Жанна Браун - Переправа

Наш полк с трех сторон окружен лесом, а четвертая сторона проходит по берегу большого озера. Стеклобетонное модерновое здание клуба стоит на взгорье, отгораживая от озера деловую часть территории со всеми ее службами. От двери клуба, обращенной к озеру, спускается к воде красная щебенчатая дорожка, окаймленная, как все дорожки в полку, белеными треугольниками кирпича. Вдоль дорожки зеленые газоны, и на них солдатскими погонами краснеют прямоугольные клумбы цветущих бегоний. Вообще-то, все это красиво, особенно заросли орешника, дикого шиповника и молодые березы по берегу. Здесь, в зарослях, я и нашел себе убежище на замшелом валуне. Сюда я сбегаю, когда выдается свободная минута.

Свободное время для солдата — большой дефицит. Наша рота второй месяц ведет спешные работы по отделке нового учебного корпуса, и мне удается вырваться на «Остров свободы» только в свои законные тридцать минут после обеда. Да и то не всегда, да и то с оглядкой. Нужно проявить солдатскую смекалку, чтобы выскользнуть из казармы втайне от прапорщика Митяева. Помните прапорщика Петренко в роте молодых? Так он, по сравнению с нашим ротным старшиной прапорщиком Митяевым, агнец божий! Недаром несколько поколений солдат зовут его «двужильным Митяем».

Думаю, комиссар, что Митяев и на самом деле двужильный. Я еще ни разу не видел, чтобы Митяев даже не устал, а хотя бы вспотел после шестикилометровой утренней пробежки или разгрузки вагона кирпича…

Представьте себе, комиссар, ширококостого волжанина с пудовыми кулаками, выработанным командирским голосом и недреманным серым оком — классический тип служаки из тех, кто даже во сне остается на своем старшинском посту.

Митяев органически не может видеть солдата без дела. Он свято верит, что: «Солдат должен быть все время занят, даже в карауле. Когда солдат бездействует, ему в голову лезут посторонние мысли».

С характером Митяева мы познакомились в первую же субботу после присяги. В тот день вся рота, вернее, те, кто не был занят в суточном наряде, караульной службе или на других работах помимо роты, драили казарму. На солдатском жаргоне эта еженедельная всеобщая уборка называется ПХД — «пахотно-хозяйственная деятельность».

Когда все окна и двери были вымыты, натерты полы и казарма, с нашей точки зрения, излучала голубой свет чистоты, Митяев вошел, глянул недреманным оком на нашу работу, построил роту и объявил:

— Белосельский, Михеенко, два шага вперед!

Протянув свою лапищу к окнам, вопросил с презрением:

— Ваша работа?

Три окна из двенадцати были протерты так себе. В принципе, ничего страшного, но это ж Митяев!

— Перемыть!

— Степанов, Лозовский, Зиберов… — И презрительный тык пальцем в сторону турника: — Вы натирали пол на этом участке? Взять Машку и натереть заново.

Коля с Мишкой обреченно поволокли громадную тридцатикилограммовую щетку для натирки полов, по кличке Машка.

— И запомните, — продолжал наш старшина, прохаживаясь перед строем. — Майором мне все равно не быть… лодырей и разгильдяев в нашей роте не будет.

Представляете, комиссар, наше удивление: в казарму старшина во время уборки не заглядывал, откуда же он знает, кто что делал да еще по фамилиям? Мистика! С этого дня многие поверили рассказам старослужащих, что Двужильный только глянет в глаза и сразу узнает, что у солдата на уме и на что он вообще способен.

Поэтому вылазки на «Остров свободы» мне приходится делать с оглядкой: попадешь Митяеву на глаза — живо найдет работу. На днях заставил нас с Рафиком выравнивать ржавые гвозди, которые старшина собственноручно повыдирал из старых досок на стройке. У Двужильного в хозяйстве всему есть место, даже старым сапогам. Смешно? К вашему сведению, Митяев сам сделал выкройку и учит ребят шить из голенищ старых сапог тапочки…

Как видите, комиссар, мой кругозор значительно расширился с той поры, как я начал постигать «немудрую науку». Помните наш спор: делать жизнь или жить как живется — щепкой по течению? Теперь я думаю, что здесь нет предмета спора, все в руках обстоятельств. Сейчас, например, я плыву, плыву, комиссар, и даже нахожу в этом радость самоутверждения. Чем хуже, тем лучше.

Наша рота обязана к октябрьским праздникам отделать и сдать учебный корпус. Р-работка, я вам доложу… И в сверхударном темпе. Вообще в армии любая работа производится в темпе престо, что на солдатском языке означает: мухой! Другие степени скорости армии просто неизвестны.

Наш комроты капитан Дименков — сухой, как стручок, глаза тусклые, со слезой, и всегда чем-то недоволен, словно его насильно произвели на свет. Жить-то он вынужден, но без удовольствия. Иногда за работой парни поют, особенно здорово получается дуэт Лозовского со Степой Михеенко — добродушным, наивным трактористом из села Яблоневка, Черниговской области. С песней, сами знаете, работа веселее спорится и время быстрее… Но стоит появиться ротному — все умолкают. И непонятно, почему. Михеенко как-то сказал, что у них в Яблоневке есть мужик, — стоит ему зайти в хлев — самое свежее молоко скисает. Любопытный факт, верно?

Так вот, комиссар, самоутверждение мое зиждется на постулате: «Плоский, зеленый — лег на газон и не видно». Капитан Дименков меня видит, но… не выделяет из общей массы. Я для него «на одно лицо». А Мишка Лозовский — все-таки три курса строительного в активе — со своим неугомонным характером и инициативой уже успел попасть на язык капитану. Несколько раз на разводе Мишка возглавлял список «некоторых»: «Рядовой Лозовский и некоторые другие…».

Я пытался втолковать ему:

— Что ты вечно лезешь со своей инициативой? В нашей, жизни армия эпизод, отсюда главная задача: выполнять безотказно «от» и «до» и спокойненько миновать службу, как пассажиры дальнего следования полустанок…

Бесполезно. Не внемлет. Сама идея ему близка, но натура не позволяет. Мишка из тех, кто на стадионе может быть только на поле, а не на трибунах.

Я за трибуны, комиссар, они тоже предусмотрены правилами игры.

Сегодня на моем «острове» промозгло. Вчера весь день шпарил дождь и затих только к утру. Листья на кустах тяжелые, мокрые — страшно рукой задеть: окатит, как из ведра. Ветер дует с озера, бьет свинцовой волной в камни на берегу, плюется колючими брызгами. Мой валун скользкий, как гриб. Хорошо, что я прихватил кусок фанеры. Не погода, а вдовье счастье, как метко выразился наш Двужильный.

Если бы не нужда, комиссар, сидел бы и сейчас в теплой Ленинской комнате и сражался со Степанычем в шахматы… Сегодня мне жизненно необходимо кое-что обмозговать в тишине. Действительность вторгается в тихую заводь, комиссар, вторгается бесцеремонно и настойчиво. Вчера у меня состоялся любопытный разговор с Вовочкой Зуевым.