Виктор Шурлыгин - Космонавт Сергеев

— Товарищ Командир, — сказал Саня. — Я принесу вам холодной воды.

И осторожно, ступая на цыпочках, метнулся в бытовую комнату к холодильнику. Командир не повернул головы, ничего не ответил. Он глядел в бескрайнее осеннее небо, в просветы облаков, из которых молниями появлялись самолеты. Он предупреждал летчиков о встречном ветре, о падении атмосферного давления, уводил машины на новые высоты, давал советы, изменял скорости. Но теперь Саня смотрел на него другими глазами. Эталон справедливости, непревзойденный ас воздушного боя, наставник и покровитель молодых летчиков — все, чем был для него Командир прежде, воскресло, ожило, осветилось неподдельным восхищением и уважением. Саня был готов выполнить любой приказ этого бесстрастного человека, пойти за ним в огонь и в воду, отдать, если потребуется, жизнь. Бесшумной юлой кружился он по залу СКП, благодаря судьбу за три внеочередных дежурства, за три прекрасных дежурства, позволивших ему понять что-то очень важное, значительное, нужное.

— Восемьсот пятый, — сказал Командир. — Посадка!

Последний самолет коснулся бетонки, смена закончилась. Саня взял ракетницу, зарядил патроном с красной меткой, посмотрел на Командира. Тот кивнул, согнувшись, встал из-за пульта, присел несколько раз для разминки, смущенно улыбнулся: «Ноги совсем затекли». Саня выстрелил в открытую дверь балкона, глядя, как ракета с шипением врезается в опустевшее, безмолвное небо. Командир крякнул, взяв микрофон, уже не сурово, а как-то добродушно сказал:

— Замечаний по полетам нет. На отдых!

И, залпом осушив стакан воды, принесенный Саней, повернулся к начальнику штаба, колдующему над плановой таблицей.

— Ну что у тебя, Василий Степанович?

— Как всегда, — засопел начштаба. — Этого нет, того не хватает.

— Подожди минутку, посмотрим вместе.

Солдаты и офицеры стартового наряда, простившись, загремели сапогами и ботинками по узенькой лестнице, шумно вывалились на летное поле, втиснулись в маленький зеленый автобус. Водитель посигналил несколько раз, но Саня, подойдя к окну, махнул рукой: поезжайте, мол, без меня. И, вооружившись влажной тряпкой, начал протирать стол.

— Ну как, Сергеев, — крутанул кресло Командир. — Не надоело?

— Надоело, товарищ полковник, — честно признался Санька. — Летать хочется.

— Не знаю даже, что с вами делать. Василий Степанович, — Командир повернулся к начальнику штаба, — может, поставим Сергеева на завтра в плановую? А то ведь парень совсем летать разучится!

Санькино сердце гулко ухнуло и застучало мелко-мелко. Он замер, боясь поднять глаза.

— Кого в плановую? — зарокотал начштаба. — Этого охламона?! Через мой труп!

— Это ты, Василий Степанович, правильно заметил, — добродушно согласился Командир. — Охламон, он и есть охламон. Мы с тобой таких кренделей не выписывали.

— Да уж куда нам.

— Не скажи, Вася. И у нас есть что вспомнить. Яки, МиГи…

— Было времечко… — Шумно вздохнув, начштаба отложил карандаш, задумчиво посмотрел в окно, словно хотел разглядеть в потемневшем небе ушедшую молодость.

— Помнишь, Вася, — невозмутимо продолжал Командир, — как ты в училище на Яке-восемнадцать за арбузами летал? Здорово ты тогда старика сторожа подкузьмил. Ох, здорово! Мы целый год хохотали!

— Разве такое забудешь? — зарделся, помолодел начштаба.

— А вот Сергеев бы так не смог. — Командир весело подмигнул старлею доблестных ВВС. — Не-ет, — протянул он. — Ни за что не смог бы!

— Тоже сравнил! — обиделся начштаба, задетый за живое. — Да ты вспомни, Петя, какую я посадочку совершил! Прямо на дорогу. А по ней-то и телеги со скрипом ходили.

— Да, посадочка была классная. Чкаловская посадочка! Но со стариком у тебя еще лучше получилось!

Начальник штаба, казалось, забыл про плановую таблицу, про завтрашние заботы, про охламона Сергеева, с удивлением ловящего каждое слово. Грузный, шумно дышащий, он вдруг преобразился, видимо вспомнив лихие курсантские будни, шумные вечеринки, первые самостоятельные полеты. Влажные глаза заблестели, ожили.

— Лихо, лихо со стариком вышло, — по-мальчишески засмеялся он. — Я как приземлился — прямо к его балагану подрулил, из кабины выскочил, кричу: «Здравия желаю, товарищ бывший буденновец!» И как в десятку попал. Старик берданку к ноге: «Здравия желаю, гражданин летчик!» Ну, я ему руку пожал, говорю: «Приказ есть, товарищ дедуля! Специально самолет послали и мешок с печатью дали. Надо отгрузить пятнадцать арбузов. Самых лучших! Для секретной встречи на высшем уровне! А чтоб враг про эту встречу не разнюхал — к тебе Командарм направил. К старому, проверенному буденновцу!» Старик даже прослезился. Вмиг арбузы выбрал, мешок наполнил, ручкой помахал. Взлетел я, оглянулся. Дедуля по стойке «смирно» стоит, берданка к ноге, грудь колесом… Да, было времечко…

— Отлично прошла «секретная» встреча, отлично, — засмеялся Командир. — А ведь, Вася, я что-то не припомню, чтоб начальник училища тебе такое задание давал!

— Какой начальник училища! — раззадорился начштаба, не замечая подвоха. — Да если б кто узнал — меня бы в три шеи из авиации погнали. Мы же с тобой сами эту операцию разрабатывали! Или забыл? А поскольку я работал в четвертой зоне, как раз над бахчой, вот и привез арбузы. Жалко только, враз все подмели, — вздохнул он. — Хорошие кавуны были, ох хорошие.

— Да, Вася, — в тон ему вздохнул Командир. — Ну и охламоном ты был, ох охламоном.

Начальник штаба насупился, уткнулся в бумаги.

— Сергеев, — сердито спросил он. — У вас когда срок наказания истекает?

— Уже истек, товарищ подполковник!

— Планирую вас завтра на тринадцать тридцать в зону. Один полет. И чтоб без этого! — Он потряс громадным кулаком. — Без этого, понятно!

— Так точно, товарищ подполковник, — гаркнул Санька. — Без этого!

— Отдыхайте, Сергеев. — Командир пожал ему руку.

— Есть отдыхать!

Не чувствуя под собой ног, он пулей вылетел на летное поле. Холодный ветерок, обжигая лицо, разбрасывал по свету желтые листья, мял жухлую траву, полоскал голубое полотнище авиационного флага на башенке СКП. Не дожидаясь автобуса, Саня выбежал на бетонку, еще не остывшую от жара турбин, и, широко ступая, пошел прямо по полосе к горизонту, где, догорая, пламенел закат. На душе было светло, чисто. Высокие лимонно-желтые облака, похожие на петушиный хвост, бетонка, пахнущая смолой, небом, самолетами, первые мохнатые звезды, отблеск берез вдалеке, трели запоздалой птахи, свившей гнездо где-то под фонарем посадочного огня, — бесконечный мир звуков, запахов, красок врывался в него, волновал, будоражил, наполняя отчаянно стучащее сердце ощущением близкого счастья.

Этот мир был его жизнью.

Сворачивая в темный сосновый лес, на тропинку, ведущую к военному городку, он оглянулся. Дальним маяком посреди притихшего, убаюканного сумерками аэродрома светились окна Стартового Командного Пункта. Прозрачная стеклянная башенка излучала мягкий, теплый свет.