Гавриил Кунгуров - Топка

— Худые у меня пастухи: такого доброго оленя не могут отбить у этого голыша!..

Сын одобрительно качал головой. Пальси злобно закричал:

— Жена, зови Еремчу!

Топка Большой ехал обиженный и грустный. Вдруг олень пугливо вздрогнул и остановился. Топка увидел перед собой сына. Топка маленький дышал тяжело и отрывисто, как молодой олень после большого бега. Он стоял, склонив низко голову, и крупные слезы падали на голубой мох.

Отец и сын молчали.

Топка маленький тихо сказал:

— Возьми меня в свой чум... Жить у Пальси я не могу.

Отец сердито ответил:

— Слово я дал Пальси, слово мое крепче камня. Как его нарушить?

Кругом тихо, тихо... В этой глухой тишине слышно было как колотилось в груди сердце и у отца, и у сына.

Тишину нарушил строгий голос отца:

— Слово охотника — самое крепкое слово!

Опять стало тихо.

Сын прошептал:

— У меня горе большое случилось: злая волчица олененка разорвала...

Глаза у отца сделались большие и страшные, складки глубокие на лбу поднялись.

Крепко задумался отец Топки: и сына жалко и слово дал... Как тут быть?

Он вспомнил хитрые глаза Пальси, свою горькую обиду и решил первый раз в жизни нарушить слово.

Отец Топки ехал мрачный. Всю дорогу он думал одно и то же.

— Худые дела делаю, — твердил он, — слова свои, как шерсть грязную, на ветер бросаю...

Он готов был передумать и отправить сына обратно к Пальси, сдержать свое крепкое слово. Но перед ним вновь мелькали хитрые и злые глаза Пальси, и вновь сердце обливалось горячей обидой.

Отец Топки не передумал.

К чуму подъехали поздно. Молча расседлав оленя, отец пустил его пастись. На вопросы жены ответил коротко:

— Собирай все, поедем на реку Виви. На старом месте счастья нам не увидеть.

Жена ответила:

— Ведь до этой речки 40 дней ходу, разве можно доехать на наших оленях.

Отец Топки сердито крикнул:

— Мокрому не страшен дождь! Бедный не боится далекого пути. Как-нибудь доедем!

Он сел чинить старенькую упряжь, готовиться в далекий и трудный путь.

Топка затосковал, помогая отцу, он думал о школе, но спросить отца об этом не решался.

На другой день, когда уже все было готово к отъезду, к чуму подошли учителя. Они возвращались с самого далекого стойбища. С ними ехали в школу три будущих школьника: одна девочка и два мальчика.

Топка обрадовался. Опять долго говорили о школе. Мать Топки плакала. Отец упорно молчал.

Наконец, отец тихо промолвил:

— Пусть Топка едет в школу, пусть наши пути разойдутся...

Долго выбирали проводника. Отец Топки сказал:

— Яптунэ хорошо знает короткую дорогу к русским, — пусть ведет.

Все согласились.

На другой день, когда все было готово и все попрощались, Топке стало страшно, но он не показывал вида. Мать прятала заплаканные глаза. Старательно укладывала в дорожные сумы пресные лепешки и кусочки сухого мяса. Потом она привязала сумы к седлу оленя, на котором должен ехать ее сын, и долго ласкала большую голову оленя. Слышно было как она шептала:

— Олень моего отца, ушами чуткий, глазами зоркий, ногами осторожный!.. Горячую кровь свою не жалей — сына моего береги и ночью, и днем, и в бурю, и в дождь!..

Мать подошла к сыну, завязала на его груди несколько узелков счастья, и они попрощалась. Вскоре, построенные гуськом, олени тихо двинулись в путь.

Одни из них пошли в сторону севера, другие — на юг.

Топка ехал в школу, а его родители, пробираясь через горы, тайгу, речки и болота, ехали на новое место, на реку Виви.

Пути сына и отца разошлись.

Прошло пять дней с тех пор, как выехал Топка.

Дядя Яптунэ ехал на первом олене, за ним — Топка.

— Скоро будет последняя стоянка, — сказал дядя Яптунэ, — а там поедете рекой, через русские деревни. Далеко, ой, как далеко!

Вскоре олени, почуяв жилье, ускорили шаги.

Когда олени поднялись на гору, всем стали видны остроконечные чумы стоянки. Это была последняя стоянка эвенков. Отдыхать расположились в самом большом чуме. Здесь пришлось жить три дня, пока не пришла большая лодка. На стоянке было много ребят, они тоже ехали в школу. Многие из них уже учились. Побывав в родных чумах, они возвращались обратно в школу.

Ребята быстро подружились.

Однажды в чум с шумом вбежала веселая Нипка. Ребята тут же сочинили и пропели песенку.

Всем понравилась эта песенка, ее пели несколько раз. Топка быстро заучил песенку наизусть. Нипка сказала:

— Давайте писать, кто лучше слово напишет.

Ребята согласились. Топка не умел писать, он сел в сторонку и внимательно смотрел. Некоторые достали бумагу и карандаши, а у кого не было, тот взял бересто и уголек. Все удивились, когда увидели, что дядя Яптунэ тоже взял бересто и уголек, и тоже пишет.

— Как так? Ведь он в школе не был! Как же он пишет?.. — Удивились ребята.

Дядя Яптунэ подал написанное вперед всех.

На бересте красовалось:

| | | + + + )·

Каждая черточка обозначала одного оленя. Каждый крестик — десять оленей, а скобочка и точка обозначала Яптунэ.

Нипка захохотала:

— Это не буквы, а следы чаек на песке!

Все громко рассмеялись.

Дядя Яптунэ сердито сказал:

— Вы, как гуси на озере, надо мной гогочете, а моя грамота лучше вашей!

Он быстро вышел из чума.

Вдруг кожаная дверь чума открылась и показалась голова оленя.

Дядя Яптунэ сказал:

— Вот, смотрите, — и показал ухо оленя. На нем была вырезана скобочка и точка.

Потом дядя Яптунэ бросил на мягкие шкуры свой ножик, кожаную сумочку, костяную табакерку. Всюду красовалась скобочка и точка. На деревянной рукоятке ножа и костяной табакерке это было вырезано, на кожаной сумочке — вышито.

Дядя Яптунэ разъяснил:

— Каждый хозяин имеет свой значок и ставит его на всех своих вещах. Если я потеряю ножик или табакерку, тот, кто найдет, скажет:

— Это значок Яптунэ, и добро это Яптунэ, надо скорее ему отдать. И дедушка мой, и отец имели этот же значок, знали крестик да черточку — хорошая грамота! А вас учат писать много. Разве на ушах оленя много напишешь? А?..

Дядя Яптунэ посмотрел на ребят с гордостью и достоинством.

Хитрая Нипка дала дяде Яптунэ бумагу, карандаш и сказала:

— Напиши своей грамотой — школа.

Дядя Яптунэ смело взял карандаш, долго вертел его в руках, хмурил широкий лоб, а слово написать не мог. Рассердился и крикнул: