Александр Крестинский - Повести и рассказы

Из пекарни вверх, с этажа на этаж, взбегают лоснящиеся сигарообразные крысы. По воскресеньям мужчины с кочергами в руках устраивают на них облаву.

Если посмотреть с балкона прямо вниз, увидишь будочку Ибрагима. И самого Ибрагима увидишь, как он сидит на пороге своей будочки и чистит кому-нибудь сапоги, ботинки или туфли.

…Итак, стоит Туся на балконе, озирает море вблизи и вдали. Ни пиратов, ни китов, ни земли не увидел Туся, и тогда он перевел взгляд вниз, туда, где сидел около своей будочки Ибрагим.

Туся замер. Его взгляд застыл, приклеился, приковался к предмету, который был на одной линии с его глазом.

Если бы опустить грузик на нитке, он пришелся бы точно на этот предмет!

Туся прищурился. Под его глазом сверкала, блестела, прозрачно желтела, как молодая яичница, обширная, правильной формы лысина!

Ее хозяин мирно сидел на кожаном стуле, а Ибрагим, ловко согнувшись, как бы склонившись к шее коня, в бешеном галопе надраивал двумя щетками сизые полуботинки.

И вот тут-то произошла с Тусей странная вещь. Он испытал непреодолимое желание плюнуть на лысину. Желание это было так велико, что Туся зажмурил глаза и крепко закрыл рот.

Надо уйти с балкона!

Туся приоткрыл глаз…

Есть такие поступки, про которые никак нельзя сказать «это нечаянно». Но и «нарочно» тоже сказать нельзя.

Туся прищурился… и…

Тут бы ему и убежать. Нет, стоит и смотрит не отрываясь вниз.

А внизу уже произошли значительные перемены. Лысины не видно, зато на Тусю глядит огромный разинутый рот, широкий нос и два глаза, которые все вместе кричат что-то ужасное.

И видны руки, которые сжимаются в кулаки.

И виден Ибрагим, который соскочил со своего бешеного коня и теперь как бы разминается перед новым галопом, и прыгает, и крутит головой, и цокает языком, и кричит:

— Михайлов! Михайлов!

И виден милиционер в белой гимнастерке, белой фуражке, белых перчатках — сам оперуполномоченный товарищ Михайлов, который протягивает свою белую руку по направлению Тусиного балкона.

И много других рук, протянутых в том же направлении.

Поздно бежать. Туся снял ружье с плеча, лег на балкон и прицелился в товарища Михайлова.

За спиной раздался длинный нетерпеливый звонок.

Словно невидимая рука смахнула Тусю с балкона, бросила под кровать и притиснула к стене пыльным чемоданом.

Хлопнула входная дверь. В ответ ей заскрипела и приоткрылась дверь в Тусину комнату. И послышались голоса…

Т о в а р и щ М и х а й л о в. Кто у вас в комнате с балконом проживает?

С о с е д Г р а д о б о е в. Пряниковы, муж с женой, и сын ихний, Туся…

Б а б у ш к а Г р а д о б о е в а. Самих-то дома нет, на службе.

Н а в е р н о, Л ы с ы й. Надо проверить, кто такие! Мальчишку на балконе оставляют, он людям на голову плюет.

Б а б у ш к а Г р а д о б о е в а. Да неужто Туся! Золото ведь, не ребенок!

С о с е д к а М а р г а р и т а. Проверьте, проверьте, они за комнату в срок не вносят!..

Т о в а р и щ М и х а й л о в. А, гражданка Галкина! Почему ковер на улицу трясете?

С о с е д к а М а р г а р и т а. Я — ковер?

Н е с о м н е н н о Л ы с ы й. Хватит языком молоть! Подайте сюда этого щенка!

Т о в а р и щ М и х а й л о в. Минутку, гражданин… Гражданка Галкина, у меня свидетели.

С о с е д к а М а р г а р и т а. Я — ковер? Где у меня ковер? Я бедная женщина!

И б р а г и м. Э, клиент… клиент… Двугривенный, а?

Л ы с ы й. Успеешь. Где этот шкет?

С о с е д к а М а р г а р и т а. Вот ихняя дверь, вот!

Б а б у ш к а Г р а д о б о е в а. Бога-то побойся!

Голоса приближаются. Вступает еще один.

Д я д я В о в а. Я слышу, здесь племянника моего в чем-то обвиняют…

С о с е д к а М а р г а р и т а. Яблочко от яблони…

Д я д я В о в а. А, товарищ Михайлов!.. Между прочим, эта дама не подчиняется общему собранию жильцов, не выводит своих тараканов…

С о с е д к а М а р г а р и т а. Клеветник! Пьяница!

Л ы с ы й. Хватит воду мутить! Давай сюда племянника!

Дверь скрипит, хлопает, приоткрывается, опять хлопает…

Г о л о с а. Не давите, не давите… Надо составить акт… Кто видел? Кто? Спокойно, не напирайте!.. Не превышайте, гражданин!.. Здесь разбойник-то, где ему еще быть!.. Не превышайте!.. Вы в суд подайте, в суд!.. Я покажу, как на людей плевать! Акт составим — и дело в шляпе… Товарищ Михайлов, держите их, я сейчас…

Дверь распахивается.

Туся видит дяди Вовины ноги в домашних туфлях на толстой подошве.

Ноги шаркают по полу, подходят к шкафу, дверца шкафа поет.

— Туся, где же ты, негодный мальчишка?

Ноги шаркают по направлению к балкону. «Никого», — говорит дядя Вова.

Он подходит к самой кровати, наклоняется. Туся слышит его дыхание, видит его лицо, глаза…

Дядя Вова выпрямляется и говорит:

— Вот что, товарищи. Произошла явная ошибка. Вы перепутали балкон. Это сделал не Туся. Мой племянник не стал бы прятаться, он храбрый мальчик. Он не стал бы залезать под кровать или в шкаф. Это ошибка. Ищите выше этажом. Вы от волнения перепутали. Если бы со мной такое произошло, я бы тоже перепутал…

Говоря все это, дядя Вова постепенно удаляется, закрывает за собой дверь. И голоса удаляются, удаляются…

«…Анекдот какой-то! Я буду жаловаться! Управу найду! Откройте, гражданка Галкина!.. Видал! Что-о?? Товарищ Пряников, вы свидетель… Ковер… Тараканы… Суд… Э, клиент, а двугривенный? Давай-давай!..»

Туся лежит под кроватью, и сердце у него постепенно откатывается на место. Он думает о себе с радостью и тоской, думает, что еще не все потеряно, что он еще будет храбрым и не станет прятаться, надо только заставить себя вылезти из-под кровати…

У Туси три дяди.

Один дядя дипломат. Его Туся никогда не видел. Впрочем, один раз видел, когда стал уже большим: на старой фотографии, в пожелтевшей, хрупкой газете. Дядя — седой и в очках — подписывал договор о дружбе с одной иностранной державой.

Другой дядя — профессор. Он изучает лес. Из чего деревья состоят и что можно из этих деревьев сделать.

Дядя строгий, молчаливый, с большим животом. На животе — цепь от часов.

В отличие от дяди-дипломата и дяди-профессора дядя Вова — дилетант.

Так о нем говорят многие. А Тусин папа добавляет: блестящий дилетант!

Прежде всего я должен объяснить, что такое д и л е т а н т. Так взрослые говорят о человеке, который знает обо всем понемногу и ничего не знает в совершенстве. Им, взрослым, больше по душе такие люди, которые знают что-нибудь одно, но зато основательно. Например, дядя-профессор. Уж он-то все знает про свою древесину. Вдоль и поперек!

Или дядя-дипломат. Уж он-то знает, как подписывать договор с дружественной державой! Где печать ставить и прочее.