Лидия Чарская - Дели-акыз

Но Глаше и Селте не до красоты ночи… Их мысли горят… Их руки трепещут от волнения… Лихорадочны их движения, когда в беседке из ползучего винограда и роз, чудесно укрытой в дальнем углу двора-сада, они надевают, поверх надетого на них чужого платья, еще другое.

Предусмотрительная Фатима надевает на Селту наряд Аминат, предварительно окутав девушку теплою шалью, дабы придать её тонкой Фигуре некоторое сходство с неуклюжей толстухой Аминат.

Что же касается Глаши, то с ней дело обстоит куда лучше. Старая Зюльма не велика ростом и достаточно худа… Её бешмет и шальвары, конечно, несколько велики Глаше, но сейчас весьма кстати. Обычные чадры, без которых не выйдет на улицу ни одна восточная замужняя женщина, закутывают их головы, лица и отчасти Фигуры.

— Сама родная мать не узнала бы, вот как нарядила вас Фатима… Ну, а теперь счастливо бы выбраться за ворота, а там добрый путь и да хранят вас ангелы Аллаха! — все тем же шепотом роняет молодая татарка и, сделав знак обеим спутницам следовать за нею, спешно шагает вперед. Глаша, изображающая собою старую Зюльму, идет за нею последней, вперевалку двигается закутанная в шали и бешмет Селтонет, подражая походке толстухи Аминат.

Месяц выплыл и снова спрятался за свою облачную завесу. Где-то, оставив недолгий огненный след, покатилась по небу звезда…

«Чья-то душа это… хорошо бы, если бы она помолилась за нас с Селтой, за благополучный исход нашего бегства», — подумала Глаша, заметив звезду.

В тот же миг послышался снова шепот Фатимы.

— Тихо… Теперь тихо… и ничего не говорите… Не надо говорить… Одна Фатима говорить станет… Одну Фатиму слушать надо… — шептала на ухо Глаше молодая татарка.

Потом она сказала несколько слов по-татарски Селтонет. И вдруг громко и весело рассмеялась, заставив вздрогнуть от испуга и неожиданности своих спутниц. Этот смех веселым раскатистым эхо повторили горы и разбудили человека, дремавшего у ворот.

Это был Бекир, нанятый сторожить дом, главное, пленниц.

При виде трех женских Фигур, приближающихся со смехом к воротам, он вскочил с камня, на котором дремал и схватился было за винтовку.

— С каких пор джигиты воюют со слабыми женщинами? — насмешливо бросила ему, поймав его движение, Фатима и снова звонко рассмеялась. И снова горы повторили этот звонкий смех.

Бекир сконфузился, узнав младшую хозяйку.

— Селям, — почтительно произнес он приветствие и приклонил руку ко лбу, губам и сердцу.

Но Фатима изо всех сил дернула его за рукав бешмета.

— Что ты, или черные демоны помутили твой разум? Или детей в твоем ауле с детства не учат почитать старших?.. Разве ты не видишь старшую хозяйку, госпожу Зюльму, и вторую супругу твоего господина, госпожу Аминат, что отдаешь «селям» раньше мне, самой младшей?

Еще больше, по-видимому, смутился и растерялся Бекир.

— Госпоже Зюльме селям… Госпоже Аминат селям, — бормотал он, как бы извиняющимся голосом.

— То-то же… А то можно было думать, что обычаев не знаешь, — важно произнесла Фатима, первая выходя за ворота.

Сильно бились сердечки Глаши и Селтонет, когда они медленным, рассчитанным шагом двинулись мимо озадаченного и сконфуженного Бекира.

А Фатима тем временем, чтобы не возбудить и дальше подозрений, громко говорила по-татарски.

— Ну вот, госпожа, ну вот, Фатима тебе же сказала, на воздухе — благодать! Свежо, как под крылом ангела Аллаха! И перестанет болеть твоя голова, госпожа Зюльма. Вон там, внизу, под ручьем, еще будет лучше… И если хочешь совсем поправиться, намочи конец чадры в студеной воде потока и потри ею виски… Сразу боль утихнет…

И, болтая так без удержу, она первая скользнула по тропинке вдоль ската.

Мнимые Зюльма и Аминат поспешили за нею.

«Спасены»! — вихрем пронеслось в голове каждой из них.

Но в ту минуту, когда ворота и сонный Бекир исчезли позади в ночном сумраке, неожиданно со стороны дома раздался громкий, визгливый голос настоящей Зюльмы, кричавшей по-татарски во все горло:

— Они бежали! Обе бежали! Сам шайтан и горные демоны помогли девчонкам! Бекир! Ахмет! Рагим, сын мой! В погоню за ними! Скорей в погоню! Не то нас всех со свету сживет наш повелитель!

— Мы пропали! — первая прошептала Глаша и замерла на месте.

— Все пропало! — повторила за ней шепотом Селтонет.

— Бегите… Скорей бегите! — схватила их обеих за руки Фатима. — Прямо по тропинке до первого утеса! Там река… У берега большие камни, ниже — кусты… За ними заляжете… Может, не заметят… Храни вас Аллах и Магомет, Пророк Его! А я назад…

И, слегка толкнув Селтонет и Глашу по направлению к горной тропинке, Фатима, что было духу, пустилась назад.

Девушки стрелой понеслись вперед.

В это время месяц снова выплыл из-за туч и осветил местность. Сами горы, казалось, сторожили эту глушь. Сами бездны точно караулили тропинки. Было светло, как днем, благодаря лунному сиянию, и опасность полететь в пропасть в пылу бегства не угрожала. Зато погоня могла их легко заметить.

— Ради Бога! Ради Бога, спеши, Селта! В быстроте наше спасение! — изредка с прерывающимся дыханием бросала набегу, летя впереди подруги, Глаша.

Но Селту не надо было и подбадривать. Она и так неслась со всех ног по горной тропинке. Сбросив с себя широкий бешмет и тяжелую шаль, стеснявшие её движения, она в одной кисейной рубашке, куртке и шальварах, мчалась стрелой под гору.

Глаша, тоже освободившись от всего лишнего, летела стремглав, не жалея ног.

Но позади них уже слышалась погоня.

Гулкий звон подков о каменистый грунт долетел до слуха беглянок. Слышны были громкие, гортанные крики, угрозы, брань…

— Боже Милосердный! Они скачут верхом! Они на лошадях! — помертвев, прошептала Глаша и первая метнулась за прибрежный камень утеса.

Селтонет бросилась за ней, и обе притаились, лежа плашмя на острых камнях, под навесом выдавшейся над горным потоком скалы.

— Еще немного… И у меня разорвется сердце! — вырвалось сдавленно из груди Селтонет.

— Потерпи ради «друга» и Селима… — шепнула Глаша и, чтобы придать ей бодрости, крепко сжала её руку.

А лошадиный топот приближался с каждым мгновением. Теперь беглянки явственно уже различали отдельные голоса и слышали, как ругаются Бекир и Ахмет, и как Рагим отдает им какие-то распоряжения. Вот они остановили лошадей, спрыгнули на землю и пошли вдоль берега.

— Вот здесь, в скалах, им не уйти далеко… — сказал по-татарски Рагим.

Селтонет, понимающая по-татарски, вся вздрагивает:

— Они близко… Они рядом! Да спасет нас Аллах!

Глаша даже не двигается… Прижалась к мокрому камню и лежит, точно замерла. Проходит минута… Другая… Третья… И глубокий вздох вырывается у неё из груди.