Макс Бременер - Тебе посвящается

— С какой Зоей? Кто это — Зоя?

— Это девушка, в которую я влюблен, — отвечал Афанасий, оглядываясь по сторонам. — Ее еще не видел никто из моих знакомых, и ни мама, ни папа не видели… Она, как мы, десятый класс кончает, но за ней и студенты бегают, и новатор один лет двадцати пяти на нее заглядывается. Зойка…

— А из какой она школы? — спросил я.

Оказалось, что из той же, которую кончала Зина Комарова. Тут у меня почему-то увеличился интерес к неизвестной Зойке.

— Как же ты нас познакомишь?

— Мы к ней послезавтра вечером пойдем в гости. Она меня приглашала прийти с товарищем.

— А по какому поводу зовет? — спросил я.

— Да просто так — весна, майские дни…

Через два дня Афанасий под вечер зашел за мной, и мы отправились к этой его знакомой девочке. А за несколько часов до того в школе, когда я забежал в гардеробную за фуражкой, меня остановил Рома.

— Мне кажется, в последние дни ты за что-то на меня в обиде, — сказал он. — Если так, это очень глупо. Если мне померещилось, тогда «инцидент исчерпан»…

Рома смолк.

Признаваться в обиде, которую уже заранее, наперед, он объявил глупой, я не хотел. Заверять его, что решительно ничего не произошло, — тоже. И вообще, к чему объясняться?

— Спешу сейчас. Бегу… — отвечал я уклончиво.

— Ладно, — сказал он, легко меня отпуская. — Вечером, надеюсь, будешь свободен.

Это прозвучало мне вслед не как вопрос, а, что ли, как напоминание о само собой разумеющемся.

— Не буду, — отвечал я тоже вскользь, очень довольный тем, что это правда. — Я приглашен в гости. Пока!

Мне было очень приятно произнести это — почти так же, как когда-то сказать дома: «Провожал мать товарища, спешившего на пленум». А довольно давно это было!.. Хотя не так уж…

Афанасий зашел за мной даже раньше, чем мы уговорились. Он был наряден, возбужден и сильно суетился:

— Володя, галстук не очень пижонский? Что брюки внизу обтрепаны, не заметно? Сойдет, а? Слушай, я не очень жирный? Анферов мне сказал, что я жирный парень. Спортом, говорит, позанимайся. По-твоему, ничего? А сзади?..

— Ничего. И потом, все равно тебе сегодня уж не успеть похудеть, как бы там ни было.

— Сегодня? Да, сегодня, верно, не успеть, — согласился Афанасий и расхохотался. — Это ты остроумно заметил!

Но сам я не находил в своем замечании ничего остроумного. Оно было, как любит выражаться моя мама, резонным. Не больше.

Я недоуменно пожал плечами.

— Между прочим, у Зои побольше остри, — продолжал Афанасий, не обратив на это внимания. — На инструментах ты, кстати, не играешь?

— На каких?

— На музыкальных.

— Нет. А что?

— А то, что я, понимаешь, тоже не умею. У них там рояль есть. Умел бы я, сел бы и сыграл попурри какое-нибудь… Надо будет нам побольше шутить, — закончил он озабоченно. — Ты знаешь веселые истории?

Веселых историй я знал немного, но одна случилась недавно со мною самим. Я застрял в лифте за полчаса до начала спектакля, на который собирался идти вместе с родителями. Кто-то побежал за монтером, а мама тем временем пыталась просунуть мне еду сквозь металлическую решетку, точно зверю в клетку. Не просовывалось ничего, кроме сосисок, которые, к счастью, оказались у соседей… В театр мы немного опоздали.

Афанасий сказал, что история, пожалуй, забавная, но для сегодняшнего случая никуда не годится.

Я не обиделся и не спросил почему, но он сам стал объяснять мне:

— Понимаешь… чуть не забыл тебя предупредить… В общем, умоляю, Володя: сейчас у Зойки — ни слова о театре! Пусть тебе театр, кино, артисты на язык не попадаются, иначе…

Вероятно, я зарычал, потому что Афанасий, отпрянув, крикнул:

— О музеях — пожалуйста! Ну?.. О картинах там, статуях. А?.. — У него был испуганный взгляд и успокоительный голос.

— Что — «Ну»? Что — «А»? — озлился я. — Что за ерунда опять?

— Нет, ты вникни сперва, — сказал он жалобно. — Ты вникни, Володя, если ты друг, — повторил он жалобно и настойчиво.

— Во что? — спросил я спокойнее.

— А в то, — ответил он, приободрившись. — Вот во что: я Зойку обещал пригласить на балет в Большой театр. Это раз. А в кино, сказал, будем ходить на каждую новинку!

— Чего ж, — сказал я. — И на здоровье.

— А дома денег не дают на театр и кино: не отвлекайся, мол, от занятий… И я ее никуда не зову… Никуда не зову, понял? Потому-то и нельзя с ней говорить про кино и театр — вдруг о моем обещании вспомнит?!

— Значит, сама она, думаешь, не вспомнит? — спросил я с насмешкой.

— Если не напоминать, конечно, не вспомнит. Это же психологически можно объяснить, — сказал он, и тут я подумал, что, дружа с Ромой, Афанасий у него набрался кое-какой науки. — Само ведь в памяти ничего не всплывает. Если по дороге из школы ей не попадется на глаза театральная афиша, если она не услышит случайно, как по радио передают спектакль, если мы какой-нибудь такой темы не коснемся, ничего ей не вспомнится, будь уверен.

— Может быть, — согласился я. — Не знаю. Может быть, этой Зойке правда не попадаются на глаза афиши, может быть, она редко включает радио, но я уж обязательно брякну при ней что-нибудь о балетах или деканах и все тебе испорчу. Лучше я сейчас не пойду с тобой, Афанасий.

— Так о деканах-то — пожалуйста! — залопотал он. — Это с мамой о них не надо… А тут только о театрах, кино… У Зойки. С мамой как раз об этом можно…

— Пожалуй, лучше мне с тобой не ходить, — сказал я и остановился.

— Да брось, да мы уже пришли! — Тут Афанасий крепко взял меня под руку. — Вот в этом доме живет Зоя. А вот, между прочим, эти девочки тоже к ней идут.

Две девочки, очень симпатичные на вид (одна — с виолончелью под мышкой), действительно шли по переулку, приближаясь к тому парадному, возле которого остановились мы.

— Ни шагу назад! — крикнул мне Афанасий шутовским голосом и оглянулся на девочек. — Здравствуйте! Спешите видеть Володю, он собрался удирать!

— Да ну-у!.. А почему?.. — спросили девочки хором ноющими голосами, точно они меня знали и могли жалеть о моем уходе.

— Дело есть. Надо, — ответил я, не вдаваясь в подробности, кивнул им всем и, высвободив локоть из пальцев Афанасия, зашагал было прочь.

— No pasaran! — крикнул со смехом Афанасий, широко разведя руки в стороны, и преградил мне дорогу.

Я остановился. «No pasaran»… Недавно я прочел эти слова в чьих-то воспоминаниях об испанской войне, и они запали мне в память. «No pasaran!» — «Они не пройдут!» — это был клич республиканцев, клятва в том, что революционный Мадрид не будет отдан фашистскому войску Франко. С этими словами шли в неравный смертный бой…

Потом Мадрид пал. Испанскую революцию подавили. И это было уже очень давно.

Но пусть давно, с этими словами шли на смерть за свободу. И вот их Афанасий произнес сейчас так… так, как я слышал.