Макс Бременер - Тебе посвящается

— А вы разве не врозь? — поинтересовался Валерий.

— Мы?.. Спросил тоже! Мы себя не роняем.

— А у нас не клеится как-то, с первого дня ни то ни се, — отозвался безразличным тоном Валерий. — Не приглянулись…

— Черт, — сказал Игорь Гайдуков, — до чего же вы тихие хлопчики! Слушайте меня и маху не дадите. Инициатива, дети, — продолжал он наставительным тоном, — должна исходить от мужчины. Девочки нос воротят? Что делать? Слушайте! После большой перемены каждый мальчик занимает место рядом с девочкой, которая ему по душе. Портфель и учебные пособия перенесете на выбранные места без шума. На места, что от вас освободятся, переправите в полном порядке девчачий инвентарь. С началом урока начнете новую жизнь на новых местах!..

— Здорово! — загорелись все.

И только один девятиклассник, Алеша Шустиков, кисло возразил:

— Почему, вообще говоря, ребятам это брать на себя?

— А почему, — спросил Игорь Гайдуков, — женщины бывают министрами, послами, профессорами, а в шахматишки нашему брату проигрывают? Потому что в этом деле главное — инициатива, а ее-то у нас больше! — И, обращаясь уже к одному Шустикову, весело посоветовал: — Проигрываешь в уме — выигрывай в инициативе!

— Верно! — зашумели ребята, развеселясь, и теперь заговорили уже все вместе, отмахиваясь от Шустикова, который раза три повторял: «Я вовсе не считаю…», но дальше продолжать не мог: никто его не слушал.

К тому же раздался второй звонок, и все метнулись было к дверям школы, но Гайдуков поднял руку, точно оратор.

— Дети, — заключил он, — момент ответственный, трудности неизбежны… Портфели перекладывайте в темпе, без суеты!

После большой перемены мальчики действительно заняли новые места, но пробыли на них недолго. Девочки кричали, норовили выкинуть из парт имущество «переселенцев», грозили завучем, директором, комитетом — словом, заговорили наконец с мальчиками.

Приход учительницы не угомонил их, и Ксения Николаевна не сразу поняла, что же такое стряслось. Поняв, она спросила спокойно:

— Ну, не совестно ли? — Это относилось к «переселенцам», поднявшим шум.

В таких случаях мальчикам остается либо молчать, либо безнадежно и упрямо, грубым голосом повторять: «А что я сделал? А что я сделал?» Сейчас они не спорили. Всем ясно было: номер не прошел.

Когда все водворились на старые места, а шум почти уже стих, в класс вошел директор.

— Что здесь происходит? — осведомился он.

Ксения Николаевна коротко ему объяснила.

— Вот такое происшествие, — заключила она с улыбкой.

Увидя ее улыбку, директор плотнее сомкнул губы. Затем Андрей Александрович сказал:

— Подобного самовольства, подобного самочинства не случалось за многие годы существования нашей школы.

Он произнес это отчетливо и неторопливо, словно первую фразу диктанта, которую спустя полминуты прочтет опять. Но он ничего не стал повторять, а взглянул вдруг на вторую парту. Здесь рядом с черноглазой, густобровой, смугловатой девочкой сидел Валерий, единственный из мальчиков, еще остававшийся на новом месте. Соседка не смотрела на него, но и не гнала.

— Тут еще что такое? — спросил Андрей Александрович строго.

Девочка привстала и сказала спокойно, даже равнодушно:

— Андрей Александрович, Саблин мне не мешает.

Валерий удивленно и признательно взглянул на соседку: «Не ожидал!..» А директор больше не интересовался ими. Он только еще раз напомнил классу, что восемьсот первая школа служит примером «всем учебным заведениям в округе»; сказал, что ученики 9-го «А» должны гордиться своей школой, и ушел, ступая осторожно и тяжело, без звука притворив за собой дверь.

Ребята вздохнули облегченно. Ксения Николаевна опустилась на стул.

— Потеряли треть полезного времени, — проговорила она. — Ну, займемся все-таки русской литературой девятнадцатого века.

Ксения Николаевна принялась рассказывать о Гончарове. «Гончаров писал очень толстые книги, — мелькнуло в голове у Валерия. — Кажется, он написал всего три книги, но зато уж толстенные…» И хотя очень скоро Валерий уже знал, что Ксения Николаевна рассказывает увлекательно, — тишина была полная, внимание общее и слитное, — но сам почему-то не мог сосредоточиться. Он все всматривался в профиль соседки и думал сбивчиво: «Почему самочинство?.. Ерунда! Ладно, пускай. Ничего… Ничего страшного».

Насчет «самовольства и самочинства» ребят из 9-го «А» речь заходила еще не раз.

На другой день ребят — комсомольцев девятых классов — попросили после уроков зайти к секретарю комитета комсомола школы Лиде Терехиной.

Очень высокая, с чинными манерами, Терехина была та самая девочка, на место которой Валерий накануне пересел. В классе Валерий заметил, что она очень смешлива. Но сейчас Лида показалась ему серьезной. Каждому из ребят, входивших в пионерскую комнату, она, встав, протягивала прохладную руку и говорила вежливо:

— Здравствуйте. Пожалуйста, садитесь. Стульев хватает?

Стульев было достаточно.

Когда собрались мальчики-комсомольцы и девочки, члены комсомольского комитета школы, избранного в прошлом году, Лида Терехина вышла из-за своего стола. Она собиралась сказать, что хочет познакомиться с новыми членами комсомольской организации еще до предстоящего собрания, но вдруг задумалась, сдвинула брови. Лида привыкла свои выступления начинать словами: «Девочки! Мы…» И сейчас она чуть не оговорилась; хорошо, что спохватилась в последнюю секунду, — уж мальчишки посмеялись бы над ней!

«Как обращаться? «Мальчики и девочки»? Смешновато!»

Ей даже вспомнились такие стихи:

Лида чуть не фыркнула. Откуда эти стишки?.. Да из «Приключений Буратино»!

— Товарищи! — начала Лида Терехина сухо, потому что дальше молчать было нельзя. — Давайте познакомимся… Ну, побеседуем просто. По душам, как говорится, — закончила она, глядя себе под ноги.

Но оттого ли, что Лида в смущении не сказала, о чем предстоит побеседовать, или оттого, что открывать душу так вот вдруг, ни с того ни с сего, никому неохота, — как бы то ни было, разговора пока не получалось.

Тогда Лида придвинула к себе стопку исписанных листков бумаги и, просмотрев верхний, начала:

— Давайте подумаем, кто мог бы в будущем войти в наш актив. Вот, например, — она легонько дотронулась до верхнего листочка в стопе, — вы, Ляпунов. Избирали вас в прежней школе в комсомольские органы?

— Нет, — ответил Ляпунов, и по комнате пробежал смешок.

— Потише, товарищи! — сказала Терехина и продолжала решительно: — Ничего не значит, что не избирали пока Ляпунова в комитет! Раньше не избирали, а сейчас могут его девочки… то есть товарищи… избрать — ничего нет смешного! Раньше не приходилось руководить, а теперь научится! Так?