Эдмондо Де Амичис - Сердце

— Тише, — шепнул мне Деросси, беря меня за руку. — Разве ты не знаешь? Третьего дня Кросси сказал мне, что он случайно видел деревянную чернильницу в руках у своего отца, только что вернувшегося из Америки, чернильницу, в виде конуса, выточенную от руки, с тетрадью и пером; это, очевидно, та же самая чернильница… а шесть лет… Кросси говорил, что его отец был в Америке, а он на самом деле был в тюрьме. Кросси был еще совсем маленьким, когда отец его совершил преступление, и матери удалось обмануть своего сына, он ничего не знает. Так что смотри, ни полслова об этом!

Я онемел от изумления и не мог отвести глаз от Кросси. Тогда Деросси решил задачу и передал ее под партой Кросси. Потом он подарил ему лист бумаги. А когда учитель дал Кросси ежемесячный рассказ, под заглавием «У постели больного отца», то Деросси взял его из рук Кросси и сказал, что перепишет сам. Он подарил также Кросси несколько перышек, всё время похлопывая его по плечу, и взял с меня честное слово, что я ничего никому не скажу.

А когда мы выходили из школы, Деросси торопливо шепнул:

— Вчера отец Кросси приходил за ним, сегодня он, очевидно, тоже придет: делай то же, что буду делать я.

Мы вышли на улицу. Отец Кросси был уже тут. Он стоял немного в стороне. Это был мужчина с черной, седеющей бородой, с бледным и задумчивым лицом, плохо одетый. Деросси крепко пожал руку Кросси, так, чтобы его отец это видел, и громко сказал:

— До свидания, Кросси!

Я сделал то же самое.

Но одновременно Деросси густо покраснел, и я тоже. Отец Кросси пристально посмотрел на нас. Глаза его глядели ласково, но вместе с тем в них сквозили тревога и подозрение, от которых у нас сжалось сердце.

В один дождливый мартовский день мальчик, одетый по-деревенски, промокший и грязный, с узелком под мышкой, переступил порог больницы, основанной когда-то неаполитанскими монахами, подал письмо и спросил о своем отце. У маленького крестьянина было красивое продолговатое лицо, смуглое, но бледное, задумчивые глаза и полные полуоткрытые губы, из-за которых сверкали белые зубы. Он пришел из деревни, лежащей недалеко от Неаполя. [26] Неаполь — один из красивейших городов Южной Италии. Его отец, который год тому назад уехал искать работу во Францию, недавно вернулся в Италию, высадился в Неаполе, но внезапно заболел и едва успел написать своей семье несколько строк, чтобы сообщить, что он приехал и попал в больницу. Его жена, получив это известие, пришла в отчаянье; она не могла отлучиться из дому, где у нее была больная дочь и маленький ребенок, и поэтому послала в Неаполь своего старшего сына, снабдив его небольшой суммой денег. Он должен был ухаживать за отцом, за своим «батей», как говорил он.

В этот день мальчик прошел пешком десять миль. Привратник взглянул на письмо, позвал служителя и велел ему отвести ребенка к отцу.

— Как твоя фамилия? — спросил служитель.

Мальчик, дрожа от страха, что сейчас услышит страшное известие, назвал свою фамилию.

Служитель не помнил такой фамилии.

— Это старый рабочий, приехавший из-за границы? — спросил он.

— Да, мой отец рабочий, — ответил мальчик, всё больше и больше волнуясь, — но не такой еще старый. Он приехал из-за границы, это верно.

— А когда он поступил в больницу? — продолжал спрашивать служитель.

Мальчик заглянул в письмо:

— Кажется, пять дней тому назад.

Служитель немного подумал, потом, вспомнив что-то, сказал:

— Ну да, четвертая палата, последняя койка.

— Он очень болен? Что с ним? — с тревогой спросил мальчик.

Служитель посмотрел на него, не отвечая, потом произнес:

— Пойдем со мной.

Они поднялись по двум лестничным маршам, прошли длинный коридор и оказались перед открытой дверью; за ней виднелась палата с двумя рядами коек.

— Иди за мной, — повторил служитель, входя в палату. Маленький крестьянин собрался С духом и пошел за ним, с опаской поглядывая направо и налево, на бледные, истощенные лица больных. Некоторые из них лежали с закрытыми глазами и казались мертвыми, другие смотрели в пространство широко открытыми неподвижными глазами, как будто были без сознания. Некоторые жалобно стонали, как дети. В палате стоял полумрак, воздух был насыщен острым запахом лекарств. Две сестры ходили по палате с пузырьками в руках. Дойдя до конца палаты, служитель остановился у изголовья одной из коек, отдернул занавеску и сказал:

— Вот твой отец.

Мальчик зарыдал, выронив свой узелок, припал головой к плечу больного и взял неподвижно лежавшую поверх одеяла руку.

Больной не шевельнулся.

Мальчик встал, снова взглянул на своего отца и зарыдал еще громче. Тот посмотрел на сына долгим взглядом и, казалось, узнал его, но губы его не раскрылись.

Бедный «батя», как он изменился! Его совсем нельзя было узнать! Волосы его поседели, выросла борода, лицо распухло и стало багрового цвета, кожа была натянута и блестела, глаза запухли, губы раздулись, весь он страшно изменился. У него оставались прежними только лоб и изгиб бровей. Он очень тяжело дышал.

— Батя, милый батя, — говорил мальчик, — это я, разве вы меня не узнаёте? Ведь это я, Чичильо, ваш Чичильо… Я пришел из нашей деревни, меня послала мама: Посмотрите на меня хорошенько. Неужели вы меня не узнаёте?

Но больной, пристально посмотрев на него, снова закрыл глаза.

— Батя, батя, что с вами? Я ваш сын, ваш Чичильо.

Больной не двигался и продолжал тяжело дышать. Мальчик, плача, взял скамейку, сел на нее и стал ждать, не отрывая глаз от лица больного.

«Когда придет доктор, — думал Чичильо, — он мне объяснит, что случилось». И он погрузился в грустные мысли — стал вспоминать своего милого отца, припомнил день разлуки, последнее прощанье на пароходе, надежды, которые вся семья возлагала на эту поездку, и отчаянье матери, когда она получила последнее письмо. Он думал также о смерти, представляя себе своего отца мертвым, видел мать в черном платье и семью, обреченную на бедность.

Так прошло много времени. Вдруг чья-то рука легко коснулась его плеча, и он вздрогнул. Это была сестра.

— Что с моим отцом? — быстро спросил ее мальчик.

— Это твой отец? — ласково спросила сестра.

— Да, это мой отец, я пришел к нему из деревни, что с ним?

— Не падай духом, дитя мое, — сказала сестра, — сейчас сюда придет доктор, — и она ушла, не прибавив ни слова.

Через полчаса Чичильо услышал звон колокольчика; в палату вошел доктор со своим помощником. За ними следовали сестра и служитель. Они начали обход палаты, останавливаясь у каждой койки. Мальчику это ожидание казалось вечностью, и при каждом шаге доктора у него захватывало дыхание. Наконец они подошли к соседней койке. Доктор был высокий, сутулый старик со строгим лицом. Не успел он отойти от соседней койки, как маленький посетитель вскочил на ноги, а когда врач подошел, Чичильо снова принялся плакать.