Илья Миксон - Обыкновенный мамонт

— Пройдём по Чёртовому мостику? — предложил Олег.

Серёжка согласился. Олег, балансируя руками, осторожно перебрался на другую сторону.

— Теперь ты! — крикнул он.

Серёжка несмело поставил ногу на рельс. Потом другую.

— Давай! — подзадорил Олег.

Сделав два шага, Серёжка глянул вниз. Под ногами зияла жёлтая, в трещинах, глубина. С крутого откоса предостерегающе светил красными огнями колючий будяк.

— Давай!

Шаркая подошвами по заржавленной узкой полосе рельса, он продвинулся ещё немного. И опять посмотрел вниз. Овраг показался бездонной пропастью.

— Давай! Давай!

Ноги задрожали, коленки подогнулись. Он в страхе присел и вцепился руками в рельс.

— Струсил!

Ни сказать, ни двинуться, ни вздохнуть свободно. Только бы не сорваться. Руки судорожно держали горячую сталь.

— Давай назад! — с презрением крикнул Олег.

Тело прилипло к спасительному рельсу: ни назад, ни вперёд.

— Эх ты! — выкрикнул Олег и перебрался через овраг по тропке. Держась одной рукой за Чёртов мостик, он помог Серёжке возвратиться на безопасный берег.

— Трус! — процедил сквозь зубы Олег и сплюнул.

Серёжка, сгорбившись от позора и унижения, поплёлся домой. Вдогонку ещё раз полетело:

— Трус!

Отец лежал на диване и читал газету. Серёжка долго ходил туда-сюда мимо отца, не решаясь заговорить о том, что заставило страдать его весь день.

Наконец отец обратил на него внимание:

— Что-нибудь произошло, Серёга?

Серёжка мотнул головой и остановился перед диваном.

— Рассказывай. — Отец отложил газету и спустил на пол ноги.

— Я спросить хочу, — глядя на свои туфли, тихо сказал Серёжка.

— Спрашивай.

— Вот… если человек… трус, так он уже навсегда такой?

— А что случилось? — настойчиво повторил отец и усадил Серёжку рядом с собой.

Пришлось открыться.

— Вот оно что! — протянул отец и заходил по комнате.

Не очень приятно узнать, что твой сын трусишка.

В роду Мамонтовых трусов не было. Серёжка своими глазами видел в Севастополе героев-предков.

В панораме вкруговую, а в диораме в полкруга разворачивалась настоящая битва. Трудно было отличить, где пушки настоящие, а где нарисованные на полотне.

Прапрадед был изображен в «Панораме обороны Севастополя 1854–1855 годов».

«Видишь, в центре, на белом коне, генерал Хрулёв? — громко шептал дед Николай Петрович. — А поближе генерала, вон, с усами, с ружьём! То и есть твой прапрадед».

Со всех сторон окружали генерала на белом коне солдаты, все усатые и все с винтовками.

В другом здании, где диорама, на картине «Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года» Серёжка сам отыскал деда Николая Петровича. Дед, ещё молодой и без усов, бежал с автоматом в атаку. Над его каской летели огненные стрелы «катюш». И уже пылало над Сапун-горой знамя победы.

И у такого прапрадеда, у такого деда такой… Серёжка, низко опустив голову, ждал приговора.

— Собирайся, — приказал отец и сам быстро оделся. — Мы прогуляемся, — предупредил он маму.

Когда Серёжка проходил мимо крыльца Олега, тот скороговоркой спросил:

— Ты куда, Мамонт?

Серёжка промолчал. Он и сам не знал, куда ведёт его отец.

За телевизионной вышкой Серёжка понял куда. К Чёртову мостику. От волнения вспотели ладошки.

— Здесь?

— Ага, — внезапно осипшим голосом подтвердил Серёжка.

Отец докурил папиросу, огляделся: нет ли посторонних? Вокруг не было ни единой души.

Не говоря ни слова, отец быстро прошёл по рельсу туда и обратно.

— Становись, — приказал, — и не бойся. Я снизу страховать буду. Вперёд, Серёга!

И Серёжка пошёл вперёд.

Уверенно, как по бревну в спортивном городке. Туда прошёл. Обратно. Идти было спокойно: внизу, готовый в любое мгновение поймать его, двигался отец.

— Молодец, — похвалил он и весело подмигнул.

Серёжка, не в силах больше сдерживать радость, рассмеялся.

— Всего делов! — сказал отец. — Думаешь, никто никогда не боится? Все чего-то боятся. Только смелые люди пересиливают страх, а трусливых страх на лопатки укладывает.

— Я теперь смелый? Навсегда?

— Теперь смелый. Сейчас. А как дальше будет, от тебя самого зависит.

— Я и дальше смелым буду, — решительно заверил Серёжка.

— Тогда сам пройди. Без страховки.

Сердце сразу сжалось в комочек, но Серёжка переборол страх и, молча кивнув, шагнул к Чёртову мостику.

— Погоди, — остановил отец. — Ну-ка, приведи сюда Олега. Только быстро.

— Есть! — по-военному крикнул Серёжка и помчался к дому.

— Что? Чего? — допытывался дорогой Олег, но Серёжка не отвечал ему.

Увидев Серёжкиного отца, Олег смутился и стал робко оправдываться:

— Я не заставлял. Он сам.

— Вот это уже не годится, — нахмурился капитан-инженер Мамонтов. — Открещиваться от своих поступков — тоже трусость.

Серёжка успел отдышаться.

— Смотри! — гордо сказал он Олегу и пошёл через опасный Чёртов мост. Туда и назад.

— Сила! — искренне признался Олег.

Отец пожал руку:

— Молодец, Серёга!

Серёжка был на седьмом небе от счастья.

— А теперь, друзья мои, вот что, — заговорил отец. — Риск — дело благородное. Но только при одном условии: когда стоит рисковать. Когда есть за что и для кого. А со скуки шею ломать — глупо и бездарно. Ну-ка, взялись!

Отец ухватился за конец рельса, напрягся, и не успели ребята прийти на помощь, как стальная балка рухнула вниз.

В глиняной наклонной стене появилась свежая борозда; жёлтая пыль вздулась облачком и осела. Чёртов мост перестал существовать.

Но память о нём осталась в душе Серёжки на всю жизнь.

Новогодняя ёлка в районном Дворце пионеров всем так понравилась, что ребята всю дорогу не могли успокоиться. Автобус звенел от восторженных голосов. Только Коська Шариков пытался сохранить невозмутимость. В прошлом году он ездил в Дом пионеров с братом и теперь то и дело говорил одну и ту же фразу:

— Вот в про-ошлом годе!..

Учительница Анна Фёдоровна каждый раз замечание ему делала:

— В году.

Коська поправлялся и опять забывал.

— Вот в про-ошлом годе!..

В конце концов весь первый «А» стал хором кричать:

— В году!

И так увлеклись, что, когда Коська, наконец, сказал правильно — «В прошлом году», — хор завопил:

— В го-оде!

Такой смех поднялся, чуть автобус не лопнул. Лопнуть не лопнул, но остановился. Задёргался и остановился. Не от ребячьего смеха, конечно.

Шофёр поднял капот и стал чинить машину.

Андрей Иванов возвращался из отпуска. Поездку на родину он заслужил отличной солдатской службой. Срок отпуска заканчивался 28 декабря, и солдат торопился. Как нарочно, на станции не оказалось ни одной автомашины из гарнизона. Потратив без толку два часа, солдат решил добираться пешком.