Борис Минаев - Детство Лёвы

Папа дико хохотал и хватался за голову:

— Какая эротика: называть женщину жиртрестом! И вообще мне это неприятно, когда подчёркивают физические недостатки!..

Маме быстро надоедал этот спор.

— Послушай, Сима! — тихо и внятно говорила она. — У тебя со всеми хорошие отношения. С сантехником Колей у тебя хорошие отношения, хотя он алкаш и вымогатель. С соседями слева у тебя хорошие отношения, хотя они жмоты и крохоборы. С дворничихой у тебя хорошие отношения, хотя она поднимает пыль под окнами. С любыми мужиками у тебя хорошие отношения, хотя от них разит за версту перегаром и кроме слова из трёх букв они ничего не понимают. Почему у тебя с единственным приличным человеком в нашем доме не могут быть хорошие отношения?

— Ну не знаю! — кричал папа. — Я не знаю, почему! Он чокнутый зануда и я чокнутый зануда! Ну как мы можем друг другу понравиться?

— Ты ему, между прочим, даже очень нравишься! — обиженно отрезала мама и заканчивала неприятный разговор обычным для себя способом — шла на кухню мыть посуду или переставлять кастрюли с места на место.

— Да я же не возражаю! Давай принесём им в следующий раз два тортика! Давай пригласим их к себе! Но полюбить их так же страстно, как тебя, я не могу! Прости!

— Не прощу! — упрямо говорила мама и закрывала на кухню дверь, включала радио, а потом всё-таки выбегала и говорила последнюю трагическую реплику:

— И вообще не надо передёргивать! О какой любви тут идёт речь? Речь идёт о нормальных добрососедских отношениях! Понятно?

Она убегала обратно на кухню и в квартире на некоторое время становилось тихо и скучно.

Примерно в эту эпоху дружбы с Нуделями нам поставили телефон. Мама любила по нему разговаривать. Её поначалу так увлекало это занятие — разговаривать из дома по телефону — что она ничего не замечала вокруг. Например, она не замечала меня.

— Ну, конечно, конечно, — говорила она своей подружке каким-то придушенным голосом. — Я тебе про это и говорю. Интеллигентная семья! Жена у него тоже преподаватель. Да я не знаю, чего. Русского языка, что ли. Ну, я забыла. Он кто? — филолог. Ну что значит «в каком смысле» — литература, русский язык. Диссертацию по Пушкину защитил. Ну настоящий филолог, я же тебе говорю, статьи пишет, скоро кафедру займёт, наверное. Но не в этом дело. У него вообще очень широкий круг знакомств. Вот знаешь есть такой актёр, Лев Овалов? Да нет, не писатель, а актёр… Ну ты знаешь! Он ещё рассказы Бунина по телевизору читает. Такое лицо у него интересное. Он у них бывает дома. Они друзья, одноклассники, что ли, я не поняла. Потом у него всюду связи. В МГУ связи, в театре Маяковского связи. Ну, конечно! Я и хочу подружиться! Приятные люди, не то что наши соседи с фабрики. Кубыть-мабыть. Рабочий класс! Я тебе про это и говорю. Смотреть неприятно. Нет, как мужчина он неинтересный. Такой знаешь… тюфяк. Она — хорошая, добрая женщина. Он её жиртрестом зовёт. При всех. Ну, а что? Ну, он не делает из этого проблему!

… Мама довольно часто говорила по телефону о Нуделе.

Потом у дяди Жоры Нуделя случился день рождения.

Нас пригласили. Мама волновалась — всё-таки попить по-соседски чайку — это одно, а попасть к человеку на день рождения — это знаете ли совсем другое. Как филологу, который скоро может занять кафедру, Нуделю решили подарить книгу «Под тайным надзором» о Пушкине — попался в «Букинисте» такой старый довоенный том с жёлтыми листами.

Нудель был восхищен маминым подарком.

Он ходил по комнате мимо ещё не накрытого стола и разводил руками во все стороны:

— Нет, ну вы подумайте! Я двадцать лет хожу мимо этого магазина и ни разу ничего подобного не видел. Овалов, ты видел что-нибудь подобное?

Артист Лев Овалов (кроме нас, он был единственным гостем, что сильно успокоило маму) однозначно воскликнул:

— Никогда!

— Это вообще потрясающе! — продолжал Нудель. — Сима, вы понимаете? Это же сам Модзалевский!

Папа покраснел. Может быть, он не знал, кто такой Модзалевский. А может, просто забыл.

— Жорик, кончай басить! — сказала тётя Лена. — Давай накрывать на стол.

Накрыли на стол.

Там появилась бутылка водки, три бутылки лимонада и две «Ессентуков», шпроты, салат оливье, тонко нарезанная докторская колбаса, селёдка под шубой и сырный салат с чесноком.

Все блюда, кроме разумеется, водки, были мне хорошо знакомы.

Кроме того, тётя Лена внесла огнедышащий пирог с капустой. После этого папа довольно крякнул и поднял тост за Жору.

— Жора! — сказал он. — Я желаю тебе личного счастья, здоровья и больших творческих успехов. Ты очень интересный человек, Жора, и нам повезло, что ты наш сосед! Будь здоров!

Мама с недоверием посмотрела на папу и тоже выпила.

Папа погрузился в пирог. Нудель скромно молчал, и ничего не ел. Тётя Лена поглядывала на всех присутствующих. Танька опять ущипнула меня за ногу, подло рассчитывая на то, что я не могу дать ей сдачи.

Было очевидно, что хозяин должен что-то сказать и как-то объединить гостей вокруг своей лучезарной персоны. То есть оправдать папино заявление о том, что он — действительно интересный человек. Никакие мещанские разговоры о том или о сём — тут были явно неуместны.

Другой бы отшутился на месте Нуделя, а он почему-то воспринял папины слова, как вызов. И яростно бросился в атаку.

— Лев! — обратился он к артисту Льву Овалову. — Как ты думаешь, мог ли Пушкин есть на закуску капустный пирог?

— Вполне! — однозначно воскликнул Лев Овалов. — Вполне мог! А почему бы и нет? — и он улыбнулся своей широкой актёрской улыбкой всем присутствующим.

— А я вот думаю, что не мог, — хмуро промолвил Жора.

— Интересное заявление! — с интересом воскликнул Лев Овалов. — Но на чём оно основано? На каких фактах?

— Да ни на каких! — сердито откликнулся дядя Жора. — Это просто моё убеждение! Я совершенно убежден, что Пушкин не мог есть на закуску капустный пирог!

При этом он налил себе вторую рюмку, быстро её выпил и съел второй кусок пирога.

Тётя Лена весело заметила:

— Жорик, ты увлекся!

— Пап, ты увлекся! — сердито сказала Танька.

— Простите великодушно! — сердито отпарировал Нудель и налил себе третью рюмку.

Тогда и папа с артистом Оваловым, чтобы не отставать так уж сильно, быстренько налили себе по рюмке. Мама, не зная что ей делать в такой сложной ситуации, налила себе лимонаду, а тётя Лена — «Ессентуков». Я тоже налил Таньке и себе лимонаду и приготовился слушать дальше.

— За Пушкина? — осторожно спросил папа, и Нудель молча кивнул. Вернее, я бы сказал, отчаянно тряхнул головой.

Все выпили и мама сказала:

— Знаешь, Жора (совсем недавно она начала называть соседа на «ты», а папа почему-то называл его так сразу, с первого дня знакомства), я что-то не пойму, о чём вы спорите. В чём смысл?