Айвен Саутолл - А что же завтра?

— А тебе и вправду уже есть шестнадцать?

Он продолжал кивать, все больше уверяясь, что уже достиг шестнадцатилетнего возраста.

— На вид тебе еще нет шестнадцати.

— Нет, есть.

— Что же ты в коротких штанах?

Брови у Сэма хмуро сошлись к переносице.

— Говорю, мне шестнадцать. Я-то должен, кажется, знать… А длинных штанов у меня нет… Как у тебя, похоже, нет своего пальто.

Он сразу же пожалел, что сказал про пальто. Он не хотел ее унизить. Вовсе нет. Но она очень уж высокомерно с ним обращалась. Как с последним дураком.

— Прости, я не хотел…

Она взглянула на него так, словно нисколько не была надета, почти с презрением. Ее глаза, казалось, все время подсмеивались над ним, о чем бы ни шел разговор. С каждой минутой он чувствовал себя все неуверенней, все беспомощней рядом с ней. Может быть, она играет с ним в какую-то игру? В игру для взрослых, правила которой он еще не усвоил?

— Да у тебя и вправду идет кровь, — сказала она. — Надо же, под церковь залез. Весь вон расцарапался, ободрался. Перепачкался с ног до головы. Ты хоть завтракал уже?

Он устало вздохнул.

— Откуда бы я взял там завтрак?

— Могу тебе что-нибудь приготовить. Пошли ко мне, если хочешь.

Он покачал головой:

— Не могу…

— Почему?

— Не могу. Что скажет твоя мама? И все остальные?

Она досадливо поморщилась:

— Ты что, людей боишься? Может, ты сделал что-то плохое? Человека убил или еще там что-нибудь? Или убежал из колонии? Или из тюрьмы?

— Да нет же.

Она помолчала немного. Вид у нее стал даже как будто слегка озадаченный. А может, ему и это только показалось.

— Ну, дома-то у меня все равно никого нет, — сказала она. — Дэн со своей тележкой ушел. Я его проводила и вот выбежала. Ну как, пойдешь со мной, раз в доме никого нет?

— Пожалуй…

— У меня есть яйца. Я сварю тебе яиц и поджарю хлеба. Только веди себя как следует.

Она была так близко от него, что прямо дух захватывало. Но ей-то это, конечно, невдомек. Откуда ей знать? Не нарочно же она стоит так с ним рядом. Или это все такая игра?

Но в следующее мгновение он уже опять оказался один под дождем, растерянный и нерешительный. А она обернулась на ходу, словно подзывая, и он побрел за ней следом, робея подлезть к ней под зонт, робея даже идти рядом, потому что она держалась как взрослая и он чувствовал, что молод еще находиться подле нее. Ей небось уже лет семнадцать, а то и больше. Он только теперь это ясно понял. Могла бы бегом припустить по такому дождю, а она вышагивает, будто так и надо.

Они шли по дороге, засыпанной гравием. Откуда эта дорога здесь взялась? Что-то он со вчерашнего вечера ее но запомнил. Далеко же он, должно быть, забрел вчера и темноте, много дальше, чем думал. Церковь теперь была сзади, а впереди, ярдах в двухстах, виднелся ее дом, заслоненный ивами, или это мастиковые деревья? В общем, что-то в этом духе. А больше вокруг ничего не было видно. Только, понятное дело, эвкалипты, куда ни глянь, да сосны и дождь, лужи, грязь.

— Да иди же, — позвала она.

Зонт на ветру ее не слушался. Тем более надо подальше держаться: чего доброго, глаза выколет.

— Иду, — ответил он, но продолжал тащиться сзади, несчастный и вымокший до нитки.

— В жизни не встречала таких странных мальчишек. Да что с тобой?

— Ничего.

— Как тебя зовут?

В тревоге он проглотил слюну. Да, как его зовут? И тут же услышал свой голос:

— Сэм.

А надо бы сказать Том, или Дик, или Гарри, что угодно, только не Сэм.

— Где ты живешь, Сэм?

Он не знал. Еще не успел придумать.

— Нигде.

— Глупости, — сказала она и посмотрела сердито, как будто он маленький.

— Я сейчас как раз в дороге, — запинаясь пояснил он. — Добираюсь к тете. Вот что я хотел сказать.

— Где живет твоя тетя?

— В верховьях Муррея. Там, в Новом Южном Уэльсе. Вот туда мне и надо — в Новый Южный Уэльс.

— Ну пока что ты не очень далеко заехал.

— Это откуда считать! — но вызов прозвучал слабо. Мысли у него разбегались, уж очень она на него наседала. Когда это кончится? Он устал от ее вопросов.

— И как ты думаешь добраться до Нового Южного Уэльса?

— А это уж не твое дело, — ответил он угрюмо.

— Не мое? А мое это дело в проливной дождь выходить ради тебя из дому? Мое это дело кормить тебя завтраком?

Он понуро вздохнул.

— На поезде, если уж тебе это нужно знать. У меня в кармане деньги на проезд.

— Покажи.

— Вот еще! — Не было у нее права загонять его в угол. — Ничего я тебе не должен показывать!

— Ты врешь, Сэм, если тебя зовут Сэм. Нет у тебя денег на проезд. Откуда у такого мальчишки, как ты, столько денег?

— Деньги у меня есть, и меня зовут Сэм. У меня два шиллинга и шесть пенсов.

— У тебя? Два шиллинга и шесть пенсов? И не краденые? Покажи!

— Нет!

А сам рукой провел по штанине и брякнул монетами в кармане — пусть слышит. Он, правда, ожидал, что получится громче, но все-таки сказал:

— Ну что? Теперь веришь?

— Спорю, что там не два шиллинга и шесть пенсов.

И пошла вперед, а может, это порыв ветра подхватил зонтик и проволок ее через калитку, но только она быстрым движением руки толкнула за собой калитку обратно, прямо у Сэма перед носом. Или это все тоже был ветер? Деревянная створка захлопнулась, будто нарочно хотела его ударить, он едва успел отдернуть правую ногу.

В изнеможении он прислонился к калитке. К горлу подступила тошнота. Обругать бы ее как следует и убежать… Но он так вымок, так продрог и изголодался, так чудовищно устал… Робко и неуверенно приподняв щеколду, он поплелся вслед за ней на веранду. Стоя под крышей, она уже стряхивала воду с зонта и сбрасывала резиновые сапоги.

— Снимай все это, — распорядилась она. — Так в дом я тебя не пущу.

— Что снимать? — не понял он.

— Да ботинки свои мерзкие. И пальто это безобразное. Не понимаешь, что ли? Ты в свой дом в таком виде входишь?

— Нет, — вздохнул он.

— Ботинки оставь здесь, а пальто повесь на гвоздь и смотри ни к чему не прикасайся, покуда не отмоешься дочиста.

Ну просто как мама, а не семнадцатилетняя девчонка.

В дом вел узкий темный коридор. Пахло чем-то незнакомым, запах не неприятный, а просто чужой.

— Сюда, — сказала она. — Здесь ванная. Я принесу тебе горячей воды.

По-видимому, сначала это было заднее крыльцо, которое уже потом обстроили стенами. Здесь стояла полутьма. Единственное окошко было мутное — высоко, не достать. Сэм разглядел очень старую оцинкованную ванну, небольшой серый умывальник, на нем серая мыльница и небольшое серое зеркало. Все здесь было серое. Даже стены. Даже полотенце и мыло.

День, что ли, такой?

Сэм грустно присел на край ванны и только тут вспомнил приказ ни к чему не прикасаться. Он снова вздохнул, но ему уже было все равно. Не в воздухе же ему висеть, В самом деле.