Наталья Дурова - Большой театр Малышка

Пиф-Паф, прошу вас.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — хором считали девочки, а мальчишки, забыв о тряпочном мяче «пешего» (без коньков) хоккея, подбежали к нам гурьбой и остановились, наблюдая за быстрым Пиф-Пафом.

— А теперь, Пиф-Паф, будьте добры: сначала вальс, потом прыжок!

— Это вместо прыганья на одной ножке, — сказали бантики.

Опять считающий хор:

— Раз, два, три!

— Погодите, ребята, пусть Пиф-Паф сам ответит, сколько раз он перепрыгнул через верёвочку. Только громче, Пиф-Паф, пожалуйста.

— Гав-гав, гав-гав, гав-гав!

— А сколько раз вы опоздали прыгнуть?

— Гав!

— Один раз, значит? Только один раз? — Я укоризненно посмотрела на Пиф-Пафа и повернулась к ребятам. — Подумайте, какой обманщик! Пиф-Паф, признайтесь же честно.

— Гав, гав-гав!

— Ой, как здорово он считает! — воскликнула девочка.

— У него по арифметике троек нет, как у тебя, — тотчас съехидничал один из мальчишек.

— А где он научился считать? А он всю арифметику знает? — наперебой расспрашивали меня ребята.

Я сделала вид, что обдумываю вопросы.

— Да, пожалуй, он одолел все четыре действия. Можете задавать ему задачи. — И тут же дала команду Пиф-Пафу: — После зарядки, уважаемый Пиф-Паф, недурно заняться и умственной работой. Ну-ка, кто ему даст пример на умножение?

— Я!

— Нет, я!

— Я, лучше я! Мне очень нравится умножение! — облизнув губы, воскликнула толстенькая девчушка.

«Ну, Пиф-Паф, сейчас нам с тобой достанется!» — подумала я.

Примеры посыпались со всех сторон. Я даже устала в уме умножать, делить и складывать.

— Теперь вы убедились, что Пиф-Паф отлично знает арифметику?

— Убедились! — хором закричали ребята, а любительница умножения прибавила:

— Выучил на «пять».

— Ребята, а вы не рассердитесь, если я сознаюсь вам, что пошутила?

— Можно, я скажу? А я сразу знал. В Уголке Дурова — там это тоже показывают! — торопливо выпалил круглолицый паренёк.

— Вот и расскажи ребятам, о чём ты догадался, — предложила я ему.

— А всё очень просто! У меня даже Бурьян теперь знает, сколько будет дважды два. Он как лаять начнёт, нужно если четыре, так после четырёх тихонечко совсем щёлк пальцами — и он перестаёт лаять. Два нужно — так после двух щёлкаешь. Вот и вся хитрость.

— Молодец! — похвалила я, протянув пареньку руку.

А он тотчас шаркнул ножкой:

— Агафьин Михаил.

Я даже оторопела от такой изысканной вежливости и уже хотела тоже представиться, как меня перебил рыженький веснушчатый мальчуган:

— Мишка, он у нас передовой, даже в девчоночий кружок рукоделия ходит!

— Вдвойне молодец, — поддержала я Михаила Агафьина. — Вот, ребята, Миша вам секрет собачьей арифметики почти разъяснил. Мне осталось немного добавить. Конечно, собака считать не умеет…

— Они глупые, — презрительно поджав тонкую нижнюю губу, сказала одна из девочек.

— Ты не права. Ум собаки, естественно, не такой, как у нас с вами, но глупой её назвать нельзя.

— Пиф-Паф, наверное, обиделся, — заметил кто-то из ребят.

— Вряд ли, — возразила я. — Пиф-Паф не понимает, о чём мы с вами толкуем. Ему знакомы лишь некоторые слова: «ко мне», «сидеть», «рядом», «гулять», «лежать».

Бедняга Пиф-Паф, услышав все команды разом, заметался и стал беспокойно смотреть мне в глаза, словно спрашивая, чему же повиноваться.

— Зато у собаки прекрасно развиты и слух, и зрение, и обоняние, — продолжала я. — Собака — необыкновенно чуткое животное. Вот я и заставляла Пиф-Пафа исполнять любое действие по моему сигналу. Ну как, интересно? — спросила я ребят.

Впрочем, незачем было и задавать этот вопрос. Я видела, как всё, о чём я рассказываю, заинтересовало ребят, и решила приступить к главному.

— А что, друзья, не устроить ли нам во дворе, прямо здесь, настоящий театр зверей?

— А можно? — с радостной неуверенностью протянула любительница умножения.

— Можно! Конечно, в нашем театре не будет ни тигров, ни львов, ни слонов, но ведь нас окружает очень много четвероногих и пернатых друзей.

Артисты найдутся.

— А жаль, что без тигра. Вот бы с тигром здорово было! — мечтательно протянул Рыжик.

— У нас пудель есть, бабушка к лету всегда его подо льва стрижёт.

Только вот цвет у него чёрный, совсем не львиный… — смущённо сказала ещё одна девочка.

— Значит, решено. Завтра в шесть собираемся у меня и по-настоящему всё обдумываем, — сказала я ребятам на прощанье. — Ведь у вас скоро каникулы.

Квартира моя — 15.

Я поднялась к себе, распахнула окно и ещё долго наблюдала за стайкой ребятишек, обступивших огромный землекопатель. С каким восторгом следили они за сжатием железного кулака, в котором кубометр земли казался лёгкой горсточкой! А неподалёку, впряжённая в телегу, мерно пожёвывала овёс лошадь.

Ей ребячье внимание уделялось постольку, поскольку лошадь стояла на мостовой, где, громыхая, проносились тяжёлые пятитонки, не имеющие таких, как у неё, устало-грустных и выразительных глаз, но обладающие сотнями лошадиных сил. Я вовсе не сетую, что восторг отдан металлу, вобравшему в себя силу и волю живого существа. Я счастлива волнением дошколят, подростков и солидных людей, ожидающих из космического полёта дворняг, знаменитых не родословной, а заслугами перед наукой, серых и белых мышей, мух и нежных листочков традесканций — всё это крупинки жизни, посланные человеком для утверждения самой жизни во всей Вселенной.

Но мне становится нестерпимо больно, когда те же подростки не видят рядом с собой этой частички жизни, когда у одного рогатка для воробья, у другого камень для кошки или приблудившейся ко двору собаки. Кто же вступится, кто сломает жестокость, идущую у подростка пока не от сердца, а от избытка энергии? Вот оно, дело твоё, театр! Ты должен вырасти во дворе любого дома, где живут дошколята и пионеры. Театр зверей нашего дома, разожги костёр любви к четвероногим и пернатым, у которых тоже есть хрупкое, отбивающее время сердце! Разожги костёр любви ко всем деревцам и травинкам, которые пустили корни в землю, дающую нам жизнь…

— Ага, это вы! Очень хорошо, именно вас мне и нужно.

Передо мной на пороге стояла дородная женщина, задыхающаяся от гнева и ходьбы по лестнице. Её тон не предвещал ничего приятного.

— Поскольку вы директор этого лжетеатра собак, кошек, крыс и прочего, надеюсь, убытки будете возмещать вы?

— Но позвольте…

— Не позволю! Следуйте за мной!

Я накинула пальто и безропотно отправилась за женщиной. Миновав двор, который сейчас мне показался нескончаемо длинным, мы вошли в один из последних подъездов. Шли молча, поднимались на лифте тоже молча. Зловещее молчание окончилось, как только мы очутились в квартире. Нас тотчас оглушил зычный мальчишечий рёв и хриплый с захлёбыванием собачий лай.