А Валевский - Зеленый остров

Ольга Алексеевна на минуту замолчала, и ребята представили себе не ту дорогу, по которой они шли сюда в июльский полдень с весельем и песнями, а другую, когда осенней темной ночью, в слякоть и стужу, по ней пробирались партизаны, неся на руках своих раненых товарищей. Они отдыхали здесь в этой землянке, перевязывая раны, и шли еще дальше в глубь Синьковского бора, чтобы там, в лесной чаще, которая скрывала и свет и звуки, обогреться у костра и послушать у радиоприемника голос родной Москвы.

Все сидели серьезные и взволнованные, а Ольга Алексеевна продолжала:

— Партизаны отходили с боем, но не было с ними их командира Лаврова и матроса Горбаченко. Лавров с маленькой группой товарищей оказался отрезанным от основного отряда. Пятерка храбрецов мужественно вела неравный бой. Им удалось прорваться, но далеко от своих и ценой больших потерь: трое товарищей пали смертью храбрых, был тяжело ранен и сам командир. Он лежал на земле неподвижно, но сознание не покидало его. «Дай мне гранату, Федор, и уходи… — сказал командир. — Примешь отряд… Я больше не жилец на белом свете…»

Горбаченко успокаивал его: «Уйду, уйду, но только вместе с вами. Разве я могу оставить своего командира… да вы не беспокойтесь, — живыми нас не возьмут. У меня две гранаты: одна — для фашистов, а другой хватит нам обоим. Умрем рядышком на родимой земле!».

Но фашистам было теперь уже не до партизан. Появились наши бомбардировщики. Многочисленные пожары хорошо освещали наземные цели, и, наверное, летчики, начиная громить врага, добрым словом помянули партизан.

«Ну вот, и подмога пришла, — сказал Горбаченко. — Значит, не судьба нам с вами умирать, товарищ командир!»

Он говорил это весело, стараясь не выдать боли, от которой судорожно ныло всё тело. Горбаченко сам был ранен и чувствовал, как неотвратимо убывают силы. Рядом лежал, тяжело дыша, командир, а впереди был долгий путь и тьма ночного леса.

Матрос собрал все свои силы. Ленточку на бескозырке закусил покрепче зубами.

«Отдать швартовы! — сказал он и поднял с земли командира. — Курс на Зеленый остров, командир. Держитесь! Доплывем до наших партизанских берегов!»

Только на рассвете встретили партизаны матроса Горбаченко. В обгорелом ватнике, с многочисленными ожогами и ранениями на всем теле, он нес тяжело раненного командира. В следующую же ночь их обоих отправили на самолете, присланном с «Большой земли».

— Командир Лавров жив! — крикнули ребята. — Мы знаем… Читали о нем… А матрос Горбаченко? Ольга Алексеевна! Что же он?.. Неужели…

Наступила тишина. Все с надеждой смотрели на Ольгу Алексеевну.

— Он жив, ребята.

Вздох облегчения вырвался у всех.

— Горбаченко работает капитаном товаро-пассажирского парохода на Ладоге. Вот и всё, что я знаю о нем от работников Краеведческого музея.

— Ура! — закричали ребята. — Напишем капитану Горбаченко письмо и пошлем бескозырку. Вот, наверно, обрадуется! Эх, найти бы его полевую сумку!

Ольга Алексеевна молчала. Лицо ее стало серьезным и даже суровым. Может быть, в эту минуту она вспомнила свою боевую солдатскую службу, трудные дни войны, фронтовых друзей.

Она провела ладонью по бескозырке, словно погладила по голове матроса, и подняла глаза.

Ребята притихли и смотрели на нее. Помолчав, она сказала:

— Отец Павлуши Кантышева, Герой Советского Союза, — тоже прославленный партизан. Сражался на Украине. Умер от ран после боя. Я это говорю новичкам, — они, наверно, не знают.

Все посмотрели на Павла. Его смуглое лицо при мерцающем огне свечей казалось слегка побледневшим. Рассказанные Ольгой Алексеевной боевые эпизоды стояли перед глазами, как живые картины. Они напомнили Павлу о тяжком и долгом горе матери. Даже теперь, спустя несколько лет, перебирая старые отцовские вещи, она горько вздыхала и украдкой утирала слезу.

Ребята словно угадали чувства своего маленького командира, прочли его грустные думы. Каждому вдруг захотелось подсесть к нему поближе, коснуться плечом, протянуть руку, сказать что-нибудь ободряющее — дескать, не унывай, товарищ, мы рядом с тобой.

Да, это были его верные и преданные друзья. Павел это знал. И, может быть, впервые он не смог сдержать волнения.

— Жаль, что мы тогда были такими маленькими! — сказал он горячо. — Мы бы помогли партизанам-лавровцам в борьбе. Коля Смирнов, Миша Чогур, Петр — все ребята могли бы вместе с партизанами выполнять боевые задания!

— И я бы в таком деле пригодилась, — заявила Аринка уверенно. — Я живу на станции и знаю всё, что на железной дороге делается. Могла бы сообщать вам тайно все секретные сведения: какие отправятся эшелоны и какие прибудут.

— Аринка на станции, а я в городе, — подхватил Вася. — Да, да… Добыв нужные сведения, я пробираюсь по ночному лесу сюда, на Зеленый остров. Мне не трудно найти дорогу по звездам. Я могу ходить в самые опасные разведки и везде пройду тихо и незаметно… — очень тихо прибавил он и замолчал, взволнованно теребя свою кепку.

И все так ясно представили, как в глухом черном лесу неслышно движется маленькая фигурка Василька, козырек его брезентовой кепки отогнут вверх, чтобы зоркие глаза разведчика видели в небе Полярную звезду.

— А я, конечно, медсестра, — сказала Женя. — Здесь, землянке, мой полевой госпиталь. И если кто-нибудь из вас тяжело ранен… Мы бы с Лидой сидели все ночи напролет, чтобы спасти вас! Правда, Лидочка?

— Правда, — сказала Лида, и в ее голосе прозвучали незнакомые твердые ноты, которых никто никогда раньше не слышал. — Правда! — повторила она еще более твердо. — Но если бы мне пришлось умирать так, как умирала Зоя Космодемьянская… Я хотела бы быть похожей на нее… Пусть враги угрожали бы смертью, требуя признаний, я сказала бы так: «Ленинцы не сдаются!».

Она встала, высоко подняв голову, и все увидели ее горящие глаза и залитые густым румянцем лицо и шею.

В наступившей тишине было слышно, как шуршит лента на бескозырке в руках Ольги Алексеевны.

И вдруг поднялся Семен. Он вскочил, волнуясь от накипавшей отваги. Он ничего не сказал, а только взмахнул в ярости палкой, как бы разрубая стальным клинком вражескую каску. От этого рывка пламя свечей взметнулось в сторону и тени ребят вдруг выросли и сблизились, словно тесно сомкнули свои ряды под дулами вражеских автоматов.

Место на холме у землянки, где расположился отряд, получило название «Заветный берег».

Собрав обломки разбитых ураганом белых берез, ребята выложили эту надпись полуметровыми буквами у окраины бора над старицей. Рядом вбили шест, привязали к нему красный флажок и между двумя камнями оставили подробное письмо о дальнейшем маршруте отряда.