Николай Егоров - Всадник на вороном коне

— Тайна, военная тайна…

— Мы понимаем и не обижаемся на вашу скрытность, — вроде бы вправду утешала Ира.

А Костя:

— Любого возьмите, любой в чем-либо проявил себя: что Жора, что Прохор, что Юра, что я… Простите, я себя механически добавил. Пусть скажут другие.

Ох, как хотелось Юре быть тем отличным солдатом, который в чем-либо непременно здорово себя проявляет! Как хотелось быть тем отличным воином, с которым девушкам приятно познакомиться, сдружиться. Которым, можно гордиться.

Юра опустил голову, перебирал камешки, делал вид, что увлечен этим занятием. Лена, сидевшая рядом — чуть двинься и прикоснешься, — с интересом разглядывала голыши, которые Юра задерживал в руке дольше других. И Юра мечтал найти необычный камень и подарить его Лене. Но вокруг были только обычные камни. Видя, что Юра огорчен, Лена сказала, что если повезет, то можно найти камень с оригинальным рисунком, но везет тут редко. А вот в Крыму! Там много красивых камней. Вот была она возле Феодосии вместе с папой и мамой, такую коллекцию собрала. Как-нибудь покажет…

Когда покажет — не договорились. Ира вспомнила, что им пора, и все кончилось…

Как только пацан превращается в юношу, с ним происходит что-то странное. Может, кто-то и знает, в чем дело, но Максим не знает, и объяснить это, естественно, не в состоянии. Поди пойми, почему самостоятельный пацан, преданный друзьям и своим мечтам, вдруг тянется к девчонкам. Думает о них, посвящает им время и дела, поет о них. Даже в строевой песне, в «Северокавказской походной», ни к селу ни к городу торчат слова «не грусти, любимая моя». В припеве! Несколько раз повторяются. И солдаты выкрикивают эту строчку так, словно она главная в песне.

Хорошо, со временем человек должен жениться, завести семью — иначе куда подеваются девушки и кто станет за детьми присматривать, в мам превращаться — ведь без мам и пацанам нельзя. Так пусть человек со временем женится, но не теряет самого лучшего в себе, не забывает о том, что он мужчина! Что же это такое? Друзья там. Туда поглядывает сержант Ромкин — изображает, будто смотрит строго, осуждающе, а дай волю, небось, тоже там был бы. Даже офицеры обратили внимание на ту компанию, смеялись, поговаривали о ней — тоже, выходит, интересно. Разве допустимо такое?

В одном классе с Максимом учится девчонка. Ничего девчонка, спортом занимается — плавает, на соревнованиях выступает, в городском чемпионате первое место заняла. Не шепчется по-за углами с подружками, не хихикает. Не задается, не ябедничает, не притворяется напуганной, если таракана увидит. В общем, как пацан. Ее в классе все уважают. С ней можно было бы подружиться, тем более что она самая красивая, но если бы даже она подружилась с Максимом, он не забыл бы о своих друзьях.

Обиженный, возмущенный, Максим встал, обошел машины, направился к шоссе, что пролегало вдоль моря. Асфальтированная стремительная лента, накатанная до синевы, рассекала сухую каменистую землю. За шоссе пустырь был еще заброшеннее и печальнее. Видно, так изранило, искалечило этот пустырь во время войны, что и теперь тут не сажают деревья, не строят дома…

Максим подобрал кусок железного прута, толстого — в палец, ржавого. Им удобно было откидывать небольшие камни, отклонять колючие кустики. Наверно, здесь лежат еще пули и осколки с той войны. Найти хотя бы один на память. Неужели все подобрали? Или ржавчина изъела металл за долгие годы?.. Попадались серые щепки, дырявые, как кружево, куски жести, битое стекло — ерунда всякая.

Впереди тянулась невысокая насыпь — может, это след старой траншеи? Нет, это канава, которая начиналась у трубы, что была проложена под шоссе. Канаву отрыли давно — на дне блестели, как полированные, следы высохших луж, стены кое-где обвалились. Максим спрыгнул в канаву и пошел по ней. Ничего интересного — глина, камни, обрывки корневищ. Он хотел уже выбраться наверх, как в глаза бросился странный предмет: из-под осыпавшейся земли высовывался кусок тонкой трубы, вроде водопроводной, только сильно попорченный, и что-то круглое. Максим потянул за трубу — она не поддавалась. Поддел круглое прутом — из осыпи выкатился помятый котелок без ручки. Максим поднял его, осторожно вытряхнул землю: котелок истончился, продырявился — руками можно изломать. Наверно, его потерял наш солдат, когда здесь шли бои. А труба? Винтовка? Для винтовки труба толста. Для пушки или миномета слишком тонка. А что, если в этой земле лежит и сам солдат? Если его засыпало, и товарищи не нашли тело, чтобы похоронить его в братской могиле?

Что делать? Разрыть все тут, обследовать, а потом позвать офицеров и солдат? Нет, так не годится! Максим вылез из канавы, воткнул железный прут в насыпь, чтобы сразу найти место, и побежал к машинам.

Он не думал о том, что после здешней битвы прошли десятилетия, что если в земле и лежат останки солдата, то не имеет значения — на час раньше или на час позже отроют их. Наоборот, ему казалось, что промедление мучает того, чьи кости, возможно, сдавлены толщей глины и камня. И он спешил, прибавлял шаг, хотя бежать было трудно по неровному каменистому пустырю. Да еще босиком — того гляди, напорешься на что-нибудь.

Остановившись перед командирами, Максим перевел дух:

— Там котелок нашел… Дуло… и, наверно, там убитый…

— На мины или снаряды ты не напоролся? — спросил лейтенант Чепелин.

— Не!

— Тут надо быть осторожным, эта земля начинена боеприпасами, — сказал капитан. — Лейтенант Чепелин, останетесь за меня. Сержант Ромкин, отберите троих солдат — и за мной.

Ромкин показал рукой на Сусяна и Белея.

— Пусть Юра пойдет с нами, — умоляюще произнес Максим.

— И вы, Козырьков, — сказал сержант.

Максим сунул ноги в кеды и теперь смело шел рядом с капитаном. Остальные за ними.

Невысокий капитан шагал широко, и Максиму приходилось спешить за ним, порой вприпрыжку. Капитан замедлял движение, но ненадолго — снова забывался и снова мчался на всех парах. Удивительно, что он не замечал жары, хотя был одет. Дыхания его не было слышно. Можно подумать — он только и делает что прыгает через ямины, взбирается на бугры, осыпающиеся под ногами, — привык!..

Капитан остановил подчиненных метрах в пяти от канавы, а сам спустился в нее, осмотрел:

— Ищите крепкие палки, подходящие железяки. Покопаемся тут, — распорядился он погодя.

Взяв прут, найденный Максимом, капитан стал разрыхлять землю вокруг трубы, потом вдоль нее. Белей взял за конец, осторожно подергал — она поддалась. Он еще и еще — и вытянул, передал капитану. Тот стал отколупывать почерневшую глину и скоро твердо сказал:

— Это ПТР, противотанковое ружье… Наше… Разрывайте дальше…

Капитан и Белей очищали находку. Сусян, Юра и Ромкин копались в канаве, по грудочке перебирая землю. Нашли четыре гильзы, ручку от котелка, пуговицу. Больше, сколько ни рыли, ничего не попадалось.