Йорген Йоргенсен - Мартин, Мартин...

Тони уставился на него и так и застыл с разинутым ртом. А автомобильчик Торбена как раз остановился на красный свет. Мартин страсть как перепугался: что, если Тони сейчас подойдет к ним и начнет расспрашивать про Ли?

Он оглянулся и увидел, что Тони и в самом деле направляется к ним. Тони уже почти поравнялся с машиной, когда снова вспыхнул зеленый свет, и Торбен резко тронул с места.

— Сцепление тоже ни к черту уже не годится, — пробурчал он.

Опасность миновала! Торбен ничего даже не заметил. Он весь был поглощен уличным движением и своим автомобильчиком-развалюхой.

— Скоро приедем, — сказал он.

Наконец он свернул в сторону, и спустя минуту машина остановилась на улице Тéннесвай.

Дом был очень большой. Старинная вилла с просторным садом.

У въезда в сад стоял старый-престарый автомобиль, доверху загруженный туристическим снаряжением. А на земле лежал долговязый парень и колдовал над потертым ковром, который, судя по всему, собирался расстелить в машине. Машина была зеленая, хозяин, конечно, сам покрасил ее; тут и там на корпусе машины виднелись вмятины, а в салоне громыхал транзисторный приемник.

Парень даже не заметил, как подъехали Торбан с Мартином. Торбену пришлось вплотную подойти к нему и тронуть его за плечо — только тогда тот встрепенулся.

— Привет! — сказал Торбен. — Тебе что, некогда со знакомым поздороваться?

— А, чего? Это ты, приятель? — Долговязый покосился на Мартина: — Привет, Мартин, автомобиль можешь собрать?

Он протянул мальчику запачканную руку.

Мартин покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Меня этому никто не учил.

Долговязый сурово взглянул на Торбена:

— Что за безобразие, черт возьми! Ты пообещал мне квалифицированного механика, а привез какого-то неумеху! Ну ладно, наплевать! Выпьем по кружке пива, что ли? А ты, Мартин, хочешь содовой?

— Ага, спасибо, — сказал Мартин.

— Ты на него внимания не обращай, — сказал Мартину Торбен. — Это же знаешь кто? Всего-навсего наш городской сумасшедший. Вообще-то его Куртом зовут, и иной раз он молодцом бывает. Грета его каждое утро сырым мясом кормит, а не то он почтальона за нос укусит.

Мартин против воли засмеялся. Вот, учиться нужно у этих парней — до чего же здорово, когда с тобой так весело и приветливо разговаривают. И речи Курта ему понравились, и сам Курт. От прежнего страха не осталось и следа, теперь он знал, что подружится с этим парнем.

Втроем они прошли на кухню. Кухонный стол был уставлен грязной посудой.

— Нынче моя очередь мыть посуду, — сказал Курт, а сам тут же извлек откуда-то две бутылки пива и бутылку фруктового сока. Он откупорил все три пряжкой от пояса, поставил их на стол и грустно оглядел горы грязных тарелок. — По правде сказать, вчера я тоже дежурил по посуде, — задумчиво проговорил он. Курт тяжело опустился на стул. — Такие вот дела, — сказал он, — рабочий класс всегда вынужден отдуваться за богатеев.

— Гм, не похоже, чтобы ты переутомился от мытья посуды, — сказал Торбен.

— Ага, и ты, Брут Нильсен, туда же. Не ожидал от тебя, не ожидал…

Курт глядел на Торбена круглыми детскими глазами.

— Если подсобишь мне немножко, как только мы выпьем пиво, я тебе в награду разрешу все тарелки перетереть!

— Эээ… я… это самое, мне вообще-то надо…

Курт сердито перебил его:

— Ты что, неужто ты бросишь здесь, в чужом доме, этого несчастного, безвинного младенца, даже не уверившись, что его здесь не погубят? Будто бы ты не догадываешься, что, как только за тобой захлопнется дверь, я начну избивать этого паренька, пока он сам не вымоет всю гору посуды?

Мартин уже изнемогал от смеха.

— А что, я вымою! — сказал он.

— Нет уж, не дам я тебе посуду! — крикнул Курт. — Знаю: ты перебьешь все тарелки, чтобы только в другой раз их не мыть! А Торбену, этому жирному лентяю, было бы только на пользу немножко поразмяться. — Тут Курт вдруг повернулся к Мартину: — Знаешь что, если тебе не лень, ты лучше сбегай в булочную и купи батон ржаного хлеба. Торбен-то небось, после того как посуду перемоет, будет голоден как волк!

— Э, нет, ты говорил, что я ее вытирать буду. Мыть ее мне неохота!

— Подлец! Эксплуататор! — прогремел Курт и сунул Мартину десять крон.

Мартин схватил монету и стрелой выскочил за дверь.

Курт удивленно поглядел ему вслед.

— А знает ли он вообще, где у нас тут булочная? Боюсь, эту монету я уже никогда больше не увижу…

Курт с Торбеном уставились друг на друга.

— Ничего, подождем минут десять, а то и пятнадцать, — сказал Торбен. — Бежать за ним нет никакого смысла, да и сдается мне, он знает, где пекарня. Дорогу сюда он, во всяком случае, знал…

Курт налил в мойку воды — пора было приниматься за посуду.

— Мальчик-то не из болтунов, — сказал он.

— А когда ему болтать-то было? Ты громыхаешь без остановки. Бедному ребенку и слова вставить не удается.

Курт пожал плечами:

— Может, ты и прав. Поживем — увидим.

Молча перемыли они посуду. Курт то и дело поглядывал в окно.

Потом вдруг крикнул:

— Смотри, вот он! Ну и ну!

— Ты держись как ни в чем не бывало, — сказал Торбен.

Курт кивнул:

— Да, конечно, ты что, за дурака меня принимаешь?

— Отношения как-нибудь в другой раз выясним…

— Привет, Мартин! Молодец! Теперь и поесть можно.

Мартин положил хлеб на стол.

— Вы мне не сказали, какой хлеб купить — белый или черный. Вот я и купил ржаной!

Курт усмехнулся:

— Ржаной хлеб люблю больше всего на свете, по крайней мере с сегодняшнего дня!

Курт принялся вытирать столешницу, а Торбен тем временем убрал всю посуду, потом достал откуда-то сало и маргарин, а потом миску с домашним печеночным паштетом и нарезал колбасы.

Был еще сыр, но такой вонючий, что Курт даже присвистнул.

— Нет, Мартину мы такого не дадим, — сказал он.

Зато паштет прямо-таки таял во рту. Мартин съел три бутерброда.

— Паштет Флéмминг готовил, — с набитым ртом прошамкал Курт. — Флемминг все умеет.

И еще Курт сказал, что сейчас из всех обитателей коммуны дома он один, но остальные, надо думать, скоро придут, кто когда.

— А сам ты раньше где жил? — спросил он Мартина.

— В Ютландии, — ответил мальчик.

Поймав предостерегающий взгляд Торбена, Курт умолк.

Но Мартин вдруг начал рассказывать сам, без всякого принуждения. Он рассказал все по порядку — с того самого дня, когда умер отец. Как мать вдруг сломалась, как семья стала разваливаться.

Мартин пытался объяснить, как случилось, что он очутился в детском доме. Хоть он и сам толком не понимал, почему и зачем его туда отослали. Вроде бы у матери что-то с нервами.