Алексей Мусатов - Дом на горе

Может быть, пойти в Почаево, к дяде, прожить там день-два, чтобы не видеть ни ребят, ни Варьки Балашовой, ни сестры?..

Или нет, лучше заглянуть к Прахову. Всё же приятель, можно отвести душу…

Витя вспомнил, как Алёша подвёл его, и вздрогнул. Как же мало у него на свете верных друзей!..

Лес стал гуще, ветки деревьев цеплялись за куртку, царапали лицо, но Витя не замечал этого.

Потом потянулся мелкий, частый осинник, болотистая низина…

Только к сумеркам Витя вернулся к Высокову и задами усадеб пробрался к дому.

У крыльца Никита Кузьмич колол дрова. Заметив сына, шагающего проулком, он поднял голову:

— Ты что это за усадьбами путь держишь? Улица узка стала?

— Так вот… захотелось! — буркнул Витя и направился в сени.

Здесь мать рубила в деревянной колоде капусту. Она очистила белую хрустящую кочерыжку и протянула сыну:

— Погрызи вот… Ты ведь любишь кочерыжки.

Витя отмахнулся и взялся за скобу двери, ведущей в избу.

В сени вошёл Никита Кузьмич и переглянулся с женой:

— Погоди, сынок! Чего смутный такой? С комсомолом-то как? Можно поздравить?

— Кого-то можно… — глухо выдавил мальчик.

— Это почему «кого-то»?

— А потому… не приняли меня.

— То есть, как это «не приняли»? — опешил отец. — По какому ж это праву-закону?

Злое, мутное чувство снова поднялось в душе мальчика:

— Варька Балашова с Ручьёвым зло на меня имеют, я к ним в бригаду не записался. Вот и подговорили ребят. Те на меня и навалились: я такой, я сякой…

— Витя, как ты можешь так говорить! — раздался удивлённый голос Галины Никитичны, которая только что вошла в сени. — Неужели ты так ничего и не понял?

— А-а, дочка заявилась! — усмехнулся Никита Кузьмич. — Что ж братца родного под защиту не взяла?.. Или твоему слову веры нет?

— Сестрица у меня такая… — язвительно сказал Витя. — Что ребята ни скажут, она со всем согласна. И тоже против меня голос подала.

— Вот оно как! — Никита Кузьмич покачал головой. — Родство, значит, насмарку пошло!.. Ну, а директор при каком мнении? Тоже с тобой согласен?

— Фёдора Семёновича не было на заседании, — сказала Галина Никитична. — Он в район уехал.

— Значит, одна всем заправляла? За старшую над ребятами была?.. И такое допустила! Эх, дочка, дочка!

— А может, и впрямь, сынок, провинился ты в чём перед ребятами? — пристально посмотрела на Витю мать. — Так признайся!

Никита Кузьмич недовольно махнул на неё рукой:

— Какая у него может быть провинность! Витя ж для школы находка: и учится хорошо, и на баяне мастак играть, и по рисованию спец… Вот и завидуют парню. Да ещё эта школьная бригада всех попутала!..

— Нехорошо ты говоришь, отец, — нахмурилась дочь. — Бригада тут ни при чём. Ты лучше спроси, почему Витя про худую лодку молчал!

Галина Никитична рассказала про случай на Спиридоновом озере.

Мать ахнула, выронила из рук тяпку, а Никита Кузьмич крякнул, словно обжёгся:

— Это правда, сынок?

— Так не артельная же лодка, а наша, личная! — Витя пожал плечами. — Кому какое до этого дело!

— Так-то оно так, — нахмурился отец, — а всё же ты лишку хватил. Минуло то время, когда каждый за свою лодку или, там, за свою телегу дрожал, от соседа прятал… В омут кануло.

— Вот видишь, отец! Товарищи не зря против Вити выступили… — сказала Галина Никитична.

— Какое там «не зря»! — с досадой возразил Никита Кузьмич. — Проштрафился мальчишка по недомыслию, а вы уж и размахнулись!

— Дело не в одной только лодке. Послушал бы, как школьники на комитете выступали! Честно, открыто, требовательно! Доброе имя комсомола им дороже всего… — И Галина Никитична принялась объяснять, за что товарищи осудили Витю. — Надо тебе подумать, отец, всё ли у нас в семье ладно. Балуешь ты Витю, меры не знаешь. Вот он и заважничал, выше других себя ставит.

— Что-что, а меня, сделай милость, от поучений избавь! — рассердился Никита Кузьмич. — Я тебе не школьник за партой… А насчёт «балуешь» так скажу: меня отец с двенадцати лет отдал в чужие руки, к сапожнику в учение. Нужда заставила. Так я всего отведал: и брани, и зуботычин, и труда тяжкого. Для семьи как отрезанный ломоть был, никто меня не опекал… Так зачем же моему сыну такую жизнь знать? Нужда нас не подпирает, не старое время. И пусть он живёт в своё удовольствие, сил набирает, никаких тревог не ведает… Пусть знает, что отец сына в обиду не даст.

— И чего ты, Кузьмич, всё на старое киваешь! — с досадой сказала Анна Денисовна. — Никто сына не обижает. Может, это и к лучшему, что ребята построже с ним обошлись.

— И тут ты с дочкой заодно? — вскинулся на жену Никита Кузьмич. — По всем статьям сошлись!.. Ну нет, я этого дела с комсомолом так не оставлю! Завтра же директору обжалую… А надо будет — до района дойду. — Он поманил Витю рукой и направился вместе с ним в избу: — Пойдём, сынок, расскажи мне всё по порядку.

В сени вбежала Варя и спросила, вернулся ли Витя.

— Дома, дома. Не беспокойся! — Галина Никитична кивнула на дверь.

— Вы знаете, я как выговорилась на собрании, мне и легче стало, — призналась Варя. — Книжки Вите принесла, он их в школе забыл.

Она открыла дверь и прошла в избу, но в ту же минуту выскочила обратно в сени и растерянно пожаловалась:

— Отвернулся, разговаривать не хочет. Будто мы чужаки с ним. И дядя Никита на меня не смотрит!

Анна Денисовна сокрушённо покачала головой.

— Ты что, мама?

— Ой, Галенька, боюсь я, отец теперь совсем голову мальчишке замутит.

— Ничего, мама, разберётся Витя. — Галина Никитична обняла Варю за плечи. — Нас ведь куда больше…

Утро в доме Кораблёвых началось невесело. За завтраком отец с Витей сидели за одним концом стола, Галина Никитична — за другим. Обе стороны хранили упорное молчание. Все попытки матери завязать общий разговор ни к чему не привели.

— Да что вы, в самом деле, в молчанки играть собрались? — обиделась она.

— А с чего тары-бары разводить? Весёлого немного, — сказал Никита Кузьмич.

В школу Витя с сестрой шли разными дорогами.

В первую же перемену в учительской к Галине Никитичне подошёл Илья Васильевич.

— Что ж вы, голубушка, натворили такое, — сказал он, поглаживая чисто выбритую, лоснящуюся голову: — Витю Кораблёва — и не приняли в комсомол! Нет, это какое-то недоразумение!

Галина Никитична с удивлением подняла голову:

— Очень жаль, что вы не были на заседании комитета. Послушали бы, что говорили о Вите товарищи…

— Да… да… Я уж представляю! Мне ребята передавали. Но детей надо знать: они всегда любят преувеличить. И вам следовало бы сдержать, умерить их пыл. Вы же учительница, старшая!.. Очень жалко, что Фёдора Семёновича вызвали в район. Он этого бы не допустил.