Гавриил Кунгуров - Топка

— Я не знаю на кого ты охотишься. Скажи мне, что ты ешь?

— Я ем траву и тальники, — ответил заяц, — и спросил песца: — А ты на кого охотишься и что ешь?

— Я, — говорит песец, — ем мышей, падаль и объедки. Пойдем со мной на охоту, будем есть мою пищу.

Заяц не согласился и сказал:

— У меня светлые, чистые зубы. Я не хочу пачкаться кровью.

Песец рассердился на зайца.

— Ты не хочешь идти со мной на охоту, не будем жить вместе. Уходи от меня в кустарники и ешь там тальники и траву, а я буду жить в лесах и в тундре. Только ты мне больше не попадайся, когда я буду заходить в твои места. Если ты мне случайно подвернешься, я тебя съем.

Заяц с песцом разошлись навсегда по своим местам и стали вечными врагами».

Бабушка поднялась, ребята не задерживали ее. Инэка подала ей мешочек с табаком, который она чуть не забыла в чуме.

Уходя, бабушка с грустью сказала:

Она тяжело вздохнула и, опираясь на палку, поплелась в свой чум.

Ребятам было жаль старенькую сказочницу.

Прошло три лета и три зимы. Семья Топки Большого кочевала по тайге.

Пришло время, когда хорошо ловится рыба.

— Пора на зиму рыбу запасать, — говорил отец Топки, — надо готовиться к большому лову.

Поехали на Синюю протоку. Чумы поставили у самого берега.

Утрами, когда над рекой расстилался белый туман, Топка с семьей выезжал ловить рыбу. Невод забрасывали с лодки, а потом дружно тянули его на песчаный берег.

Топка маленький с матерью старательно выбирали из невода скользкую рыбу. Руки ныли от студеной воды. Он о силой тер их о свои засаленные штаны, чтобы отогреть закоченевшие пальцы.

Усталые и промокшие рыбаки возвращались поздно. Топка маленький и мать враз вскидывали веслами, рассекая ими зеленые волны реки. Отец сидел на корме и коротким веслом направлял лодку к берегу.

Ужинали вкусно и сытно. Ели сырую рыбу. Каждый брал руками большой кусок, придерживал его зубами и быстро у самых губ отрезал от него ножом маленькие кусочки.

На другой день рыбу ловить не выезжали, Отец починял невод и оттачивал крючки на осетров. Мать сушила рыбу. Она разрезала ее на узкие полосы и развешивала длинными рядами.

Вдалеке виднелась желтая песчаная отмель. На отмели всегда было множество чаек. Не даром эту отмель назвали «чаешные пески».

К берегу приближалась лодка. Ехавшие не знали, где приставать лучше, и стали направлять лодку прямо на «чаешные пески».

Не успела лодка приблизиться к берегу, как над головами гребцов поднялась огромная стая белых, как снег, чаек. Они кричали и кружились над самыми головами.

Едва только лодка коснулась мягкого песчаного берега, чаек стало еще больше, крики усилились. Невозможно было выйти из лодки: казалось, что птицы вот-вот заклюют непрошеных гостей.

Приехавшие рыбаки стали пугать чаек, они махали руками, веслами, а один, сняв рубаху, махал ею.

Но птицы были бесстрашны и еще больше злились, кричали и кружились низко-низко, над самой лодкой.

Внимательно посмотрев на берег, рыбаки увидели крупные белые цветы с красными серединками. Цветы, как живые, слегка покачивались.

Оказалось — это самки-чайки. Они сидели на желтом песке и высиживали птенцов, осторожно поворачивая по сторонам свои белые головки с желто-красными клювами.

Рыбаки отплыли от этого места.

Смелые чайки-самцы больше не нападали на рыбаков, они с криками победителей быстро исчезли.

Рыбаки подошли к чуму, но, посмотрев на «чаешные пески», они увидели, что по желтому песку ползет что-то черное, будто большая черепаха.

Это был мальчик с луком и стрелой. Он так ловко полз на животе, так осторожно подкрадывался, что чайки совершенно его не замечали.

Один рыбак зашел в чум и сказал:

— Зачем мальчишка бьет чаек?

Отец мальчика высунул из чума голову, приложил руку к глазам, посмотрел и довольным голосом ответил:

— Ого, видно, мой Топка будет хороший охотник!

— Но ведь чаек никто не ест, — возразил ему рыбак!

Отец Топки рассмеялся и спокойно сказал:

— Орленок будет орлом, вороненок — вороном, а сын хорошего охотника — хорошим охотником.

Отец Топки, важно сплюнув, добавил:

— Топка — маленький охотник. До уток ему далеко, до гусей — еще дальше, пусть пока за чайками охотится, приучает и руки и глаза.

В это время Топка, затаив дыхание и прищурив левый глаз, метился прямо в белую головку.

Рыбаки, расспросив как им ближе проехать на «щучью протоку», уехали...

Вскоре Топка, высоко вскинув голову, нес огромную белую чайку. Белые крылья добычи волоклись по песку. В глазах его сверкал огонек гордости.

Лук и стрелу он нес так, как это делали старые опытные охотники.

Топка шел с видом большого охотника. Это была его первая крупная добыча. Радости его не было конца.

Однажды, когда ребята играли в чуме, пришла мать Топки и сказала:

— Русские в наше стойбище приехали!

Многие ребята никогда не видели русских и сильно испугались.

— Мы будем в чуме, русских в щелку посмотрим, — заявили они.

Но Топка уже выбежал из чума. Ребята прошептали ему вслед:

— У Топки сердце смелое, как у орла.

Не успели ребята взглянуть в щелки, как увидели, что к чуму идут двое молодых русских и с ними Топка. Это были учителя.

Топка шел смело и осторожно нес желтый ящичек с ремешком.

Ребята в один голос сказали:

— У Топки сердце смелое, однако, смелее чем у орла?..

В это время кожаный полог чума открылся, и в чум зашли приехавшие и Топка. Ребята испугались и бросились под шкуры. Один из приехавших ласково спросил:

— Почему так испугались, разве мы страшные?

Но ребята, особенно девочки, еще глубже закутывались в мягкие шкуры и пугливо сверкали черными глазками.

Тогда Топка на своем языке сказал:

— Вы, пугливые, как зайцы, выходите! Русские гостями будут в нашем чуме, стыдно так принимать гостей.

Но никто не двигался с места. Только Инэка тихонько подвинулась к Топке и чуть-чуть потрогала пальцем желтенький ящичек. Топка ее остановил.

— Трогать этот ящичек нельзя: в нем кто-то сидит!

Инэка в страхе спрятала руку.

Увидели ребята, что приехавшие подали Топке целую горсть разноцветных ледяшек: красных, белых, желтых, зеленых.

Все удивились. Топка каждому сунул в руку по ледяшке и сказал:

— В рот кладите, вот так, как я.

Инэка первая вскрикнула:

— Добрая еда, в руках не удержать, как живая рыбка, сама в рот скользит! — и тихонько засмеялась.