго.

— Но через месяц она поправится, — уверенно произнес он.

Тетушка лишь вздохнула и махнула рукой, а потом спросила:

— Что ты надумал, Густи?

— Я женюсь.

— Уж не на Шарике ли ты надумал жениться? — рассмеялась тетушка.

— Нет, — ответил Густи и затянулся сигарой. — Я женюсь на Панни Лакатош. В будущем месяце свадьба.

— Ты женишься на Панни Лакатош? — Тетушка Марго кипела негодованием. — Да ведь ты только из яйца вылупился!

— В прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать, — не без гордости заметил Густи. — А в понедельник я купил телевизор!

Тетушка Марго пожала плечами. Чего спорить с этим Густи? С ним и в семилетнем возрасте нельзя было справиться. Повиснет, бывало, на перилах третьего этажа, бедняжка тетушка Шафар кричит-надрывается, а ему хоть бы хны, как висел, так и висит, да еще ухмыляется.

— И я хотел, — продолжал Густи, — пригласить эту девочку на свадьбу.

— Да ты спятил! — Тетушка Марго так растерялась, что не знала, какие доводы привести. Что Шарика не может ходить? Что маленькую девочку нельзя таскать на подобные сборища? Что родители Шарики голову оторвут тетушке Марго, стоит ей лишь заикнуться об этом?

Тетушка Марго все вздыхала и охала, а когда собралась выложить Густи по порядку все доводы, по которым его идею невозможно осуществить, Густи уже отошел от нее и, стоя возле картежников, кричал:

— Да не десяткой треф, олух ты этакий, не десяткой!

Тетушка Марго послала ему вслед презрительный взгляд.

На другой день утром, едва за учительницей гимнастики захлопнулась дверь, заявился Густи. Тетушка Марго чуть не упала от потрясения. Она была свято убеждена, что принесли счет за газ, и, когда позвонили, сразу же протянула в дверь причитающиеся триста форинтов. Густи, ухмыляясь во весь рот, поблагодарил ее, а тетушка Марго поспешно отдернула руку и сунула деньги в карман передника.

— Ты чего? — уставилась она на Густи.

— Хочу немножко поиграть этой славной девочке.

И Густи, слегка отодвинув тетушку Марго в сторонку, вошел в квартиру.

Топая ногами, она грузно двинулась вслед за ним.

Когда Густи вошел к Шарике, она даже вскрикнула от радости. Тетушка Марго остолбенела от изумления при виде того, как эта крошка обнимала Густи за шею и, счастливая, радостно лепетала:

— Ой, здравствуйте, ой, как хорошо, что вы пришли!.. Как я ждала вас, дядя Густи… Я знала, что вы снова придете… Ой, и скрипка здесь!..

Радость Шарики была безгранична.

А Густи!.. Тетушка Марго глазам своим не верила. Густи извлек из кармана черного пиджака белейший носовой платок, вытер им скрипку, хотя она и так блестела, а потом положил ее себе под подбородок.

Тетушка Марго опустилась в кресло. "С ума сойти! — раздумывала она. — Густи с дворничихой Шафар едва здоровается, с тех пор как стал первой скрипкой. Чаевые, правда, щедро дает, но, если Шафар заговорит с ним, редко когда ответит. А тут даже скрипку обтер. Чтобы блестела. Чтобы Шарике больше радости доставить. Как это понять?"

А потом тетушка Марго только качала головой справа налево, как белый медведь в зоопарке, когда ему очень жарко. Но жарко ей не было, это она от музыки таяла, потому что какой бы он ни был, этот Густи, но на скрипке он играть умеет. И очень хорошо это делает.

Густи опустил смычок.

— Еще, дядя Густи! Еще, милый дядя Густи! — умоляла Шарика.

И Густи снова играл.

Тетушка Марго, правда, вспомнила, что целый килограмм шпината дожидается на кухонном столе, пока его почистят, однако не могла себя заставить подняться, уйти в кухню и не слушать больше музыку. А Шарика, когда Густи опускал смычок, снова и снова просила:

— Еще сыграйте, еще…

Прозвонили полдень, когда Густи опять вынул белый носовой платок, отер им вспотевший лоб.

— Девчушка, — сказал Густи Шарике и, хотя его никто не приглашал, уселся рядом с ней на тахту. — Девчушка, — повторил он, — я женюсь, беру в жены Панни Лакатош… Словом, у нас будет красивая свадьба. Приходите, сами увидите, даже ваше бледное личико раскраснеется от веселья…

Голос Густи был какой-то странный — будто он держал на ладони крохотную божью коровку и уговаривал ее взлететь. Вместо изумленной Шарики необычно тихо и ласково Густи ответила тетушка Марго.

— Густи, сынок, — выдохнула она, — я ведь говорила, что у тебя не все дома…

Густи словно и не слышал ее, он продолжал обращаться к Шарике:

— Мы пригласим мою тетю Шару и попросим ее сварить куриный бульон. Это будет такой замечательный, крепкий бульон, что вы непременно поправитесь, отведав его. Три оркестра обещали играть на моей свадьбе. Пусть все знают, что Густи Буба женится!

— Я приду, — захлопала в ладоши Шарика. — Обязательно приду! Тетя Марго, пожалуйста, устройте, чтобы я могла прийти.

Шарика так запрыгала в кресле, что тетушка Марго не удивилась бы, если бы девочка вдруг вскочила на ноги.

— Но, звездочка моя, — заикаясь, бормотала тетушка, — что скажут твои родители?

— Милая тетушка Марго, золотая тетушка Марго, пожалуйста, придумайте что-нибудь! Я так хочу пойти на свадьбу Густи!

В ее взгляде было столько мольбы, что тетушка твердо решила: будь что будет, но она повезет Шарику на свадьбу Густи.

Потом Густи звонко поцеловал Шарику в макушку и, низко кланяясь, пятясь, вышел из комнаты. Тетушка Марго закрыла за Густи дверь, а Шарика все продолжала хлопать в ладоши и повторять:

— Мы пой-дем на свадь-бу дя-ди Гус-ти! Мы пой-дем на свадь-бу дя-ди Гус-ти!

И вот сейчас, в тот момент, когда она представила, как дядя Густи будет играть на скрипке на собственной свадьбе, профессор неожиданно обратился к ней и спросил:

— Скажи, Шарика, ты любишь эту тетю, учительницу гимнастики?

— Ой, дядя доктор, я терпеть не могу Трескучку! — ответила Шарика, а потом испуганно покосилась на маму — не сердится ли она за то, что Шарика назвала учительницу Трескучкой? Но, кажется, мама ни капельки не сердилась.

— Тогда будешь заниматься гимнастикой с другой тетей, — заявил профессор. — С очень симпатичной тетей.

Шари усердно закивала головой. Потом они очень церемонно прощались. Мама еще раз поблагодарила дядю профессора, Шарика не поняла, за что, и папа его благодарил, а ей пришлось второй раз повторить "Всего хорошего, до свидания", потому что мама нашла, что первый раз Шарика произнесла это слишком тихо. Бесконечное прощание закончилось тем, что дядя профессор вынул из кармана вторую ментоловую конфетку и сунул Шарике в рот. Но Шарику это не очень огорчило: главное, что Трескучку она больше не увидит!