Валерий Воскобойников - Утренние прогулки

- Я ничего обидного не сказала. Будь у тебя свой сын, ты бы не предлагал ему бросить занятия, если он отучился три года.

- Если бы ему было неинтересно, я бы не стал его заставлять. У Коли к музыке сейчас душа не лежит, я же вижу. Он увлекается другими вещами, а к музыке - не лежит.

- Что ты видишь? Ну что ты можешь увидеть, если ты ничего в этом не смыслишь! - сказала громко мама.

И Федор Матвеевич даже вздрогнул, а потом тихо проговорил:

- Так я с тобой разговаривать не буду.

- Что, разве я сказала неправду? Что же ты обижаешься?

- Я лучше пойду пройдусь, - сказал Федор Матвеевич, - а ты за это время отдохнешь и успокоишься.

Он взял в прихожей пальто, не стал его надевать, а прямо с ним в руках вышел из квартиры.

- Иди к себе, - вдруг сказала мне мама, - нечего тебе слушать наши разговоры.

А я испугался. Я подумал, что Федор Матвеевич только сказал, что пойдет прогуляться, а на самом деле он на нас обиделся и поехал в свою комнату. И может быть, снова станет там жить. Заберет своих птиц у друга и будет, как раньше, жить в своей комнате с птицами.

Я вспомнил, как плохо мне было сразу после лагеря и осенью, как я ходил один по улицам и домой не хотелось мне приходить.

Раньше, если бы с мамой моей кто-нибудь ссорился, я бы всегда думал, что она права. А сейчас я очень испугался за Федора Матвеевича - ведь она его несправедливо обидела. И все из-за меня, из-за того, что он меня защищал. Получилось, что это я виноват в их ссоре. И я еще больше стал переживать. Наверно, надо было сказать что-нибудь такое, чтобы они сразу замолчали. Например, вскочить на диван и закричать: «Если вы так хотите, буду я учиться. Хотите - на пианино, хотите - на барабане. На чем скажете, на том и буду, только замолчите!»

Я посмотрел на будильник. Федора Матвеевича не было уже час.

Неужели он уехал и больше к нам не вернется?

На улице шел то ли снег, то ли дождь и было темно.

Может быть, он уже сидит в своей комнате, радуется, что снова вернулся и не будет больше никогда с нами разговаривать.

Мама тоже, наверно, испугалась, потому что вдруг сказала:

- Пойдем поищем Федора Матвеевича.

Я сразу стал одеваться, и мы вышли на улицу.

Прохожих было мало, и они быстро куда-то исчезали, даже их лица я не успевал разглядеть.

Мама сначала огляделась по сторонам, а потом предложила:

- Ты ищи в этой половине, а я в той. Не боишься?

И я пошел за дома, в сторону большого пруда, который еще называют Зеркальным.

Мне навстречу шли разные люди. К некоторым я подходил поближе, чтобы их рассмотреть в темноте. Один даже остановился и спросил:

- Ты не потерялся, мальчик?

А я ответил:

- Нет, я гуляю.

Я отошел от него немного, и вдруг он мне закричал:

- Мальчик, ну-ка иди сюда!

Я подходить не стал.

- Родители у тебя дома? - спросил он издалека.

- Дома.

- А почему ты гуляешь в такую погоду? Кто тебя выпустил?

- Я домой иду, - сказал я и быстрей спрятался за кусты.

И вдруг на мокрой скамейке у голого сырого дерева я увидел Федора Матвеевича.

Я сразу понял, что это он, хоть он и сидел ко мне спиной, сгорбившись на той скамейке.

Я к нему подошел и сел рядом.

Он молчал, и я молчал тоже.

Потом он спросил:

- Замерз?

- Нет, - сказал я, хотя и замерз.

А он вздохнул.

- Ты не обижайся на маму. Видишь, она устает сейчас на работе, поэтому и раздражается. Это она все от усталости наговорила. Ведь верно?

- Верно, - сказал я.

- Ну, пойдем домой, успокоим ее.

- Она вас тоже ищет, только в другой половине, - сказал я.

Он положил руку мне на плечо, и мы так и шли вдвоем в темноте среди голых кустов и деревьев.

У дома стояла мама.

- Наконец! - сказала она. - А я так переволновалась!

Мы поднялись все вместе на крыльцо.

- Ты, Коля, иди домой, - сказал вдруг Федор Матвеевич, - погрейся. А мы еще немного походим. Я такую слякоть люблю, если ноги сухие.

- Я тоже люблю, - сказала мама.

Дома я почитал немного разные истории из «Морской энциклопедии». Мне ее дал Гриша Алексеенко, а ему - подарил брат на день рождения. Там были рассказы и про рыб и про людей и разные смешные морские случаи. И даже флаги всех флотов мира там были нарисованы.

Как раз когда я стал расстилать себе на диване постель, пришли Федор Матвеевич и мама. Они тихо прошли на кухню и стали там пить чай.

Седьмого марта папа заехал за мной вечером с букетом больших белых цветов.

Он открыл дверь своим ключом, вошел в прихожую и вдруг растерялся, потому что получилось, будто он вошел без разрешения в чужую квартиру.

Федор Матвеевич заулыбался, пожал ему руку и стал предлагать:

- Раздевайтесь, проходите, пожалуйста, посмотрите наших птиц. У меня их тут только две, да у Коли - чижик, но все-таки интересно.

Папа стоял в пальто у стены и смущенно оглядывался.

- Спасибо, - отвечал он, - я постою здесь. Пусть только Коля быстрей одевается.

- Все-таки попейте с нами чаю, у нас сегодня вкусные конфеты, - звал Федор Матвеевич.

Но папа так и не разделся.

А я быстрее надевал костюм и галстук.

- Как идут дела с вашим новым проектом? - спросил Федор Матвеевич.

- Спасибо, - отвечал папа, - как всегда, то быстро, то тянутся. Татьяна Филипповна очень мне помогает, без нее я бы давно запутался. Тот проект, который представили к премии, я взял назад, хочу кое-что освежить, переделать.

Я уже оделся и выбежал в прихожую.

- Платок возьми, - прошептал мне Федор Матвеевич. Хорошо, что он напомнил, потому что у меня опять начался насморк.

Платок я сунул в пиджак, надел пальто и шапку.

- Вырос он как за год, - сказал Федор Матвеевич. - Я в прошлом году увидел его в электричке - совсем был ребенком. А теперь уже - отрок, подросток.

- Да, вырос он сильно, - подтвердил папа. - Жаль, не застал Машу, - сказал он, - передайте ей мои поздравления с завтрашним праздником.

Он повернулся к двери, увидел в своей руке букет цветов и вдруг сказал удивленно:

- А цветы? Чуть не забыл о цветах. Этот букет - для нее, а я чуть не увез обратно!

- Спасибо. - И Федор Матвеевич улыбнулся. - Маша любит именно каллы.

- Да? - Папа снова удивился. - Ну, естественно, у нее должны быть какие-то любимые цветы, как же я об этом не подумал раньше. Вы говорите, я угадал?

- Попали в точку, - подтвердил Федор Матвеевич.

- Ну что же, всего вам доброго. - И папа снова пожал руку Федору Матвеевичу.

- А вам - хорошего дня рождения.

Утром я открыл глаза и вдруг увидел, что надо мной висит электрический фонарик. Тот самый фонарик, о котором я давно мечтал, только боялся просить. Он был привязан за нитку к стене и висел прямо над моей головой.

Я сразу понял, что это подарок от Федора Матвеевича, только удивился, потому что сегодня был обыкновенный день - не рождение и не праздник, даже не воскресенье.