Софья Шиль - История Мурочки

Утром она с удивлением увидела, что находится на новом месте. Кутик спал у неё в ногах, свернувшись клубочком.

У мальчиков был дифтерит. Всякие сношения с нижней квартирой были запрещены.

Особенно сильно болел Дима. Доктор, хмурый и озабоченный, сказал отцу:

— Младший-то ваш останется жив, ну, а за этого я не ручаюсь.

Какими-то путями дошли эти слова до мезонина. Мурочка всплеснула руками, зарыдала и бросилась на диван лицом вниз.

— Успокойся, Мурочка, — говорила Аня. Она бросила шить на машинке и села к девочке на диван. — Еще, Бог даст, выздоровеет.

— Аня, Аня! — говорила Мурочка. — А мы то… А я-то… как ссорилась с ним и как терпеть его не могла! Да, очень часто терпеть не могла! Вот! А теперь, если он умрет, даже прощенья нельзя попросить. И еще на той неделе мы подрались и я его при-би-и-ла…

— Да, — сказала Марья Васильевна. — У Димы крутой нрав, надо правду сказать, но и ты, Мурочка, бедовая! Вас не разберешь, кто зачинщик, а ссоры-то каждый день, каждый день! Вот мои росли, право, ничего такого не было. А у вас война постоянно.

«Он меня обижает», — подумала про себя Мурочка, но даже думать об этом было теперь грешно. Она поскорее оттолкнула воспоминание о прежних обидах и стала только жалеть, жалеть Диму.

Когда Гриша вечером пришел с урока, он в темной комнате подсел к Мурочке. Она ни за что не хотела идти туда, где у стола сидели все и работали при свете лампы.

Гриша подсел к ней и стал тихонько говорить:

— Знаете, Мурочка, у южных славян есть обычай: можно побрататься с чужим человеком. Например, был приятель, и вот мы с ним поменялись крестами и стали братьями и говорим друг другу «ты». Хотите, будемте тоже так? Вот у вас и будет лишний брат. Хотите?

Как мечтала Мурочка раньше о том, чтобы иметь такого брата! Но теперь она поняла, что это вместо Димы он хочет быть её братом. Значит, и он и все другие уверены, что Дима должен умереть!

Она помотала головой и снова уткнулась лицом в мокрый платок.

Но Гриша снял с шеи маленький крестик на черном старом шнурке и положил его в руку Мурочки.

— Ну, где твой крест, давай, сестричка, — сказал он.

Мурочка машинально вытащила из-за ворота тоненькую серебряную цепочку и подала ее Грише.

— Ай-ай! — сказал Гриша. — Какой я стал теперь богатый! Да ты, пожалуй, моего крестика и надеть не захочешь. Твой красивый, с эмалью, а мой-то совсем простой, на шнурочке.

Но Мурочка живо надела на себя Гришин крест и улыбнулась, почувствовав, как холодный крестик скользнул по её груди.

— Что же, значит, — брат и сестра? Поцелуемся.

Сначала было неловко говорить Грише «ты». Особенно при всех, но никто не обращал внимания на нее, и она была ужасно рада, и каждый раз краснела от удовольствия, называя своего нового брата «ты».

Медленно шло время. Все ждали, что-то будет.

Мурочка играла на скрипке, когда услышала за собою в передней голос Аннушки. Марья Васильевна быстро вскочила, выпроводила Аннушку в сени и стала с нею говорить через щелку в двери.

И Мурочка подбежала.

— Что, что, Аннушка?

— Ах ты, светик наш, Машенька, — сказала Аннушка всхлипывая. — Смиловалась Царица небесная. На поправку дело пошло.

— На поправку? — вскричала Мурочка и радостно засмеялась.

— Слава Богу! — проговорила Марья Васильевна.

— Что же, Аннушка, они встали?

— Куды! их и ноги почитай не держат. Лежат — и все тут. Да худые такие, желтые, как упокойнички.

— Уходи, уходи, Аннушка! — сказала Марья Васильевна. — Еще заразу занесешь.

Аннушка обиделась ужасно.

— И вы туды же! Кака така зараза? Божья воля — и все тут. Што я, поганая, прости Господи?

Но Марья Васильевна уже притворила дверь и защелкнула задвижку.

«Пришла беда — отворяй ворота». Эта народная примета оправдалась в доме Тропининых.

После выздоровления мальчиков, когда врач позволил Мурочке вернуться домой, жизнь все как-то не налаживалась по-старому. Дима стал ходить в гимназию, младшие учились, как прежде, а в доме было тоскливо, как будто над всеми лежало тяжелое предчувствие нового несчастия.

Дождливая холодная осень глядела в окно, и все были пасмурны, как серое ненастное небо. Мурочка с сожалением вспоминала свою жизнь у Дольниковых. Дома на нее обращали мало внимания. Все были озабочены здоровьем мальчиков и в особенности Ника, который после болезни очень вырос, но стал слаб и хрупок, как осенний цветочек. От слабости с ним и случались обмороки. Отец тоже ходил мрачный. Он был, очевидно, занять неприятными мыслями и редко разговаривал с детьми.

Мурочка после болезни братьев старалась установить добрые отношения к ним; но Ник стал ужасно похож на Диму и обижал ее без зазрения совести. Никто не ценил того, что она старалась быть уступчивой и кроткой, а, напротив, кричали на нее и командовали ею.

Ник играл по целым дням в карты, и Мурочка должна была без конца сидеть и играть в «свои козыри». Она просила хоть переменить игру, предлагая «дурачки» и «носы»; Ник злился и колотил ее колодою карт, и они опять играли в «свои козыри».

С Димой дела шли не лучше.

На все уступки Мурочки он не обращал никакого внимания. Он грубо кричал на нее, а иногда давал ей подзатыльник. Обыкновенно он играл с Ником в карты или же столярничал у себя и раздражался, когда ему мешали.

Заметно было, что он вышел из-под влияния Гриши и возвращался к старым привычкам.

Никогда еще Мурочка не чувствовала себя такой одинокой, как в эту злополучную осень. Только и было светлого, что у Дольниковых. Но, к её удивлению, отец запретил ей бывать там часто.

— Что за беготня! Чтобы этого не было! — приказал он.

Отец часто теперь раздражался и сердился на Дольниковых, и прежних хороших отношений уже не было между хозяевами и жильцами. Дольниковы бывали все реже и, наконец, совсем перестали ходить. Мурочка встречалась с Гришей случайно.

— Гриша! — умоляюще говорила она своему названному брату. — Скажи сестрам, чтобы они пришли… отчего они не хотят?

Но Гриша тоже был мрачен и молчал.

— Что же, Гриша, ты не скажешь им?

— Нет, не беспокойся, — скажу непременно. Только знаешь, Мурочка, они ведь очень заняты, не могут часто.

— А раньше могли, — уныло говорила Мурочка. — Нет, я вижу, и ты и все твои ужасно переменились. Только я не понимаю, отчего?..

— Что ты, сестренка! Не печалься. Мы все тебя любим по-прежнему.

А между тем Мурочка угадывала верно.

Дольниковы барышни, несмотря на обещания, не являлись; не являлся и Гриша.

Скука и уныние царили в доме.

Потом она услышала от Гриши, что мать ищет другую квартиру. Сердце у неё дрогнуло. Они собираются уезжать! Вот только этого не хватало!

И Марья Васильевна сказала ей, что они собираются уехать. Мурочка растерянно смотрела то на одного, тo на другого. У всех были такие сумрачные лица. Даже тетя Лиза оставила свои обычные шутки и была грустна.