Илья Миксон - Обыкновенный мамонт

Крабьи глаза, как островные маяки, во все стороны глядят. Краб увидел Витку и занял оборону. Хитоновый щит — торчком, клешни — как рога расставлены, щёлкают, будто кусачки.

Витка чуть не хлебнул воды от восторга. Такого краба он ещё никогда не ловил! Даже в Севастополе на биологической станции такого не видел.

Обычно Витка заходил на краба сверху или подкрадывался идя над самым дном, правой рукой прижимал панцирную спину, а другой хватал слева все пять ходильных ног. Указательный палец подпирает клешню: ни цапнуть, ни вывернуться.

Этого голыми руками не трожь…

Взяв ножик за лезвие, Витка быстро сунул деревянную ручку крабу. Клешни намертво сомкнулись. Витка мгновенно ухватился за панцирь. Он был слишком велик, почти вершок в поперечнике. Не удержать. Надо бы прижать краба и правой рукой взять ходильные ноги справа, но Витка привык делать это левой рукой. Так, конечно, удобнее, правая рука остаётся свободной.

Едва Витка отпустил панцирь, краб почувствовал свободу и резко повернулся. Лезвие ножа задело ладонь. Витка инстинктивно поднёс руку к маске. Пореза он не рассмотрел, но потерял драгоценную секунду. Опомнившись, Витка снова атаковал краба. Клещеногий не бросил ножа, пришлось действовать осмотрительнее.

Кончался запас воздуха. Кровь прилила к голове. Витка больше не мог оставаться на дне. Но краб… Витка в последнем отчаянном броске изловчился и накрепко схватил когтистый пучок. Краб выпустил нож, Витка уже не мог думать ни о чём другом, только о глотке воздуха.

Подъём казался вечностью. Голова раскалывалась, в уши будто вдвигали тупые гвозди, а грудь стягивали широким обручем. Нестерпимо хотелось выдохнуть , разлепить сдавленную гортань.

В глазах помутилось, будто запотело стекло маски.

…Он не видел и не помнил, как выбрался к солнцу и небу. Делал всё правильно, но совершенно автоматически. Лёг на спину, вытолкнул изо рта загубник и дышал, дышал, дышал часто и жадно.

Когда начал соображать, первая мысль была о крабе. Нет, не разжал пальцы, не выронил драгоценную добычу!

Витка приподнял руку с крабом над водой и издал торжествующий вопль. Мощные передние лапы с чёрными клешнями были мохнатыми, обросли щетиной и ходильные ноги. Бурый панцирь, словно днище корабля, облепили мелкие бутончики ракушек.

В руке шевелился великолепный мохнатый бродяга, пришелец из океана. Virginiana, очевидно, переводится и как «мохнатый». Но Black…

«Так он же в Америке чёрный! — догадался Витка. — В океане. А здесь, в филлофоре, красным сделался. Мимикрия!»

— Ур-ра! — завопил Витка и смолк. Он не слышал себя.

Торопливо распустив тесёмки на мешочке и поместив туда краба, Витка зажал нос, сомкнул рот и резко дунул.

Ничего не получилось. Уши заложило ещё плотнее, а из носа выдавилась кровь. Сначала Витка подумал, что это из руки, но на ладони виднелась лишь розовая чёрточка.

«Очень уж глубоко там», — подумал Витка и поплыл к берегу.

Мешочек с крабом тёрся о бедро. Острые коготки проткнули тонкую бумазею и царапали кожу. Витка был счастлив победой, и ему казалось, что не царапает, а ласкает его покорённый Blackfordia Virginiana.

Пока Витка плавал, Женька и Серёжка не тратили времени зря. Женька разбил камнем чёрную раковину мидии, нацепил розовые кусочки моллюска на крючки, и началась рыбная ловля.

Они забрели по колени в воду, встали на плоский камень и забросили удочки. Даже не забросили, а опустили: рыбёшки ходили у самого камня.

Ребята, стоя на коленях, глядели вниз и терпеливо подводили крючки с наживкой к рыбе.

Женька таскал бычков одного за другим. Наконец повезло и Серёжке. Зеленоватая в крапинках рыба заглотила кусочек мидии, Серёжка дёрнул удилище к себе.

— Собака, — определил Женька с одного взгляда. — Ничего, крупненькая.

Серёжка ошалел от восторга:

— Огромная! Смотри-смотри: в руке не помещается! Даже хвост свисает!

— Крупненькая, — подражая кому-то, опять похвалил Женька.

— Ага! Я сразу понял. Тяну, тяну, тяну… Она упирается, а я тяну, тяну. Даже руки заболели!

— Давай с крючка сниму, — предложил свою помощь Женька. — А то упустишь ещё.

— Я сам!

На всякий случай Серёжка вылез из воды и присел под скалой. Отсюда рыба не сбежит!

Возвращаясь обратно, он чуть не наступил на фиолетового жука. Серёжка низко наклонился и увидел, что это не жук, а настоящий краб, только маленький-маленький. Рядом ползал по камням ещё один.

— Крабные дети! — закричал Серёжка. Он отбросил удочку и стал гоняться за крабами.

Малюсенькие, а такие вёрткие! Серёжка подкрадывался осторожно-осторожно, погружал в воду руку — и хвать! А краб уже под камень улизнул. Сдвинет Серёжка скользкий голыш, а краб — юрк в другую щель.

Серёжка хохотал от удовольствия как ненормальный. Даже повизгивал. Женька не выдержал и тоже смотал удочку.

Они забыли о рыбалке, купании, обо всём на свете. Целый час лазили по камням. Женька одного крабёнка изловил. И Серёжка. Только Серёжка своего выпустил. Краб, даже не краб, а крабище, он больше всех других был, кусанул его. До крови! На кончике пальца выступила красная капелька.

— Ух ты, какой кусучий! — не столько возмутился, сколько загордился Серёжка.

Едва Витка вылез на берег, Серёжка сразу показал ему раненый палец:

— Это краб укусил! Кусучий страшно!

Витка безразлично кивнул и разлёгся на тёплой гальке. Из носа медленно вытекала кровь.

— Ты нос разбил! — встревожился Женька.

Брат не отозвался. Лицо его было бледным, словно весь загар в море облез.

— Витка! — закричал Женька и затормошил его.

— Сейчас пойдём, — вяло произнёс Витка, не открывая глаз.

Отлежавшись, он попытался очистить уши. Продувался, прыгал на одной ноге. Всё напрасно.

— Покажи, чего поймал, — попросил Женька.

Витка, не обратив внимания, укладывал в авоську снаряжение.

— Покажи!

Витка и головы не поднял.

Серёжка и Женька переглянулись.

— У него уши заложило, — шёпотом сказал Женька и не стал больше приставать.

Дома, как и следовало предполагать, ждали неприятности. Николай Петрович дважды ходил на санаторный пляж и, разумеется, не нашёл никого. Спасибо ещё, не поднял тревогу, не всполошил спасательную станцию.

Только ступили на порог, приехали мать с отчимом.

— Помоги огурцы перетаскать! — позвал отчим.

Николай Петрович выразительно посмотрел на Витку, но ничего не сказал. Взял Серёжку за руку и ушёл.

— Ты что, оглох? — разозлился отчим и стукнул Витку по худому затылку.

— У него уши заложило, — заступился за брата Женька.

Мать подбоченилась и напустилась на Витку:

— Опять нырял? Утопнуть хочешь!

Хорошо, что никто не знал, где спрятано подводное снаряжение. Витка не слышал матери, но догадывался, о чём она кричит…