Любовь Воронкова - Где твой дом?

Бледно-голубые глаза Анны Федоровны пытливо глядели на Руфу. Руфа не подняла ресниц.

— Не буду, и все. Лучше сама, по книгам.

— Хм… Чудно что-то. Он ведь, кажется, сватается к Жене?

— Кажется, — Руфа нахмурилась, — ходит к ним все время.

— Ну, так почему же ты-то его сторонишься? Или сама влюбилась в него, что ли?

— Я? — Руфа презрительно скривила губы. — Я бы никогда, никогда!.. Если б ни одного человека, кроме него, на свете не было, ну ни одного парня… и то бы я ни за что его не полюбила.

— А что так?

— А так. Пускай всякие глупости мне не говорит. А то собирается жениться, а сам всякие глупости девчонкам болтает. И мне тоже. А Женя — моя подруга. Не стыдно ему?

— Вот как… — протянула Анна Федоровна, прищурив глаза. — Ишь ты какой резвый! Ну, да это пустое, язык-то у него как мельница, это к делу не относится. Пускай все-таки подготовит вас, расскажет самое необходимое: как ходить за утками, как кормить.

— Я не буду у него учиться.

— Ну, Руфина! — Анна Федоровна засмеялась. — Я в тебе не ошиблась. Характер как раз тот, что нужно. Хорошо, отбросим Пожарова, а поклонимся-ка с этим делом Никанору Васильевичу. Эта кандидатура тебя устраивает?

— Конечно! Никанор Васильич и знает все гораздо лучше.

— И глупостей болтать не будет, надеюсь. А?

Руфа рассмеялась:

— Еще бы.

— За две недели вы основную премудрость постигнете. С Верой труднее было, а вон видели, как она? А вы, грамотные, что забыли или не поняли — книгу в руки, да и все! А теперь давай прикинем, кого в бригаду принимать?

— Женю Каштанову.

— Женю? Едва ли тут у тебя что-нибудь выйдет.

— Почему?

— Женя в совхозе не останется, через месяц уедет.

— Она останется.

— Вот как? Ну, гляди сама. Еще кого? Может, Клаву?

— Не пойдет. Хочет портнихой быть.

— Я думаю, ее хороший заработок привлечет.

— Попробую. Еще надо Катю Валахову.

— Ленива она.

— Расшевелим!

Прикинули еще несколько имен, записали.

— Ну что ж, желаю успеха. — Анна Федоровна протянула Руфе руку. — Что не заладится, — скажи.

Руфа вышла из парткома озабоченная. Ее путь, конечно, лежал прежде всего к Жене.

В последние дни они что-то совсем не виделись. Сговорились сходить к Вере на озеро — поздравить, расспросить о Москве, о Кремле. Но Руфа пришла, а Женя — нет. На репетицию в клуб тоже не пришла. Григорий Владимирович позвонил к Каштановым, Женя сказала, что прийти не может, и положила трубку, ничего не объясняя. Репетировали «Обыкновенное чудо». Женя должна была играть Принцессу. Ребята обиделись на нее. Начали кричать, что если Женя играть не хочет, то можно найти другую Принцессу. И если бы не Григорий Владимирович, то, наверное, так бы и сделали. Но Григорий Владимирович сказал, что если кто сыграет Принцессу, так это Женя, что у нее талант и внешние данные тоже и что он вообще Принцессу другой и не представляет вовсе…

Руфа шла к Каштановым, торопилась, собираясь все это тотчас выложить Жене.

Женя сидела в садике. Но оказалось, что она не одна. Тут же были ее мать и тетя Наташа. Тетя Наташа шила, мать что-то рассказывала, а Женя сидела в плетеном кресле, закинув руки за голову, и молчала. Она так была занята своими думами, что не сразу заметила Руфу. Руфа, застеснявшись, остановилась у калитки.

— А вот и Руфина! — сказала тетя Наташа. — Проходи, Руфа, что ты там стала? Иди посиди с нами.

Руфа поздоровалась с Елизаветой Дмитриевной и с тетей Наташей.

— У меня к тебе разговор, Женя.

— Ну что ж, говори.

— Но ведь… — Она оглянулась на Елизавету Дмитриевну. — Это очень деловой разговор, другим не интересно.

— Нам все интересно, — решительно возразила Елизавета Дмитриевна. — У Жени секретов от нас нет. Садись, Руфа, и давайте разговаривать.

Руфа нехотя села. Ей было трудно начать, а Женя, словно скованная чем-то, задумчивая и отчужденная, не помогла ей.

— Так какие же дела у вас, девочка? — обратилась к ней тетя Наташа. — Мы слушаем.

— Я бригаду собираю. Молодежную комсомольскую бригаду. Уток хотим взять. Женя, ты пойдешь?

— О боже, дай мне терпенья! — воскликнула Елизавета Дмитриевна, подняв глаза к небу. — Деточка, Руфа, на что Жене нужны твои утки? Это, может быть, очень интересно. Но она же не останется в совхозе, осенью уедет… А до осени, ну… мы надеемся…

— Мама! — прервала Женя.

Но Елизавета Дмитриевна отмахнулась от нее:

— А что такое нужно скрывать? Глупости. Я просто хочу сказать, что Женя… возможно, выйдет замуж.

Руфа широко раскрыла свои светлые глаза и уставилась на Женю.

— За Пожарова?!

В этом восклицании явно слышались и сожаление, и осуждение, и даже испуг… Тетя Наташа подняла голову и пристально посмотрела на Руфу. Елизавета Дмитриевна обиделась:

— А что ж Пожаров? Вполне достойный молодой человек, хорошо воспитан. Имеет специальность. И очень нравится Савелию Петровичу. Они с ним отлично сработались. И вообще, Руфа, ты так закричала, что можно подумать бог знает что… Что, мы ее за деда Василия-конюха отдаем?

У Руфы побледнели щеки.

— Он тебе не нравится, Руфа? — спросила тетя Наташа и опустила шитье на колени, ожидая ответа.

А Руфа нахмурилась и смутилась.

— А что можно сказать плохого об этом молодом человеке? — со сдержанным раздражением снова заговорила Елизавета Дмитриевна. — Возможно, что он Руфе не нравится. Но зачем же он должен нравиться Руфе? Ведь не на ней он женится?!

Женя молча глядела на них, слушала.

— А хотите, я вам одну историю расскажу? — вдруг сказала она. — Это вроде загадки. Вот я расскажу, а вы скажите, что вы об этом думаете.

Тетя Наташа внимательно посмотрела на Женю и снова взялась за шитье.

Елизавета Дмитриевна оживилась.

— Очень интересно. Слушаем!

— Вот был один человек, — начала Женя, уставившись глазами куда-то в дальний угол сада, где у изгороди цвел розовый шиповник. — Звали его Саша, не то Миша — неважно. И вот однажды начальник лагеря — это было летом, в пионерском лагере, — призывает его и говорит: «Ты будешь моим помощником, моим тайным патрулем. Обо всем, что увидишь и услышишь в лагере, будешь рассказывать мне. Каждый вечер будешь приходить и рассказывать. Только помни — это тайна. И ты должен дать мне честное пионерское, что больше об этом никто не узнает, только ты да я. А ребята пусть думают, что ты такой же пионер, как и все…»

— Так это что же, — прервала тетя Наташа, — выходит, товарищ на товарищей доносить должен?

— Не мешай, Наталья! — с нетерпением остановила ее Елизавета Дмитриевна. — Это очень интересно. Это просто увлекательно: все думают, что он просто мальчик, а он — тайный патруль! Ну, дальше?

— А дальше этот мальчик, этот Саша-Миша, так и стал поступать. Ходил и смотрел, что делают ребята. А вечером обо всем докладывал начальнику. И про все их шалости и проказы разные, а те наутро наказание получали. И у начальника-то не один этот Саша-Миша был, у него их было много, таких тайных патрулей.