Лидия Чарская - Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки

Нина живо оборачивается.

— Отец!

— Да, моя Нина!

— Зачем ты пришел сюда? Ты не надеялся на мою храбрость?

— Я верил в нее. Я пришел полюбоваться моим юным джигитом Ниной и каменным хозяином скалы.

— Так он из камня, отец?

— Да, моя крошка. Целая легенда сложилась про каменного джигита. Старая Барбалэ заучила ее наизусть. Пускай она расскажет ее нам.

— О, да! Да!

Княжна выпорхнула из пещеры. Бурные рукоплескания встречают Нину. Зиночка, Бэла, хорунжий и слуги восторгаются ею.

— О, как вы смелы! Настоящая героиня! — говорит Зиночка.

— В роде Джаваха еще не было трусов, — гордо отвечает Нина.

Бэла виснет на шее Нины.

— У-у! Ястребенок горный. Лезет к горным демонам, сама не знает для чего.

И лицо у нее притворно-сердитое.

— Ха-ха-ха! — заливается Нина, — нашла чем испугать!

Абрек берет горящую головню из костра и несет ее в пещеру. За ним спешат остальные.

Вот он, каменный джигит!

Посреди грота высится изваяние из камня. Запрокинута каменная голова, простерты каменные руки. Одна кверху, к небу, другая вытянута вперед, как бы угрожая.

Жуткой тайной веет от каменного идола.

— Простой камень, а как страшно! — Зиночка пугливо жмется к брату.

Здесь, у входа, молодежь обступает Барбалэ.

— Расскажи нам, милая, старое предание о каменном джигите.

Барбалэ молчит с минуту, почти с благоговением глядя на идола, потом идет к костру.

Здесь девочки устраивают ей возвышение из седел в виде трона, покрывают его пушистым ковром, усаживают на него старуху.

— Будь как царица сегодня, Барбалэ, будь как царица! О старом-престаром времени ты станешь нам рассказывать, милая, а тогда певцы и рассказчики пользовались такою же славой, как и цари. Тебе царская слава.

Княжна Нина нарвала веток дикого винограда на склоне горы и, связав их тесьмой, оторванной от бешмета, сделала венок, который и возложила на седую голову старой грузинки.

— Барбалэ, начинай, мое солнце! Мы все слушаем тебя.

Барбалэ начала рассказывать.

Давно это было…

Еще православное учение не распространилось по Грузии и мало кто из нашего народа постиг веру христиан. Еще святая равноапостольная Нина, просветительница Грузии, не родилась на свет Божий, а старый князь Гудал уже гремел на всю Грузию.

Мрачный замок его стоял над бездной. Высилось, подобно орлиному, его неприступное гнездо в горах.

Далеко обходил это гнездо одинокий путник.

И не только запоздалый всадник, а целые караваны избегали страшного места, где жил в своем замке Гудал.

Жестоким, свирепым уродился князь. Вид крови пьянил его, чужие страдания и муки услаждали его мохнатое сердце, а стоны и вопли лучше всякой райской музыки тешили его слух.

Он пуще всего в жизни любил засесть со своими абреками где-нибудь за утесом, выждать приближения каравана и внезапно напасть на безоружных людей.

Ни мольбы, ни вопли о пощаде не умилостивили ни разу свирепого сердца Гудала. Крошил его меч тела и головы ни в чем не повинных жертв.

Покончив с людьми, жестокий князь забирал себе в казну их богатства. И богател не по дням, а по часам страшный Гудал.

В народе говорили, что такие злодеяния не могут совершаться человеком, и все окрестные жители были уверены, что под роскошной княжеской одеждой прячется сам злой дух.

В замке князя, куда невозможно было проникнуть, благодаря дремучим лесам и крутым утесам, жила с ним красавица Тамара, его дочь.

Подлинно верно говорит пословица в народе: яблоко от яблони не откатится далеко. Так и княжна Тамара по характеру своему ничем не отличалась от отца, хотя разница во внешности была.

Жестокостью и злобою веяло от лица старого князя. Но хороша была княжна. Темная, злобная душа пряталась под обликом красавицы, какой не сыщешь ни в Грузии, ни в Дагестане.

Многие знатные беки добивались руки и сердца княжны, многие жаждали через дочь найти милость у могущественного князя.

Все напрасно. Словно студеный родник в горах, словно снеговая вершина Эльбруса, холодна и недоступна была Тамара для женихов.

Только к кровавым зрелищам было чувствительно сердце гордой княжны.

Любила она травить джейранов в ущельях, любила издали любоваться набегами отца, любила смотреть с высокой башни замка, как гуляет его окровавленный меч по головам несчастных путников, обреченных на гибель…

Когда приводили в замок пленных со связанными руками, закованных в кандалы, любила княжна Тамара издеваться над ними. Стегала их длинной нагайкой, смеясь над их бессильем.

Еще больше любила она присутствовать при их казни.

Однажды вернулся из похода с богатой добычей князь Гудал. Привез он много ценной парчи, дорогого оружия, драгоценных камней и огромные лари с золотом и серебром.

Говорили слуги, что удалось князю напасть на богатую усадьбу соседа и разграбить ее.

Но лучшей добычей было не золото, не камни и парча, не оружие.

Лучшей добычей, самой драгоценной, был молодой бек Гремия, статный красавец с черными очами.

Увидела его Тамара из окна своей светлицы, и растаяло мигом ледяное сердце княжны.

Таких очей глубоких и ясных, таких кудрей, нежнее льна и шелка, не встречала еще Тамара.

Взглянула она еще раз на скованного цепями пленника, и зацвели пышные алые розы у нее в душе… Расцвел роскошный пурпурный цветок в сердце Тамары — цветок любви, горячей, как огонь.

Кинулась она к пленнику. Подоспела как раз в ту минуту, когда палач заносил меч над головой Гремии.

— Остановись! — крикнула княжна. — Отец! Тебя прошу я! Подари мне пленника! Он будет моим оруженосцем. Так хочет твоя дочь!

Для старого Гудала каждый каприз княжны являлся законом, и он тут же даровал пленнику жизнь.

В тот же вечер, гуляя по саду, Тамара увидела Гремию, печально бродившего по двору под наблюдением двух стражников.

Княжна велела им оставить ее наедине с молодым беком.

Те молча повиновались.

— Видишь, Гремия, — сказала княжна, — я спасла тебя от смерти и спасу от неволи… Верну тебе свободу, которой лишил тебя отец… Хочешь снова очутиться на свободе, пленный сокол?

Но Гремия печально покачал головою.

— К чему мне теперь свобода, княжна Тамара? Мой отец убит твоим отцом… Богатые поместья мои разграблены… Моя старая мать умерла на глазах моих от горя, а невеста моя, сердце сердца моего, Гайянэ, пропала без вести в нынешнюю ночь, роковую для нас обоих…